Принцесса Володимирская
Шрифт:
– Правда. Я встретил вас здесь недавно, а князю или боярину было дано знать о вашем благополучном существовании еще летом…
– Я ничего не понимаю! – воскликнула Алина.
– Неужели вы забыли, что я знал постоянно, где вы! – Кто же посылал вам изредка суммы денег?
– Правда. Я забыла.
– Я знал постоянно, где вы и что вы. Хотя должен признаться, что знал не все, что хотел.
Алина опустила глаза и подумала про себя: «А мое замужество? А мое колдовство в Лондоне?»
– Я лишь за последнее время потерял вас из виду. Но затем, с месяц тому
Алина была смущена и сидела, не смея задать вопроса, который сам собою просился у нее на язык. Наконец она не выдержала и спросила:
– Вы знаете, как жила я и чем занималась в Лондоне?
– Нет, – вымолвил Игнатий и прибавил двусмысленно, по догадке: – Вы вели себя несколько легкомысленно.
– Что вы хотите сказать?
– Вы сами знаете.
– Но знаете ли вы о моем знакомстве с колдуньей Алимэ-Шах-Намэт?
– Ничего не знаю, – удивился наконец и Игнатий, не понимая вопроса.
Наступило молчание.
– Оставим пустые вопросы, ваше высочество, и будем беседовать о деле. Прежде всего я должен вам сообщить теперешнее положение дел и ваше, так сказать, положение…
И отец Игнатий изложил Алине подробно политическое состояние Европы. Он рассказал ей в подробностях, что она уже отчасти знала от графа Осинского еще в Лондоне.
– Из-за чего, спросите вы, «мы» хотим вам помогать вернуть ваши права на престол российский? – продолжал Игнатий.
– Да, конечно. Я это и сама хотела у вас спросить прежде всего.
– На это я отвечу вам кратко. Екатерина, посадив на престол польский простого дворянина Понятовского, этим актом начала дело уничтожения Польского королевства. Прошлым летом, как последствия этого деяния, явилось другое: захват польских провинций. Следовательно, наше отечество, мое и моих – теперь на пути к гибели, к смерти политической. Императрица русская, король Фридрих и императрица Мария-Терезия не скрывают своего намерения скоро совершенно уничтожить Речь Посполитую. Наше спасение, следовательно, в том, чтобы власть в России перешла в другие руки. Наша цель – свергнуть с престола Екатерину. Это тем более легко и достижимо, что она немецкая принцесса Ангальт-Цербст, не имеющая никаких прав на престол чуждой ей вполне страны… Но этого мало! Одновременно существует на свете личность, которую она считает погубленной и которая имеет все законные права на этот престол…
– То есть вы говорите обо мне?
– Очевидно. И вот… является возможность для нас, поляков, сделать два великих дела: вернуть престол России законной принцессе, внучке Великого Петра, а вместе с тем и спасти свое отечество.
– Но как? Я вас не понимаю!
– Вы нам это обещаете. Вы дадите клятву, взойдя на престол, возвратить Польше утраченные земли и заставить других возвратить их. Вместе с тем, конечно, будет изгнан Понятовский и возведен на престол другой…
– Кто? Есть ли у вас претендент?
– Нет. И мы готовы, из благодарности к вашему высочеству, принять – кого вы пожелаете нам дать.
– Я не знаю! – наивно отозвалась Алина, как если бы дело решалось тотчас.
– Сердце подскажет вам. Мы с радостью примем того, кто ратует теперь за вас против Екатерины и, стало быть, и за нас.
– Боярина Шувалова?
– Или князя Разумовского. Тогда, конечно, и все казацкие земли с ним отойдут к Польскому королевству.
И на лице Игнатия появилась едва заметная усмешка, которую, однако, Алина заметила.
– Кому же именно я дам клятву все исполнять по отношению к Польскому королевству? – спросила Алина, подумав.
– Все это… после, ваше высочество. Теперь я вам больше ничего не могу сказать… Я сам, как вы догадываетесь, лицо подвластное, только избранное для переговоров с вами. И я избран только потому, что когда-то жил в доме, где вы воспитывались. К несчастью, я был обманут и вовлечен в преступление, которое надолго сделало ваше существование трудным и несчастным. Но вы, я надеюсь, простили меня… Я теперь сторицею отплачиваю вам. Наконец, если бы не я, то, вероятно, графиня погубила бы и вас.
– Может быть! – странно как-то ответила Алина. Сомнение закралось ей в душу вдруг, внезапно. Слишком много сказал ей снова этот иезуит.
– Правда ли все это?.. Правда ли, что он убил не отца моего? Правда ли, что я – дочь русской императрицы?
Вот что думала в сотый раз беспечная и легкомысленная женщина.
– Зачем ему лгать? – отвечала она себе. – Зачем «они» выбрали меня для этого обмана, если я только дочь графа Велькомирского? Мало ли женщин молодых, и красивых, и умных, которых «они» могли бы взять для роли самозванки!
Епископ Родосский и принцесса Елизавета расстались поздно. Он обещал ее высочеству наутро прислать написанное клятвенное обещание, которое она должна подписать.
Однако наутро ничего от епископа не принесли.
Отец Игнатий был слишком занят своими делами.
Принцесса Елизавета, созданная им вдруг и предложенная ордену иезуитов как женщина умная, красивая, смелая, была принята!.. Но главное ее достоинство для ордена заключалось не в уме ее и не в красоте и талантах. Главное заключалось в том, что ее можно было легко убедить – кто и что она! Если бы Алина наверное знала, кто ее отец, кто ее мать, знала бы свою семью, родину и свое происхождение, то она не годилась бы в принцессы Володимирские. Нужна была женщина блестящая и талантливая, но вместе с тем без роду и имени, сама о себе ничего не знающая.
Найти таковую было, конечно, нелегко! Соединить положение безродной с воспитанием и блестящей внешностью было почти невозможно!
Но отец Игнатий нашел нужный субъект!.. Конечно, благодаря счастливой случайности… Но до этого ордену не было дела. Единственное, чему удивлялись сподвижники Игнатия и он сам, была доверчивость авантюристки, поверившей сразу искренно и всем сердцем, что она – принцесса Елизавета Володимирская, дочь императрицы.
XXII