Принцесса Володимирская
Шрифт:
– Но она? Как посмела она?..
– Она была орудием, но не слепым орудием, как я, в других руках. Враги ваши обещали ей все на свете…
– А моя мать? Государыня? Отец?!
– Вы забываете… Да и я не сказал вам… когда умер граф? Вспомните.
– Десять лет назад.
– Императрица Елизавета скончалась за два года перед тем. После нее царствовал Петр под именем Третьего.
– Правда! Она была уже на том свете. Я помню, как теперь, когда весть эта пришла в замок, мне было уже лет девятнадцать… Но неужели же Петр Голштинский
– Нет, ваше высочество… Вспомните, если вы это знаете… Тогда и он уже был на том свете. Он царствовал лишь шесть месяцев.
– Конечно! Ах, я понимаю!.. Теперь я все поняла. Екатерина, мелкая принцесса германская, боялась…
– Разумеется. Свергнув с престола мужа, который был все-таки внуком Петра Великого, она вступила на престол, на который не имела никаких прав… А в Голштейне жила законная дочь дочери того же императора, то есть внучка Петра Великого, принцесса Елизавета Володимирская…
Алина глубоко задумалась и тяжело дышала. Наконец, слезы снова показались на ее лице.
– Ваше высочество, успокойтесь. Завтра я буду у вас снова и передам вам главное: цель этой беседы, план действий, нам предстоящих.
– Да, да… Я лишаюсь сил… я слишком вся… Да. До свидания. До завтра.
Алина рассталась с епископом.
Оставшись одна, она почти упала на диванчик и пролежала около часу без движения, без единой мысли в голове, но с открытыми глазами, лихорадочно сверкавшими на бледном как снег лице.
– Принцесса Елизавета Володимирская!! – будто звучало где-то вдали ровно, непрерывно, тихо… будто журчащий ручей.
И красавица прислушалась в полусознании к этому непрерывному журчанию, к этим многознаменательным словам.
XXI
На другой день епископ снова был у своего нового друга.
– Я надеюсь, что ваше высочество успокоилось, – сказал он, входя и почтительно кланяясь.
– Да. И приготовила вам несколько вопросов, – отвечала Алина.
– Спрашивайте.
– Вы должны мне на все вопросы отвечать правду.
– Конечно. Да я и не боюсь никаких вопросов.
– Как умерла графиня?
– Не убита!
– Я и не подозреваю… но спрашиваю, как она скончалась?
– После долгой болезни. Жизнь ее была, конечно, отравлена раскаянием.
– Погибели брата?
– Да.
– Неужели она была главным действующим лицом, а не…
– Не я? Нет, не я, ваше высочество. Я был ее слепым орудием. Она отдалась в руки русскому правительству, которое, конечно, пожелало вашей гибели. А вас можно было погубить только после графа. Если вы живы, то вы обязаны этим мне. Я всячески уговаривал ее отправить вас в сумасшедший дом, предвидя, что вы когда-нибудь спасетесь оттуда. Затем я уговорил графиню отпустить вас на свободу и написать в Россию, что вас нет в живых.
– И там поверили!
– Конечно. Императрица и теперь убеждена, что вас на свете нет и что она может спокойно царствовать… Затем что еще желаете вы узнать от меня?
– Еще… правда ли?.. – И Алина запнулась.
– Ну-с?
– Правда ли?.. Правда ли все то, что вы мне вчера обо мне рассказали?
– Я даже не понимаю вас.
– Правда ли, что граф Велькомирский не отец мне?.. Я так любила его. И он тоже так относился ко мне… Неужели он мне чужой?
– Ваше происхождение и вся история вашей судьбы в детстве будут вам со временем доказаны документами и свидетелями. Первый, кто может все рассказать вам и привести доказательства, это ваш брат – князь Разумовский.
– Именно о нем я хотела бы узнать от вас все, что можно. Узнать все подробности! – выговорила Алина с чувством.
– О нем я хотел сам сегодня побеседовать с вами, – отвечал Игнатий. – Князь Разумовский, ваш старший брат, но рожденный до брака и, следовательно, не имеющий ваших прав на престол русский – не был преследуем раскольниками. Он спокойно жил в Москве, в своем дворце, считаясь первым камергером государыни-матери. Когда на престол вступил Петр Голштинский, он не захотел признать его и был схвачен, даже сослан в Сибирь. Оттуда ему удалось бежать, и он явился в Берлин, где жил все время, что вы скитались по Европе.
– Знает ли он, что я жива?
– Он знал и был уверен, что вы погублены вскоре после восшествия на престол принцессы Цербст, то есть именующей себя теперь незаконно Екатериной Второй. Теперь он знает, что вы живы.
– Каким образом?
– Мы дали ему знать об этом.
– Кто – вы?
– Мы? Мы – сила, огромная, страшная. Но кто мы – я не могу еще теперь сказать вам. Вскоре вы все узнаете.
– Зачем брат мой никогда не был в замке Краковского? Не хотел видеть меня?
Игнатий слегка смутился, но тотчас отвечал.
– Этого я не понимаю сам. Вероятно, государыня и отец ваш, не видясь с вами сами, и его не захотели допустить. Боялись, быть может, его легкомыслия!
– Но теперь… я увижу его?
– Теперь он ратует за вас. Но в России. У него скоро будет целая армия, несколько крепостей и городов во владении и всюду, где он будет властвовать, он будет действовать именем принцессы Елизаветы Великороссийской, своей сестры и законной наследницы престола. Он, одним словом, тот самый боярин Шувалов, непримиримый враг императрицы, о котором вы слышали уже не раз за последнее время.
– Неужели боярин Шувалов и брат, то есть князь Разумовский, – одно лицо?
– Да… Это один и тот же человек. Он под этим именем поднял знамя революции, но законной… против беззаконного захвата престола Екатериной. Едва узнал он, что вы живы, он бросился в верные ему казацкие земли, и скоро у него будет огромное войско за вас…
– Но как узнал он, что я жива?
– Повторяю вам… Мы дали знать об этом.
– Когда?.. Вы сами встретили меня лишь недавно… А боярин Шувалов уже давно действует против Екатерины. Я слышала о нем еще в Лондоне.