Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
— Господин комендант? — раздался рядом с ним голос сержанта, который догнал его и снял шляпу.
— Что вы сказали? — спросил Пардальян, оборачиваясь.
— Господин комендант, каковы будут ваши указания? Должен ли я закрыть ворота?
— Ах, мой дорогой! К какому коменданту вы обращаетесь?
— Но… — пробормотал сержант, — как же… Я предполагаю, что это вы — новый комендант Бастилии…
— Кстати! — вскричал Пардальян, хлопнув себя по лбу. — Я ведь чуть не забыл… Друг мой, сделайте мне одолжение, сходите в Северную башню и освободите своих товарищей, которых я там запер. Что касается коменданта…
— Комендант! — произнес сержант, лязгнув зубами.
— Да-да! Господин де Бюсси-Леклерк! Вы найдете его в подземелье второго яруса, где он, должно быть, очень бранится. Идите, друг мой, идите.
— Но разве вы не новый комендант? — завопил сержант, бледнея оттого, что перед ним забрезжила смутная догадка.
— Я? — спросил Пардальян с ледяной холодностью, которая всегда появлялась в его голосе, когда он забавлялся. — Я такой же узник, как те господа, которых вы вытолкали прочь. И вы видите, я поступаю так же, как они: я ухожу отсюда…
Сержант остался стоять на месте, вытаращив глаза от удивления и испуга. Когда он пришел в себя, Пардальян и Карл были уже далеко.
— Скажите господину коменданту, — прокричал Пардальян, — что я с радостью буду к его услугам, когда он захочет опять взять реванш!
— К оружию! — заревел сержант, рвя на себе волосы. — Бунт!
Однако шевалье и молодой герцог уже исчезли в глубине улицы Сен-Антуан. Бедолага-сержант потребовал, чтобы пробегавший мимо патруль завернул в Бастилию. Но патруль спешил на крепостные стены и не обратил внимания на его крики. К тому же в то утро в Париже кричали все. При свете восходящего солнца глазам редких горожан, оставшихся у себя дома, представилось странное зрелище.
Большинство дверей было забаррикадировано; поперек улиц были протянуты цепи. Все мужчины находились у крепостных стен. На самих стенах кишела огромная толпа, которая пристально всматривалась в мирный горизонт.
Герцог де Гиз, расположившийся у Новых ворот — самого уязвимого места обороны, так как противник мог попытаться проникнуть в город по Сене, — собрал здесь свои лучшие войска. Кавалеристы выехали за стены, чтобы попытаться разведать, каковы же силы роялистов…
Постепенно разведчики один за другим возвращались… И все приносили один и тот же ответ…
Вокруг Парижа нет никаких роялистов! Нет никакого врага! Нет никаких атакующих.
Как же так? Отчего возникла паника? Почему били в набат? Какой колокол зазвонил первым? Никто не знал. Гиз, раздраженный и хмурый, в конце концов пожал плечами и закричал Мореверу и Менвилю, которые находились рядом с ним:
— Если уж наши парижане приходят в такое волнение при виде тени волка, то что будет с ними, если они увидят самого зверя? Мои братья и моя мать правы. Надо уезжать!
Войска вернулись в казармы, толпы народа смущенно разошлись по домам: цепи были сняты, баррикады разобраны…
Герцог де Гиз возвратился в свой дворец. Когда он проезжал по улицам, распространился слух, что скоро будет устроено большое шествие и что сын Давида, Великий Генрих, Святой Генрих, вот-вот встретится с Валуа.
Около семи часов утра Гиз вернулся во дворец и приказал немедленно начать приготовления к отъезду в Шартр.
— Моревер, вы нас сопровождаете! — добавил герцог, пристально глядя на него.
— Конечно, я приму участие в путешествии, ваша светлость, — с поклоном ответил Моревер. — А разве могло быть иначе?
— Я полагал, что вы, возможно, захотите уладить кое-какие дела… В Монмартрском аббатстве, например.
Моревер побледнел. Гиз приблизился к нему, приставил кончик пальца к его лбу и глухо, чтобы только Моревер мог слышать его, произнес:
— Даже тогда, когда у вас будет сто тысяч ливров, — вы слышите меня, Моревер?.. даже когда вы будете достаточно богаты, чтобы покинуть меня, даже тогда, когда вы согласитесь стать соглядатаем в аббатстве бенедиктинок…
— Монсеньор!
— Даже тогда, когда вы будете счастливо и достойным образом женаты — ты слышишь, Моревер?.. даже тогда я запрещаю тебе глядеть на ту девушку… Я запрещаю тебе покидать меня!
— Ваша светлость, — сказал, запинаясь, удивленный горячностью герцога Моревер, — будьте уверены в том, что…
— Ты больше меня не покинешь: ты будешь жить, здесь; и я требую, чтобы на пути в Шартр ты все время был рядом, если хочешь, чтобы голова, которой я только что коснулся, оставалась у тебя на плечах…
Моревер поклонился, бормоча заверения в полнейшей покорности. Но про себя подумал: «Как только проклятый Пардальян будет подвергнут пытке, я уеду!.. Именно потому, что дорожу моей головой!»
Вслух же он сказал:
— Монсеньор, нынче утром мы должны отправиться в Бастилию… Простите, что я напоминаю об этом, но вы мне обещали…
— Да-да, — сказал герцог, успокоенный показным раболепием Моревера, — ты хороший слуга и можешь быть уверен в том, что я никогда ничего не забываю… даже то, что тебе был обещан чин капитана дворцовой гвардии!
Моревер вздрогнул.
— Но помни, — продолжал герцог, — чин надо заслужить, постоянно выказывая преданность тому, кто сможет его тебе пожаловать!
— Да, мой господин, и нам уже время ехать! — нетерпеливо сказал Моревер. — Палачу было назначено прийти в семь часов и…
— Лошадей! — закричал де Гиз, смеясь. — Поторопимся же удовлетворить желание нашего друга, иначе он вот-вот бросится на нас и разорвет на кусочки. В Бастилию! Ты с нами, Менвиль?
— По чести говоря, монсеньор, я признаю, что у меня вырос на Пардальяна огромный зуб, — отозвался Менвиль. — Но он все же храбрец, а мне претит видеть, как умирают люди, которые не могут защищаться со шпагой в руке…