Принцесса для психолога
Шрифт:
— Будь проще, — посоветовал тот и, подавая пример, подцепил кусок пальцами.
— Если я буду еще проще, меня перестанут пускать в приличные дома, — доверительно поделился телохранитель, но от красной рыбы не отказался, пусть и руками. — Так как, ты не против заглянуть на чашечку кофе… к Алете? Или тебя здесь срочные дела держат?
— Ничего меня не держит. Нигде. Я, Шура, до пятницы совершенно свободен… — произнес Руслан с мазохизским удовлетворением.
— Тогда по последней — и двинулись.
… Шаари Малье, по прозвищу Обжора, встречал людей, легких на подъем. И сам был из них. Но, обычно, чтобы куда-то сорваться, ему требовалось хотя бы оседлать коня и взять плащ, флягу и оружие.
Руслан же лишь посмотрел на него круглыми, чуть навыкате, темными глазами, без должного пиетета опрокинул в себя, действительно, неплохой напиток (не чета винам Монтреза, но вполне — вполне). Потом сгреб со стола початую бутыль, поискал пробку, заткнул горлышко и, перехватив ее поудобнее, объявил:
— Алету угощу. Ну что, мы идем?
Ошалевший маг только головой покрутил от такой простоты. А потом махнул рукой и слегка прищелкнул пальцами, вызывая из сопряжений Арчибальда, бессменного проводника по мирам.
Глава 5 Цветок под семью покрывалами
Рыжее солнце уже откатилось за горизонт и черные "шерстяные дома", закрытые на ночь полосатыми тентами, почти слились с песками. Чуть поодаль мирно дремали привязанные к шесту верблюды — темный и белый.
В "женской комнате" было в меру прохладно. Яркий ковер с прихотливым красно-черно-белым узором приятно щекотал босые ноги. Атени курила кальян, пребывая в том странном состоянии между сном и явью, в котором к ней, иногда, приходили боги и духи.
Иногда это были "правильные" боги и духи, иногда — нет. Атени не различала их, да и не стремилась. Ее делом было — передать очередное озарение нынешнему калафу, царю племени ниомов. А уж как он распорядится знанием — то не ее головная боль.
Атени считалась глубокой старухой — уже тридцать шесть, очень много для Видящей. Она и выглядела старухой: седые волосы, заплетенные в ритуальные десять кос, спрятанных под узорный платок, морщинистая кожа, сожженная здешним, безжалостным солнцем, пальцы, скрюченные от прялки. Дар видящей — да четыре чудом сохранившихся зуба это все, что удерживало Атени от путешествия "на черном верблюде за край ночи".
Она этого не боялась. Устала бояться. Надоело. Да и кальян сыграл свою роль. Речь ее все чаще бывала бессвязной, а мысли разбегались, как потревоженные скорпионы. И были, порой, такими же ядовитыми.
Калаф вошел не пригибаясь — дом Атени был высок.
— Здравствуй, — бросил он, пытаясь сообразить, в каком настроении Слышащая.
Атени подняла на него глаза, подернутые пленкой катаракты. Усмехнулась.
— Здравствуй, Ведущий.
— Я принес в жертву трех рабов и козу.
— Знаю.
— Что сказали духи?
Атени потрясла головой, словно в ухо ей залетела пчела.
— А что ты хотел услышать, Ведущий?
— Благоприятен ли завтрашний день для начала задуманного мной, — обстоятельно сообщил он.
Атени прикрыла глаза… Можно было этого и не делать, она уже давно была почти слепа — это участь всех Слышащих. Духи дают возможность слышать, но в уплату забирают что-то столь же важное.
Калаф терпеливо ждал. Он знал, что Атени нельзя торопить, иначе полубезумная старуха может и вовсе позабыть не только о чем спрашивал Ведущий, что еще пол беды, но и то, что ответили духи. Наконец она соизволила шевельнуть беззубым ртом:
— Духи ничего не сказали на этот раз, — и раньше, чем калаф вспылил, веско добавила, — они показали.
— Что? Говори, старая ведьма, иначе, клянусь своей нитью, я разрублю тебя пополам, выну внутренности и скормлю собакам!
— Стра-ашно, — сладко и тягуче зевнула Атени.
Если бы калаф не знал точно, что Слышащая давно тронулась умом, он бы заподозрил, что над ним издеваются.
— Говори же, — сказал он намного тише. И — спокойнее.
— Со стороны востока пришел воин в черном шлеме, бросил факел — и пески загорелись. Хичины попытались залить их водой из оазиса, но вода горела тоже…
— Вода горела? Ты все же окончательно спятила! Такого быть не может, вода не горит. Если только… — калаф осекся и сам себе ритуально прикусил язык, чтобы не проговорится. Кто знает, кому пустынные ветра могут нашептать лишнего.
— Спасибо, Атени. Тебе принесут мяса, — сказал он, развернулся и вышел.
Старуха не услышала. Она опять занялась кальяном, покачиваясь из стороны в сторону под музыку, которую играли для нее духи. Ну, наверное, духи — иначе чем объяснить, что больше никто ничего не слышал, как не прислушивался.
Покинув Слышащую, калаф подозвал троих мужчин, одного весьма преклонных лет, двоих — чуть помоложе и вполголоса отдал приказ:
— Отправляетесь на рассвете, сопроводите Шекер. У мертвого оазиса встретите караван и присоединитесь к нему. С собой возьмете… по два десятка воинов, хватит.
— Духи сказали, что день благоприятный? — переспросил старший.
— Того не знаю. Темное предсказание. А только ждать нельзя. Кто-то знает о нашей находке. Как бы не опередили.
Оказавшись в границах своего походного двора, калаф свернул к дому, выделенному Юмшан и ее выводку. Там еще не спали, младшая жена ложилась поздно. Дел у нее было много, как и у любой младшей.