Принцесса Кики
Шрифт:
– Гавин, я твой плащ захватил? – чтобы обратиться к идущему шагов на десять позади капитану, Ромиону пришлось оглянуться.
– Ваше Величество? Да, мой.
– Спасибо, – Ромион улыбнулся. Это опять была дежурная улыбка: у Ромиона такими были все, кроме разве что тех мгновений, когда он оставался наедине с братом-бастардом и его женой. Сейчас король изобразил искреннюю благодарность – не отличишь от настоящей. – Мне жаль, что я не дал тебе сегодня выспаться.
– Ваше Величество, зачем вы так – это мой долг. – Капитан покраснел. Ромион повысил его всего пару месяцев назад, и бедняга ещё не привык к монаршему вниманию. Зато охранял лучше, чем предыдущий – например, никогда не жаловался, если Ромиона приходилось забирать ни свет ни заря от очередной любовницы. И всегда делал это лично.
Ромион снова улыбнулся – теперь покровительственно.
– Гавин, а ты ведь не женат.
– Нет, Ваше Величество, – отчеканил капитан.
Ромион снова оглянулся: красный, как рак, капитан был забавным зрелищем.
– А почему?
– Служба, Ваше Величество. И… я ещё молод.
–Тебе двадцать семь, ты старше меня. И ты считаешь, я должен жениться, а ты ещё слишком молод? – Ромион остановился, капитан тоже.
– Ваше Величество, прошу меня простить, если мои слова вас задели…
– Меня не могут задеть твои слова, решения касательно своей жизни я принимаю сам, – усмехнулся Ромион. – Мне просто интересна твоя точка зрения. Итак?
– Ваше Величество, мне жена только помешает служить вам, а вы же, напротив…
– … Сделаю в Сиерне всех счастливыми, если обзаведусь наследником. Ну да, – кивнул Ромион и отвернулся. – Гавин, ты сегодня будешь сопровождать меня на смотринах. Твоя же смена?
– Да, Ваше Величество.
– Там будет много красивых девушек, Гавин, присмотрись.
– Но, Ваше Величество, они же ваши возможные невесты…
– Одна из них, – усмехнулся Ромион. А потом добавил: – И я тоже присмотрюсь.
В королевских покоях Его Величество уже ждал целый штат камердинеров – и Ромион позволил себе окунуться в утреннюю рутину. В это время он мог даже дремать, настолько всё было привычно. К тому же, слуги делали за него почти всё сами, даже одевали. Таковы были традиции, и их Ромион не видел смысла менять – особенно, если благодаря им можно лишних десять минут поспать.
Очнулся он уже умытый, одетый и – слуги с поклонами, отступили – посмотрел на своё отражение в большом, в полный рост, зеркале на стене.
Оттуда на него глянул худенький стройный мальчик лет семнадцати – и то с натяжкой. Светлые, почти белые волосы слуги усердно промывали настоем ромашки и долго потом расчёсывали. Только поэтому волосы сейчас лежали крупными, мягкими волнами и на солнце сверкали золотом. Ромион провёл по ним рукой, поправил выбившийся на лоб не завитый локон и, вздохнув, посмотрел отражению в глаза. Собственно, только глаза о его настоящем возрасте и говорили: ребёнок так смотреть не может. Ребёнок наивен, мягок – Ромион перестал быть им уже лет в десять. Всё остальное – тонкие, мелкие черты, лицо, словно состоящее из прямых линий и острых углов, худоба и низкий рост… Ромион этим пошёл в мать – она тоже была хрупкой, маленькой и некрасивой. Милой, но красавицей её даже льстецы не называли. Однако она была женщиной, и всё это ей шло. Ромиона же на вид делало слабым.
Зеркала не врали, и раньше Ромион отлично понимал, почему девушки не влюбляются в него без памяти. Вот Дамиан – красавец, каких поискать. Всё при нём – и стать, и рост, и лицо яркое, выразительное. Сразу видно: принц. Ромион из-за этого всегда брату завидовал – потому что если поставить их с Дамианом рядом, король Сиерны проигрывал ему по всем статьям. И никогда, никогда об этом не забывал. Впрочем, у Ромиона были другие достоинства.
Корона – не отцовская, со слишком длинными и острыми зубцами, а новая, маленькая, почти диадема, усыпанная жемчугами и изумрудами (цвета Сиерны: белый и зелёный) – и вышитая золотом одежда помогали скрыть некоторые недостатки. Камзол делал Ромиона чуть плотнее, специальная подкладка в подошве сапог – выше. Но всё это были лишь уловки, а правду Ромион никогда не забывал. И давным-давно заставил себя к ней привыкнуть.
Солнце уже совсем взошло, и его лучи заливали коридоры дворца золотым ярким светом. Ромион спустился в сад – ту его часть, что примыкала к посольству фей. Здесь деловито жужжали пчёлы и сладко пахли уже раскрывшиеся цветы – розовые, алые, фиолетовые, синие… Ромион был уверен, что здесь можно найти даже бледно-зелёные колокольчики, которые цвели, вообще-то, лишь в эльфийском лесу и то пару дней в году. Но что феям законы природы? Их цветы распускались тогда, когда феи того желали.
Звонко пели птицы. Ромион прошёл по дорожке, усыпанной розоватым песком (откуда-то из Туманных гор, действительно розовых), обогнул замысловатую клумбу, сплошь покрытую разноцветными анемонами, и очутился в беседке, увитой виноградом и вьюном. Ни охраны, ни слуг здесь не было – только посол, леди Эстелла, тоненькая фея в платье из голубых колокольчиков, склонилась в поклоне.
Ромион сделал капитану и ещё двум стражникам, которые сопровождали его всё это время, знак отойти – они встали на изгибе тропинки. Оттуда было хорошо видно беседку, но не слышно, что там говорится – если, конечно, не повышать голос.
– Эстелла, ты можешь идти, – произнесла другая фея, в золотом платье, украшенном розами. В её распущенных длинных волосах сверкала золотистая пыльца, и Ромион, глядя на неё, невольно вспомнил, как часто другая фея, принцесса, буквально взрывалась облаками такой пыльцы.
– Королева Глория, – улыбнулся он, склонив голову. – Какой приятный сюрприз!
Фея недовольно посмотрела на него. Она сидела за богато уставленным столом – все блюда из кухни Садов (цветы в сахаре, мёд, сиропы…). И держала кружечку с настоем так, будто в нём был яд.
– Король Ромион. Сколько ещё мне нужно упрашивать вас сказать, где сейчас моя дочь?
Ромион прошёл к столу, налил настой себе, подлил королеве фей и с прежней улыбкой отозвался:
– Моя прекрасная королева, я сожалею, но мне по-прежнему неизвестно, где находится ваша дочь.
Глория бросила на него неприязненный взгляд и откусила лепесток засахаренной розы.
– Мой дорогой король, мы оба знаем, что это неправда.
– Я не стал бы вам лгать, моя прекрасная королева! – отозвался Ромион, окуная ломтик пшеничного хлеба в цветочный мёд. Перебрасываться такими вот взаимными обвинениями вперемешку с комплиментами он мог долго.
Королева фей вытерла салфеткой губы и бросила на короля долгий внимательный взгляд.
– Вы любите мою дочь, Ромион. – Прозвучало это именно как утверждение, а не вопрос.