Принцесса Намонаки
Шрифт:
— Почему же ты меня не убил?
— Я поклялся вам, госпожа. Теперь это в прошлом.
Интересно, думал ли его наниматель так же?
Вслух я сказала только:
— Ну и отлично. Это всё? Я хочу спать.
Ли считал, что это не всё.
— Госпожа, я дважды предал вас. Сначала, когда использовал, чтобы остаться во дворце, потом, когда продал, чтобы спасти Соля.
Я уже поняла, что в ближайший час мне заснуть не светит. Жаль, назавтра планировался ранний подъём, а мне, сове, это было как ножом по сердцу. Куда страшнее, чем слова Ли, о которых я давно уже догадывалась. После слов императора я, конечно, сложила два и два.
— И что?
Ли больше не прятался за маской спокойствия — он потрясённо смотрел на меня.
— Неужели для вас это ничего не значит, госпожа?
— Почему это должно что-то значить?
Он был сбит с толку, точно.
— Госпожа, почему после всего вы мне помогаете?
— Тебе? Я помогаю себе избавиться раз и навсегда от канцлера.
— Госпожа, не нужно лгать. Я же Шепчущий. Я чувствую то же, что и вы. Я знаю, что нравлюсь вам, и не понимаю: вы должны меня ненавидеть, тогда почему…
Я чуть его не ударила. Мы столько тренировались в эти дни, и я так ненавидела его в этот момент. Мне хотелось затолкать эти слова обратно ему в глотку — как он смеет?..
Видимо, он и правда что-то почувствовал, потому что наконец заткнулся.
— Я не Шепчущий, — сказала я, подойдя очень близко, так, что могла бы поцеловать его, и тянуться бы не пришлось, во сне мы были одного роста. — Но я знаю, зачем ты это говоришь. Так вот, завтра я отправляюсь на эту чёртову охоту, а ты из кожи вон вылезешь, но поможешь мне. Понятно?
Ему было понятно, я по глазам видела. Но он ещё попробовал возражать:
— Госпожа, это очень глупо…
Тогда я подалась к нему ещё ближе и выдохнула в лицо:
— Умолкни.
Слава богу, на этот раз он послушался. Мне потребовалась минута, чтобы успокоиться и сказать:
— Я не дура, Ли. Я понимаю, где оказалась. Я видела тебя насквозь с самого начала. Мне хотелось ошибаться, но… — О да, я не Шепчущая, но не заметить, как он вздрогнул от моих слов, было невозможно. — Я не верила тебе и не верю сейчас. Невозможно предать того, кто тебе не верит.
Он сказал в ответ только:
— Госпожа, умоляю, останьтесь.
Я усмехнулась.
— Да ладно, ну умру я — тебе-то что?
— Я клялся, госпожа. Я умру следом.
— Ну да! Соль-то жив, — фыркнула я. — Всё, довольно. Я хочу спать, а не слушать тебя.
Больше Ли ни о чём подобном действительно не заикался.
На охоту евнухов не брали — только телохранителей. Мои все десять собрались ехать в полном составе, пока я их пыл не охладила: дескать, еду налегке, беру только Ли. С ним у нас была общая цель, значит, пока Ли можно было верить. Остальным — боже упаси. Засланными казачками и подарками от душки-канцлера среди них могли быть вообще все.
Я жалела, что Ванхи придётся оставить во дворце — по хозяйственной части он сильно помогал, и, если что случится с моей одеждой, конём или оружием, справляться придётся самой. Сомневаюсь, что Ли за пару мгновений пришил бы мне оторванный рукав — а Ванхи это делал, когда после тренировок я возвращалась в «непотребном виде». Или находил того, кто сделает это ещё быстрее.
Но больше всего меня беспокоил чёртов конь. Ли подобрал мне самого спокойного, но мы возненавидели друг друга с первого взгляда. Впрочем, меня все кони или ненавидели, или презирали, я видела это в их глазах. Твари непарнокопытные. Тело принца привыкло сидеть в седле и даже править — я могла легко взлететь на коня и кое-как на нём удержаться. Но всё это мало помогало, потому что кони чувствовали, что я их боюсь. А вы бы не боялись скалящуюся махину, которая мечтает выбросить тебя из седла и наподдать копытом? Ну-ну.
Ли говорил о какой-то тайной связи между наездником и конём, что, дескать, животное всё чувствует, оно умное и так далее. Не знаю, кто там умный, но абсолютно каждая моя поездка заканчивалась вылетом из седла. Я чудом ничего себе не сломала (правда чудом), зато отбила всё, что можно (и нельзя). Я даже подлизываться к этим тварям приходила, яблоками угощала. Яблоки они охотно брали, потом клацали у меня перед носом вот такенными зубами, и желание с ними мириться у меня тут же пропадала.
Следовало признать: у всех свои слабости, и у меня это верховая езда. Я её ненавижу.
Ли никак не мог понять, почему — его кони любили, изумительно было смотреть, как легко он держится в седле. И как — на контрасте с ним — в нём сижу я.
— Ваше высочество, конь не может укусить вас, когда вы верхом, — объяснял Ли, показывая удила и остальные пыточные конские принадлежности.
Мы с конём это слушали и (поверьте) в его глазах в тот момент читалось: «Ничего, потом отыграюсь».
Конечно, я боялась ездить верхом!
Увидев меня в седле, министры с трудом сдержали улыбки, а император расхохотался и сказал:
— Засиделся ты во дворце, да, Ичи? Всю сноровку растерял, какая жалость.
Именно в этот момент мой конь захрапел и попытался встать на дыбы. Я кое-как его успокоила.
Впрочем, проблемы с конём были мне на руку: предполагалось, что как только подуют в рог, и император объявит о начале охоты, я оторвусь от общей кавалькады, углублюсь в лес, останусь без Ли… то есть, стану лёгкой добычей. Охотники могли бы что-то заподозрить, сделай я это неестественно. А так — мой конь всё-таки встал на дыбы, когда протрубили в рог. А потом рванул вперёд, не дослушав императора. Вся сноровка принца и моя смелость ушли на то, чтобы удержаться верхом.
Ненавижу лошадей.
Минут десять меня мотало туда-сюда, и красивый кафтан принца наверняка не в одном месте порвался. Меховую шапку (не спрашивайте, зачем она нужна в такую жару) я потеряла сразу. Зато всё шло по плану.
Напоследок конь остановился перед каким-то обрывом (внизу шумела река) и попытался меня прицельно туда сбросить. Не вышло: наученная падать, я вывалилась из седла и покатилась вниз по склону — к счастью, не в реку. Нет — кому-то под ноги.
Точнее, под узорчатые алые сапожки из дорогой кожи.