Принцесса Володимирская
Шрифт:
Когда через несколько дней Дитрих явился тоже в Париж, Шенк хитро и ловко разыграл целую комедию, не предугадывая, как дурно кончится она и к каким роковым последствиям приведет.
Хотя Шенк в качестве гофмаршала принцессы имел помещение в ее дворце, тем не менее нанял отдельную квартиру. Затем он стал сам по всему Парижу разыскивать Шеля. Вскоре розыски увенчались успехом.
Он нашел саксонца в одной гостинице, и, конечно, тотчас же речь зашла об Алине.
Шель обрадовался лондонскому знакомому, который так откровенно сообщил
Шель объяснил барону Шенку, что он давно бы последовал далее в Рим и Неаполь, объездил бы все города Италии, но его смущало одно обстоятельство. Два раза издали видел он красавицу женщину, настолько похожую лицом на его жену, что это невольно удерживало его в Париже.
Шель рассказал, что раз он видел ее в наемной карете, которая быстро промчалась мимо него. К несчастью, он был пешком, под рукой не оказалось ни одного фиакра, и преследовать ее, узнать, где живет она, ему было невозможно.
В другой раз Шель снова увидел знакомые черты коварной женщины. Но на этот раз сам он считал встречу обманом зрения или же случайным изумительным сходством.
Он поздно вечером ехал мимо ярко освещенного дома какого-то польского магната и вдруг увидел, как по освещенной огнями лестнице спускалась замечательно красивая женщина в великолепном костюме. У подъезда ее ждала раззолоченная карета шестерней, цугом, с напудренными кучерами и лакеями в богатых ливреях. И ему вновь невольно показалось, что эта именитая особа – его жена.
Генрих сознался Шенку откровенно, что это мог быть обман чувств.
– Я настолько привык, – сказал он, – думать о ней и мысленно видеть ее всегда, что воображение мое, мозг мой, вероятно, так раздражены, что даже в чертах лица Марии-Терезии я бы способен был увидеть черты лица Алины. Ехать, преследовать и узнать, где живет эта красавица, было немудрено, конечно, но оно показалось мне настолько смешным и глупым, что я этого не сделал. Я просто побоялся в своих собственных глазах показаться сумасшедшим.
После этой беседы в несколько дней барон Шенк почти подружился с Шелем и обещал ему всячески помогать.
Овладев полным доверием недалекого и добродушного саксонца, Шенк мог делать с ним что хотел. Он уверил Шеля, что собирает всякие сведения об Алине, видит графа Осинского, выведывает все, что он может знать; справляется в префектуре, в полиции и в разных посольствах и скоро узнает, в Париже ли госпожа Шель.
– Под каким бы именем она ни скрывалась, – говорил Шенк, – я обещаюсь узнать, здесь ли она или уехала.
Между тем барон Шенк понимал отлично, что удалить из Парижа Шеля недостаточно. Он мог бы легко его убедить ехать хотя бы в Рим, давши фальшивый адрес или письмо, но этого было мало; Шель мог явиться обратно и снова стать помехой во всем.
Надо было больше… Надо было сделать Алину вдовой. Надо было просто уничтожить его, отправить на тот свет. Барон Шенк имел на это даже разрешение не только Алины, но и самого господина епископа Родосского in partibus infidelium.
Остряк и циник, Шенк даже обещал епископу:
– Будьте спокойны: с благословения вашего преосвященства, я берусь отправить его к чертям в преисподнюю. Если же душа его, вследствие моего поступка и благодаря вашим молитвам о нем, будет спасена и отправится в рай, то тем лучше для него. Мы спорить об этом или завидовать его судьбе не станем. А встретиться там с ним со временем тоже нам не придется.
Обманув Шеля, барон старался знать постоянно, почти всякий день, как проводит свое время саксонец, где бывает, что делает.
Таким образом, барон раза два или три предупредил новую встречу принцессы Володимирской с Шелем.
Так, однажды она получила в виде любезности ложу в театре от польского посланника, несказанно изумленного ее происхождением и ухаживавшим теперь за нею почтительно, а не так, как прежде…
Конечно, в этот вечер, как и всегда, общее внимание публики было обращено на красавицу, ее богатый и оригинальный туалет. Но в этот же вечер бог весть зачем тоскующий саксонец тоже собрался в тот же театр.
У смелого и дерзкого Шенка даже волосы стали дыбом и дрожь пробежала по телу при одной мысли о том, что могло бы случиться в театре, если бы он не догадался втереться в доверие к добродушному саксонцу.
Узнав, что Алина вечером едет в театр, он тотчас на всякий случай отправился к Шелю и вдруг, к ужасу, увидел театральный билет. Будто на смех, место Шеля было в нескольких шагах от ложи, предложенной Огинским знаменитой принцессе.
Шенк даже задохнулся от неожиданности и злобы. Разумеется, весь вечер он пробыл с Шелем, всячески стараясь придумать, как помешать ему отправиться в театр.
Это было нетрудно. Шенк уговорил Шеля тотчас же съездить на край города к одному старику, который будто бы вместе с Алиной ехал в мальпост из Бреста в Париж и мог передать им кой-какие сведения о ней.
Никакого старика не нашли, но время представления уже прошло.
Однако подобный случай встречи в театре или где-либо на гулянье был настолько возможен, мог так легко повториться опять, что Шенк нашел нужным ускорить исполнение своего замысла относительно саксонца.
Замысел этот, который был известен и Алине, и епископу, заключался в том, чтобы свести Шеля с Дитрихом. Поединок между ними был, конечно, делом несомненным.
– Если Шель будет убит, то Дитриха посадят в Бастильскую крепость, и тогда мы, – говорил Шенк, – избавимся зараз от двух дураков. Если, наоборот, Шель убьет Дитриха, то его засадят в крепость на время, а когда выпустят, то уже придется мне взяться за это дело. Но так как я сам в крепости сидеть не желаю, то отделаюсь от саксонца не путем поединка, а способом более умным и более верным.