Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
— Не положено! — уперся рогом прыщавый.
— Ты что, тупой? — ощерился на него Димыч.
— В чем дело? — Привлеченный криками из будки у ворот, потягиваясь на ходу, вывалился напарник прыщавого. На наше с Димычем счастье, и этот был мне не знаком.
— Ори! — ткнул меня в бок Димыч.
Я заорала:
— Ой, мамочки, умираю!
— Видите, она рожает, а он, — Димыч кивнул на прыщавого, — нас не пускает!
— Так по инструкции не положено, — возразил не менее упертый напарник.
— Как не положено? — взвился Димыч. — У вас
— Госпитализация в клинику проводится только по направлениям, так что вызывайте «Скорую помощь», — как по писаному оттарабанил свою священную инструкцию напарник прыщавого.
— А телефонистку тебе не вызвать? — попер на него, как на буфет, Димыч.
— Ну, что я тебе говорила? — оттащила я его за рукав. — Они нас не пропустят, даже если я тут тройню рожу.
— Еще не вечер, — бодро ответствовал Димыч и, театрально хватаясь за голову, попытался привлечь на свою сторону широкую общественность в лице немногочисленных прохожих и зевак. — Граждане хорошие, что же это делается? Женщина рожает, а ее в роддом не пускают!
Общественность никак не отреагировала на Димычево заявление, но ряды сплотила. Видимо, в ожидании дальнейших событий.
Эх, была не была, решила я и заверещала так, что у самой уши заложило:
— Ой!.. Ой!.. Не могу! Умираю!!!
— Только не помирай, Надюха! — принялся умолять меня Димыч. Причем очень натурально. — Не покидай меня, любимая! А главное — шестерых наших старшеньких! Мне одному их ни в жисть не поднять!
— Надо же, у них еще шесть!.. А этот седьмой!.. — нестройно, но сочувственно вздохнула общественность.
— Шесть их у нас, кровинок! — всхлипнул вошедший в роль Димыч. — Две двойни и одна тройня. — Запнулся, но тут же поправился: — То есть двойня, тройня и еще один.
Идиот, считать не научился! Чуть все не испортил!
Я поняла, что толпа медленно, но верно созревает для бессмысленного и беспощадного русского бунта, и, пока Димыч снова чего-нибудь не перемудрил с нашим с ним многочисленным потомством, прибавила экспрессии, а именно душераздирающе застонала и заскрежетала зубами.
— Да что же это делается? — не выдержала наконец благонравная дама средних лет. — Совсем с ума посходили! Телевидение на них напустить надо. У кого есть телефон — звоните в «Останкино». Пусть снимут передачу.
Я завизжала еще громче, но охранники только глупо переглядывались и твердили свое: «Вызывайте «Скорую помощь». Нет, ну что за козлы, а? А если б я и правда рожала, типун мне на язык?
— А ну открывай ворота! — От сгрудившейся у проходной общественности отделился роскошный персонаж пролетарского вида. Точь-в-точь такой же, какие на Чугуновской трассе со сковородками стоят. А слышали бы вы, как шикарно он произнес слово «ворота» с ударением на последнем слоге! Просто расцеловала бы, если б не мой живот и его трехдневная щетина.
Охранники дрогнули и стали экстренно названивать начальству, в истерических интонациях докладывая обстановку:
— Тут женщина! Рожает! Что?.. Что?..
— Короче, идите сами, — прыщавый распахнул передо мной и Димычем ворота. — Вот так все прямо и прямо. Войдете в приемную и сразу рожайте. Пусть они там попрыгают, умники…
— Давно бы так, — одобрила несанкционированные действия охранников широкая и, как выяснилось в процессе борьбы, прогрессивная общественность. — А то совсем уже оборзели!
— Ну, спасибо, братки, — с чувством пожал всем руки Димыч, после чего мы наконец ступили в заветные огороженные бетонной стеной пределы.
— Ну что я тебе обещал? — тихо торжествовал Димыч.
Я тоже пребывала в эйфории. А потому обернулась и с пафосом пообещала растерянным держимордам у проходной:
— Ну ничего, вот рожу стране президента, тогда узнаете! Уж он-то в вашей богадельне в два счета порядок наведет!
— Ну ты и сказанула, Надюха! Президента она родит! — ухохатывался Димыч до самого приемного покоя.
Он хохотал, в то время как я потихоньку начала остывать. Дальше-то что делать, спрашивается? Вот вошли мы, а теперь как? Того и гляди персонал набежит. Не подушку же в самом деле мне им предъявлять?
Я так и сказала Димычу:
— А не рано ли ты радуешься, дружок? Как бы нам с тобой в милицию не загреметь!
— Не боись! — ухмыльнулся он. — Прорвемся, — и уверенно потянул на себя дверь с надписью «Приемный покой».
— Значит, это вы и есть? — строго посмотрела на нас с Димычем молодая, но очень серьезная докторша за стеклянным окошком, от которой повеяло чем-то до приторности знакомым. А именно корпоративным духом, по своим боевым характеристикам не уступающим дихлофосу.
— Может, и мы. А может, и нет, — безмятежно отозвался Димыч, шаря по стенам цепким взглядом домушника. — Смотря что вы имеете в виду.
— Ну, вы те самые, без направления, — уточнила докторша.
— Да, если для вас это так важно, — немедленно полез в бутылку Димыч. — Бухгалтерию устроили, понимаешь, а люди, выходит, пусть на улице рожают? Как кошки!
— Успокойтесь, — вспыхнула молодая докторша. — И подождите вон там минуточку, — показала она на кресла под фикусом. — За вашей женой сейчас придут.
— Минуточку… Знаем мы эту минуточку… — желчно забормотал Димыч, постепенно оттесняя меня от стеклянного окошка в сторону длинного и безлюдного коридора.
— Может, не стоит? — струхнула я в последнюю секунду.
— Стоит, еще как стоит, — пробурчал Димыч, поочередно приоткрывая выходящие в коридор двери. И то, что за ними просматривалось, вполне укладывалось в стандарт больничной палаты улучшенной комфортности. Правда, пациенток в них не наблюдалось.