Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
— Ну вы и штучка! — восхитился Брызжейкин. — А что, если получится наоборот? Вы возьмете мои денежки — и только я вас и видел! И потом, уважаемая… Что ж вы так на этих баксах зациклились? А как насчет идейных мотивов?
Во запел соловей! Я тоже невольно покосилась на Пушкина и порадовалась тому, что кудри у классика бронзовые, а то бы, наверное, дыбом встали от таких-то речей. Как у Димыча, который буквально рвал и метал, а также нервно бил землю копытами возле подземного перехода.
— Ладно, — все-таки дошел до нужной кондиции Брызжейкин. —
— Идет, — согласилась я исключительно из соображений человеколюбия. Только пожалела я не Брызжейкина, а измочаленного бездействием Димыча. — Гоните свои баксы.
— Но не здесь же, — завертел башкой Брызжейкин, — давайте хоть отойдем куда-нибудь в сторонку. Хотя бы по бульвару прогуляемся.
— По бульвару так по бульвару, — кивнула я, довольная тем, что он сам предложил мне то, о чем мы заранее условились с Димычем.
И мы с Брызжейкиным нырнули в подземный переход. А потом прогулочным шагом потопали вниз по бульвару. Прямо как старые добрые приятели. И пока я высматривала свободную и достаточно уединенную скамейку, Брызжейкин даже насвистывать начал.
— Посидим? — Я наконец нашла, что искала.
— Посидим, — кивнул Брызжейкин. Плюхнулся на скамейку и закинул ногу на ногу. Штаны на нем затрещали, но выдержали. — Ну-с, слушаю вас, меркантильная вы наша.
— Это я вас слушаю, — возразила я, наблюдая подгребающего к нам Димыча.
— Что такое? — Брызжейкин проявил первые признаки беспокойства и даже попытался было рыпнуться, но Димыч уже успел по-дружески приобнять его за плечико. — Чего вы хотите? — сразу пролепетал этот лихой и неподкупный журналюга.
— Да ничего особенного, — я лучезарно улыбнулась и помахала перед его носом свежим номером «Московских хроник», — всего лишь интересуемся, из каких источников вы черпали вдохновение, когда писали свою замечательную статейку.
Глава 22
ЖЕРТВА ПОТРЕБИТЕЛЬСКОГО БУМА
— Но… Но… Я же ничего такого там не написал. Это обычное журналистское расследование… — сразу потек Брызжейкин.
— А мы тебя ни в чем предосудительном и не обвиняем. Верно я говорю, Надюха? — подключился к нашей задушевной беседе Димыч.
— Ага, — подтвердила я, улавливая исходящую от Брызжейкина нервную дрожь.
— Я тебе больше скажу. Твоя статья нам очень даже понравилась, — разоткровенничался Димыч. — Просто мы не все поняли. Начнем с заголовка… Нет, ты не волнуйся, заголовок отличный, громкий… Короче, любопытно нам услышать от тебя как от автора, что ты, собственно, хотел им сказать. И какими конфиденциальными источниками информации пользовался. Вот ведь у тебя так и написано: по сведениям из конфиденциальных источников…
— Боже, — заерзал на скамейке Брызжейкин, — это же гипербола. И потом… У нее имя такое — Власта… Так что заголовок сам собой
— Ах вот оно в чем дело! — хватил себя кулаком по коленке Димыч. — Все так просто, оказывается. А я-то думал, там мысль какая-то глубокая. Такая, что не сразу и откроется. Да и не каждому опять же…
— Нет, но что вы хотите?.. — заканючил Брызжейкин. — У нас же свобода слова как-никак. Я просто изложил свою версию — вот и все.
— Да уж, хороша версия, ничего не скажешь, — не выдержала я. — Берешь и напускаешь многозначительного туману. Так чтобы ничего конкретного, а все вокруг да около. Получается увлекательно, и в то же время за клевету к стенке не припрут.
— Вы… Вы, конечно, сгущаете краски, но в целом… — Брызжейкин уже не просто дрожал, а вибрировал. А вместе с ним вибрировала и скамейка, и мы с Димычем за компанию. — Что вы хотите от бедного журналиста, когда вокруг такое творится? Все продается, все покупается… Вы разве не слышали, что в стране потребительский бум? Народ жаждет хлеба и зрелищ.
— Вот, теперь все ясно, — подмигнула я Димычу. — Это потребительский бум виноват. Заставляет честного человека брехню писать. И народ опять же такой падкий до сенсаций пошел, что хочешь не хочешь, а соврешь.
— Да уж, — сделал суровую мину Димыч, — разочаровали вы меня, господин Брызжейкин. Сильно разочаровали.
— Ну хорошо, хорошо, — застонал бедный папарацци, — эта статья действительно — плод моего воображения. Я… Я, видите ли, никогда не был знаком с Властой… Мне даже интервью у нее брать не приходилось… Это все Лорка, н-ну, одна из амазонок, лысая такая, с лошадиной челюстью… Она мне сказала, что у Власты был очень высокопоставленный любовник. Все, больше ничего я не знаю… Мамой клянусь, больше ничего!
— Допустим, — кивнул Димыч. — А амазонки — это кто?
— Да три безголосые дылды. Их еще Кочкин продюсирует, тот же, что и Власту. Они сейчас, кстати, в Берлине. Клип снимают. И Кочкин с ними, — протараторил Брызжейкин на одном дыхании.
— Значит, «Амазонки» — это группа такая, — задумчиво пробормотал Димыч. — А Лорка, выходит, лысая и с лошадиной челюстью. А еще есть Кочкин, который продюсер. 3-замечательно…
— Если хотите… Я вам даже номер Лоркиного мобильника дам. — Бедный замордованный Брызжейкин в прямом смысле выпрыгивал из тесных штанов, стараясь угодить нам.
— Давай, — разрешил пребывающий в странной прострации Димыч. — И это… Получи-ка заодно свежую информацию из конфиденциального источника. Тем более что мы тебе обещали сенсацию… В общем, слушай меня внимательно и запоминай. У Власты действительно был состоятельный друг. А еще у нее есть ребенок. Точнее, должен родиться.
— Как это? Она ведь… Она ведь умерла… — Брызжейкин хоть и был запуган до смерти, но кое-что еще соображал.
— Да, он должен родиться. Потому что он — в животе у суррогатной матери, — монотонно талдычил Димыч, не обращая внимания на страшные рожи, которые я ему корчила.