Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
Какое-то неистовство овладело несчастным юношей, и он грубо схватил Фарнезе за руку.
— Кто вы такой, вы сами? Кто эта женщина? Почему вы сказали, что Виолетта умерла? Откуда вы это знаете?
Поникший, мертвенно бледный, растерянный кардинал ответил:
— Кто я такой? Несчастный, которого в ужасный час прокляла женщина и который погиб от любви, снедавшей его душу! Посмотрите на меня… Я Жан де Кервилье, возлюбленный Леоноры де Монтегю, отец Виолетты…
— Ее отец! — воскликнул Карл, с ужасом глядя в лицо кардинала, искаженное
— Ее мать! — прошептал Пардальян, с жалостью посмотрев на цыганку Саизуму.
— Бегите! — произнес кардинал как бы помимо своей воли. — Бегите, молодой человек! Не дотрагивайтесь до меня! Все, что связано со мной, — проклято!
— Я любил ее! — рыдал Карл. — И вы, ее отец, тоже дороги мне! О каком проклятии вы упомянули? Я хочу говорить о ней с тем, кто должен был воспитывать ее, охранять, любить…
Каждое из этих слов ранило сердце Фарнезе. Тот, кто должен был воспитывать Виолетту, охранять, любить?!. Несчастный юноша еще больше смутил душу Фарнезе, и ему захотелось отсюда скрыться. Он повернулся к Саизуме… к Леоноре.
— Идем! — прохрипел он, почти обезумевший. — Идем, бежим вместе!
Пардальян положил ему руку на плечо.
— Ну же, — сказал он, — будьте мужчиной. Вот мой друг, господин герцог Ангулемский. Он любил бедняжку Виолетту. Вы сказали, что она умерла. Не откажите, по крайней мере, в этом страшном утешении несчастному юноше: он должен узнать, как именно она умерла.
— Она, — прошептал Фарнезе, — была убита.
Пардальян вздрогнул. Мысль о герцоге Гизе пронеслась у него в голове.
— Убита? — переспросил он холодно. — Кем?
— Одной женщиной… тигрицей… О! Ей удалось ускользнуть! Горе мне, горе вам, потому что я не убил ее, хотя она была у меня в руках!
— Эта женщина! — прошептал, содрогаясь, шевалье. Задыхающийся от рыданий Карл тоже подошел к ним, чтобы услышать страшное имя.
Кардинал сделал над собой огромное усилие, и ему удалось обрести некоторое спокойствие:
— Не советую, — продолжал он, — не советую вам встречаться с ней. Вас уничтожат. Вы, который оплакивает Виолетту, который любит мою драгоценную дочь, — я испытываю к вам все то горькое сострадание, какое может испытывать человек, страдающий, как и вы. Герцог Ангулемский и вы, сударь, — берегитесь этой женщины. Вы знали и любили Виолетту, и эта женщина наверняка знает и ненавидит вас! Бегите, если есть время, бегите из Парижа, бегите из Франции, бегите из любой страны, где она может появиться; у нее везде шпионы, она все знает, все видит.
— Но вы сами! — воскликнул Пардальян, который не мог сдержать дрожи.
— Я другое дело! — ответил Фарнезе. — Я — приговоренный, который идет навстречу своей судьбе. Я поклялся, что Фауста умрет. И если Фаусте суждено умереть от руки человека, этим человеком должен быть я!
— Значит, женщина, которая убила Виолетту, это…
— Ее имя Фауста!
— Ах так! — воскликнул Пардальян. — Я вижу, мои
Фарнезе тем временем приблизился к Леоноре. Но теперь, когда она надела красную маску, ее очарование исчезло. Перед ним была не Леонора де Монтегю, а цыганка Саизума. Он протянул к ней руки и тихо произнес:
— Леонора, я все еще люблю тебя! Леонора, прокляни меня, но бежим вместе. Я отогрею твое сердце, я разбужу твою душу.
Саизума засмеялась тем ужасным смехом, который уже раньше несколько остудил пыл Фарнезе.
— Мое сердце! — сказала она. — Разве вы не знаете, что оно осталось там, в соборе, и епископ растоптал его…
— Идем! — прогремел кардинал. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной!
Безумие придало цыганке силы, она освободилась от объятий Фарнезе и пронзительно закричала:
— Жан де Кервилье! Это ты зовешь меня?
Кардинал отшатнулся, на лбу его блестели капли пота, волосы растрепались.
— Жан де Кервилье, — вопила сумасшедшая, надвигаясь на него, — чего ты хочешь от меня? Куда ты хочешь увести меня? О! Отец мой, где вы? Колокол звонит… вот проклятый, он поднимает золотую дароносицу и собирается благословить вас…
Скорбный хриплый стон сорвался с губ пятившегося Фарнезе.
— Проклятый! — прошептал он. — Да, проклятый! Конечно, проклятый!
И он, растерянный, смятенный, бросился бежать. Шевалье вытер пот, струившийся у него со лба.
— Пойдемте, — сказал он, взяв Карла за руку, — уйдем из этого монастыря, где воздух наполнен проклятиями…
Карл горестно покачал головой и указал на Саизуму.
— Ее мать! — прошептал юноша.
— Цыганка… сумасшедшая… Впрочем, я вас понимаю…
Он быстро подошел к Саизуме.
— Сударыня, — сказал он тихо, — вы узнаете меня?
Безумная вперила в него странный испытующий взгляд.
— Нет, — ответила она. — Но кто вы — неважно. У вас не такой голос и не такой взгляд, как у человека, который только что был здесь. А этот голос, если бы вы знали… он кипящим свинцом жжет мне сердце! Эти черные глаза, знаете… ах! — продолжала она, внезапно горько усмехнувшись. — Знаете, этот взгляд, этот голос… я было подумала, что они принадлежат проклятому… но я же знаю, что он мертв!
— Сударыня, — спросил Пардальян с той же мягкостью, — хотите ли вы пойти со мной?
С минуту Саизума очень внимательно смотрела на него.
— Да, хочу, — ответила она наконец, — я не вижу в ваших чертах ничего такого, что бы внушало мне недоверие или страх.
— Так пойдемте…
И Пардальян взял руку цыганки и вложил ее в руку Карла. Сам же шевалье поспешил за дверь. Снаружи он нашел Пикуика, который верно нес свою службу у лаза. Что же касается Кроасса, он исчез. Наши читатели уже знают, что с ним случилось.