Принцесса Володимирская
Шрифт:
Радзивилл вспомнил только один город, звучащий по-европейски, – Оренбург. Однако он, все-таки отыскав между Россией и Сибирью и место на севере от Каспийского моря, приблизительно показал, какая часть Русской империи уже принадлежит маркизу.
Алина, сообразив по карте расстояние от Северной Италии до Константинополя, то есть свое будущее путешествие, о котором говорили ей, что оно страшно долгое, трудное и далекое, Алина, сравнив это расстояние с другим расстоянием, от Каспийского моря к Балтийскому и Петербургу, невольно ахнула. Ей казалось, что она в Цвейбрюкене,
Алина невольно заметила Радзивиллу, как далеко еще ее брат от цели своего предприятия: не только завоевать все это пространство, но даже пройти его с армией потребует почти полгода времени.
Радзивилл утешал принцессу и показал ей пункт на юге России, южнее Киева, где армия маркиза должна была сойтись с дунайскою армиею, которою он должен предводительствовать.
– Когда обе армии соединятся, маркиз примет главное начальство и мы двинемся победоносно вперед, на Москву, то вы можете считать уже тогда себя монархиней Всероссийской; когда бы мы ни достигли Москвы и Петербурга – это безразлично. Мы можем даже вовсе не доходить до Москвы: вы разошлете манифесты о вступлении на престол, все вам подчинятся, и вы начнете царствовать, а когда пожелаете, то съездите, просто из любопытства, поглядеть на обе северные столицы.
Радзивилл скоро сообразил, что такой женщине, как Алина, можно было все говорить и что она всему готова поверить.
Через день новые друзья и союзники расстались. Было решено, что они съедутся вместе, когда наступит время действовать, в Северной Италии.
Радзивилл вернулся в Париж, а Алина, еще более гордая и высокомерная, явилась в Оберштейн.
Как мизерны показались ей и замок ее, и владения после того, что она уже владела (в воображении и на географической карте) громадным государством!
– Но когда? Скоро ли все это будет? Когда начнется предприятие?!
Вот мысль, которая тревожила Алину и день и ночь!
XIII
Дорогою из Цвейбрюкена домой Алина простудилась и тотчас по возвращении слегла в постель. Боль в груди, сильный кашель и общая слабость удивили Алину, которая всегда считала себя неспособной болеть. И действительно, Алина не помнила в прошлом ни одной сколько-нибудь серьезной болезни. Через неделю Алина поправилась и встала с постели, хотя кашель ее не прошел и раздражительно действовал на нее.
Выехав несколько раз по сырой погоде, Алина снова простудилась и на этот раз захворала уже серьезнее. Месяц целый пролежала она в постели, похудела и изменилась лицом. Даже на характер ее подействовала эта болезнь.
Герцог навещал больную постоянно и своим уходом, вниманием и заботами заставил Алину отнестись к себе несколько сердечнее, чем прежде. Алина вполне оценила доброе сердце герцога и его серьезное чувство к ней только теперь… Герцог и Франциска соперничали в деле ухода за своей дорогой больной.
Герцог, не довольствуясь своими докторами, выписал известного медика из Мюнхена. Доктор, человек уже пожилой, приехал в Оберштейн и, внимательно занявшись больной, объявил ей прямо и резко, что она своей жизнью, несколько беспорядочной, нажила себе слабость легких и слабость спинной кости, которые могут привести ее к чахотке или сухотке.
– Надо переменить образ жизни! – сказал доктор. – Отказаться от некоторых привычек.
– Я всегда была здорова! – восклицала Алина раздражительно. – Это глупая простуда, а не серьезная болезнь.
– Да, простуда есть… Но простуда случайность, привязавшаяся к вам. Могло бы быть падение!.. Мог бы быть испуг или какое-нибудь другое потрясение… И вы также слегли бы в постель и стали бы кашлять.
Алина, конечно, не поверила медику, но, однако, согласилась исполнить все его требования.
Когда больной стало лучше и она снова почувствовала в себе довольно силы, чтобы не обращать внимания на приказания доктора, была уже весна на дворе и апрельские теплые дни.
Алина снова зажила прежней жизнью. Доманский, уехавший еще в феврале в Париж, часто писал ей об их общем деле, передавал ей все новости политические и общественные. Он видал постоянно и Радзивилла, и всех членов эмиграции. Сначала отъезд Алины из Оберштейна и встреча с Радзивиллом были назначены в апреле в Баварии.
Алина, хотя еще и слабая и в постели, с нетерпением ждала весны и отъезда.
Деньги на путешествие были уже готовы, так как герцог начал уже выплачивать Алине суммы за Оберштейн, выкупленный осенью у Трирского курфюрста, на ее счет.
Алина снова начала швырять деньги, хотя в Оберштейне это было и мудрено. Большая сумма была ею отправлена на имя Доманского для уплаты за роскошные туалеты, заказанные в Париже. Алине хотелось встретиться с Радзивиллом и ехать в Турцию одетой по-царски. Дорогие костюмы были заказаны и для любимицы Франциски, и для всей свиты, которую принцесса предполагала взять с собою.
Даже Доманскому Алина дала право заказать себе в Париже великолепные кафтаны, чтобы с честью изображать адъютанта российской принцессы.
Вскоре пришли в Оберштейн туалеты, а затем явилось письмо Доманского, в котором он извещал Алину, что князь Радзивилл с братом и сестрою двинулись прямо в Венецию, куда просят прибыть и принцессу.
Алина стала собираться и спешить. Главная задержка была в герцоге, который сразу не мог достать ту сумму денег, которую Алина желала взять с собою на дорогу и жизнь в Венеции.
Наконец в половине мая месяца Алина с Франциской и со свитой в десять человек выехала из Оберштейна.
Герцог непременно пожелал проводить Алину. Добрый лимбургский монарх и страстный любовник был печален. Он сомневался в успехе предприятия принцессы.
Герцог страстно относился теперь к своей возлюбленной Алине.
Он и верил и не верил всему, что ее касалось.
Он верил сведениям принца Адольфа об авантюристке и куртизанке Алине Франк-Шель и ее зазорной жизни, странствованиях по всей Германии с любовниками… И не верил! Не хотел верить, будучи все-таки по-прежнему влюблен в нее и по-прежнему готовый жениться на ней.