Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
И Бюсси-Леклерк солгал! Он солгал, мысленно поклявшись изжарить Пардальяна на медленном огне, потому что Пардальян был причиной его лжи! Он солгал и, побледнев, принялся обзывать себя в душе самыми последними словами… Однако же… он солгал! Он придумывал различные перипетии, настойчиво описывал детали и в конце концов заявил, что Пардальян был им обезоружен…
— И вот тогда, — продолжал он, — в тот момент, когда я наклонился, чтобы поднять его шпагу, Пардальян предательски и вероломно обрушил мне на голову сильнейший удар кулаком, способный свалить быка. Я упал, ткнувшись носом в пол, и потерял сознание, ведь я все-таки не бык… Когда я пришел в себя, я был один, я был заперт в камере!.. Но это еще не все!.. Все остальное невероятно, неправдоподобно, но это чистая правда! Все случившееся столь невообразимо, что Пардальян, должно быть, заключил договор с самим дьяволом! Впрочем, он всегда служил Князю Тьмы!..
Леклерк рассказал, как он долго кричал, рычал, рвал и метал, почти вышиб дверь камеры, колотя в нее руками и ногами; как, наконец, обезумевшие от страха сержант и солдаты выпустили его; как он поспешно поднялся во двор, где его глазам предстало неописуемое зрелище: кругом кровь, мертвые и раненые во всех дворах, все ворота открыты, подъемный мост опущен… Он допросил оставшихся в живых стражников и узнал, что произошла ужасная катастрофа: несколько сражений во мраке, жестокие рукопашные схватки… можно было подумать, будто Пардальян командует целой армией, недаром весь гарнизон Бастилии поверил, что король в Париже. И, наконец, Леклерк поведал о побеге всех узников, освобожденных этим чертовым Пардальяном!..
Рассказ об этих невероятных событиях, многократно прерывавшийся восклицаниями Гиза и Менвиля, продолжался довольно долго, и всем показалось, что они слушают одну из старинных легенд. Моревер сидел молча, погрузившись в себя, трепеща от страха. В воображении всех троих Пардальян стал какой-то совсем уж фантастической личностью.
Герцог де Гиз удостоверился, что его тяжелая шпага при нем, и посмотрел на дверь, словно ожидая увидеть там несокрушимого шевалье. Менвиль же убедился, что у него под бархатным камзолом по обыкновению надета добрая кольчуга.
— Хорошо, — сказал герцог, — я немедля приму все меры, какие только можно принять против столь опасного преступника.
И Гиз стал лихорадочно писать приказ.
— Бюсси, — сказал совершенно бледный Менвиль, — я думаю, что ты прав. Этот мерзавец, должно быть, заключил договор с Сатаной.
— Если только он и не есть сам Сатана! — сказал Бюсси-Леклерк, который был не так уж далек от того, чтобы согласиться с этим предположением, настолько неправдоподобным казалось ему то, что Пардальян смог его обезоружить.
Что касается Моревера, то он не произнес ни слова. Он размышлял. И мысли его были невеселы…
— Вот! — сказал герцог, заканчивая составлять приказ и подписывая его. — Пусть этот приказ будет объявлен немедленно. Если негодяй Пардальян выпустил на свободу двадцать узников Бастилии, то наверняка лишь для того, чтобы попытаться сколотить из них шайку и предоставить ее в распоряжение Валуа!.. Среди узников были Шалабр, Сен-Малин и Монсери…
Ни Гизу, ни какому-либо другому благоразумному человеку никогда не пришла бы в голову мысль о том, что Пардальян в том ужасном положении, в котором он находился, мог потерять столько драгоценного времени, отворяя двери узникам Бастилии лишь для собственного удовольствия.
— Бюсси, — вновь заговорил герцог, — я тебя прощаю…
— Ах, монсеньор! — запинаясь, пробормотал Леклерк; он склонился к руке герцога и поцеловал ее.
— Моревер, Менвиль, Бюсси, вас троих связывает с сего дня со мной нечто более сильное, чем прежние дружба, преданность и честолюбие…
— Что же это, ваша светлость? — задыхаясь, спросил Моревер, заговоривший в первый раз с начала рассказа Бюсси-Леклерка.
— Страх! — ответил герцог. — Нас всех четверых будет неотступно преследовать мысль о том, что этот Пардальян собирается расправиться с нами…
Все вздрогнули, так как их мысли были совершенно одинаковы.
— Так вот, объединим с сегодняшнего дня наши силы, наш разум, нашу храбрость. Мы словно путники, заблудившиеся в лесу, где бродит свирепый хищник. Будем же держаться достойно. Выйдем вместе против дикого зверя. Ибо до тех пор, пока этот зверь будет жив, я и ломаного гроша не дам ни за вашу шкуру, ни за свою!..
И растерянные, тревожно озирающиеся, несчастные Моревер, Бюсси и Менвиль начали с того, что по приказу герцога де Гиза обошли весь дворец и удвоили караулы…
Глава 50
«ЖЕЛЕЗНЫЙ ПРЕСС»
Это же делал в это время тот, кто является причиной столь мучительных страхов, а также событий, которые произойдут в ближайшем будущем только потому, что ему пришла в голову мысль осмотреть Бастилию? Ощущая некоторую неловкость, мы вынуждены сообщить, что Пардальян в данный момент ел пирог с угрем в таверне «Железный пресс», короче говоря, занимался весьма прозаическим делом.
Итак, ранее мы уже видели, как Пардальян и Карл Ангулемский, покинув Бастилию, пошли по улице Сен-Антуан. Она была забита растерянными толпами горожан, которые кричали: «К оружию!» и бежали к крепостным стенам. Благодаря этой сумятице и неразберихе беглецы прошли, никем не замеченные. Однако вскоре Пардальян внезапно остановился и прислонился к стене.
— Что с вами? — спросил Карл. — Это все от волнения, не так ли, дорогой друг? Или… от потери крови?..
— Нет! — ответил Пардальян. — Я просто голоден, вот и все!
И так как у юного герцога по-прежнему был озадаченный вид, он продолжал:
— Да! Посмотрел бы я на вас на моем месте! Черт побери! Я не ел уже двое суток!
— Мы сейчас недалеко от улицы Барре, — сказал Карл, — но у меня есть все основания предполагать, что после всего случившегося мой дом — наименее надежное убежище в Париже для нас обоих…
— Неужели? — отозвался Пардальян, который при этих словах сделал над собой усилие и преодолел-таки свою слабость. — А кстати: что, черт побери, с вами все-таки случилось? Как вышло так, что оставив вас в тот момент, когда вы скакали по берегу Сены, я несколько часов спустя обнаружил вас в Бастилии?
— Зайдем в этот кабачок, — промолвил Карл, глубоко вздохнув, — и я расскажу вам свои злоключения, пока мы будем завтракать. Видите ли, — добавил он застенчиво, — я тоже голоден.
— А меня еще и жажда мучит! — подхватил Пардальян. — Я просто схожу с ума от жажды. Но погодите, мой дорогой герцог! У вас есть деньги? У меня нет ни единого дукатишки, ни единой самой мелкой монетки.