Принцесса на горошине
Шрифт:
– Сам ты!.. – У Лили с языка явно рвалось какое-то ругательство, но она кинула на меня быстрый взгляд и сдержалась. Гордо вскинула голову, задрала повыше подбородок, а бывшему возлюбленному с пафосом сообщила: - Если бы ты был настоящим мужчиной, Коля, сам бы поехал и устроился. А ты на меня, на женщину, всё свалил! И ещё денег от меня требуешь. – Лиля взяла меня под руку и попросила: - Пойдём, Марьяна, не хочу с ним больше разговаривать.
Мне, собственно, тоже не о чем было разговаривать с этим молодым человеком, и произошедшая прилюдно ссора, мне
– Не подходи ко мне больше.
– Ты взяла его деньги? – спросила я сестру, когда мы достаточно отдалились от злого Николая.
Тот был зол, не нужно было приглядываться к нему, чтобы заметить, как его распирает от эмоций, но за нами следом он не кинулся, наверное, всё же впечатлившись охраной и наличием у них оружия в кобуре.
Лиля шла рядом со мной и помахивала маленькой сумочкой. Свою руку с моего локтя она убрала, и теперь держалась от меня на расстоянии шага. Упрямо усмехнулась.
– Взяла и что? – проговорила она. – Мне нужны были деньги в Москве на первое время, а Колька… - Она на меня глянула взглядом, который говорил: «ты ничего не понимаешь в реальной жизни». – Он месяцами жил на иждивении моих родителей. Ел, пил, под крышей спал. И не работал. Вот долг и вернул. Хоть как-то. Так что, я ему ничего не должна.
– То есть, ты его обманула, когда обещала позвать к себе?
– Конечно, - удивилась она. – Зачем он мне нужен в Москве? Тащить за собой ненужный багаж? Я замуж хочу, и не за него.
Я помолчала, раздумывая.
– Зачем же ты с ним жила? – поинтересовалась я. – Значит, любила.
– Дура была, - отрезала Лиля. Посмотрела на меня серьёзно. – Не хочу прожить жизнь, как мать. И не проживу.
Я кивнула. Для чего я стала бы с ней спорить?
– Ну и правильно, что Кольку прогнала, - сказала мама, когда мы вечером с ней встретились, и Лиля поведала ей историю о возмутительном поведении бывшего возлюбленного. – Таскается и таскается, всё вопросы задает. Где ты, да когда приедешь. А я ему так и сказала: никогда. Никогда не приедет. В Москве останется, жизнь свою устроит.
Я наблюдала за тем, как мама протянула руку и потрепала младшую дочь по волосам. Вот только Лиля тут же возмущённо качнула головой и из-под материнской руки выскользнула. Чем заслужила лишь милостивую улыбку.
Мы сидели за столиком всё в том же ресторане, я наблюдала, слушала, но в разговоре почти не участвовала. Да и как я могла участвовать, не зная обстоятельств, предшествующих расставанию влюблённых.
– Нет никаких обстоятельств, - махнула мама рукой. – По дурости подобрала дворового парня. Ни кола, ни двора, ни мозгов. В дом привела: люблю - не могу. А я предупреждала. Нет от него никакого прока. Хорошо хоть вовремя опомнилась. – Она на Лилю посмотрела. – Понимаешь же теперь, что мама была права?
Сестра кивнула и сказала:
–
– И будешь жить, - уверенно заявила мама. – Всё у тебя будет. Не как у меня. – На меня посмотрела и спросила: - Когда вы уезжаете? – И тут же добавила: - Нечего вам тут торчать. Тоска смертная. Вам, девочки, в Москву надо.
– Я уезжаю завтра утром, - туманно проговорила я. О том, что возьму с собой Лилю, не упоминала, но это, кажется, посчиталось само собой разумеющимся. А я промолчала. Промолчала, потому что сама ещё ничего не решила. Смотрела на мать и сестру, наблюдала за ними, и не знала, как мне поступить. Что-то меня тревожило, терзало мою душу, интуиция бунтовала. Но это были мои родные люди. Единственные, кто у меня остался, и я повторяла себе это раз за разом.
– Давай уедем сегодня, - предложил мне Пал Палыч, когда мы покинули ресторан. До нашего ухода последовало мое прощание с мамой, которое должно было стать очень трогательным, но что-то мне откровенно помешало прижаться к ней, как дочь к матери, пустить слезу и поклясться, что мы совсем скоро увидимся. Я маму обняла, выслушала, как рада она была со мной встретиться, что счастлива оттого, что мы так легко нашли общий язык и стали по-настоящему матерью и дочерью, и я обняла ее в ответ на ее слова. Просто не знала, что еще сделать. И что-то промямлила в ответ о том, что тоже счастлива.
Так что, уходила из ресторана я с тяжестью на душе, а тут Пал Палыч еще со своими намеками. Я остановилась, мы как раз вышли на улицу, и повернулась к нему. Взглянула строго.
– Пал Палыч, из-за чего ты нервничаешь?
– Я нервничаю?
– удивился тот. И тут же решительно качнул головой.
– Я не нервничаю, Марьяна. Я советую.
– Что? Рвануть на ночь глядя в Москву?
– К полуночи будем дома, - пообещал он.
– Ты по своей кровати соскучился?
– Марьяна, не шути, - попросил он.
– Я просто не понимаю, что происходит. Ты едва ли не подпрыгиваешь от нетерпения. Чтобы поскорее уехать.
– Я, вообще, не понимаю, что мы здесь делаем.
– Рыков обошел меня, открыл для меня заднюю дверь автомобиля. А когда я садилась в салон, взял и сказал: - Тебя ждут в Москве.
Я на него посмотрела. Сдвинула брови.
– Кто?
Он помедлил. Я заметила. Потом сказал:
– Дела. Совет соберется через два дня.
Теперь уже я помедлила, призадумалась.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сообщили.
– А почему не сообщили мне?
– Вот и я о том, Марьяна, - шикнул он на меня.
– Ты должна быть там, всюду присутствовать. Все решать. А мы здесь какого-то черта торчим!
– Рыков отступил от автомобиля, расправил плечи и сообщил мне официальным тоном: - Утром мы выезжаем домой. У меня приказ тебя доставить.
– Приказ?
– переспросила я.
– Очень интересно. И чей же?
Он смотрел на меня и думал о чем-то. Затем безнадёжно махнул рукой, и захлопнул мою дверь. Но как только он сел в салон, я снова задала свой вопрос: