Принцип карате
Шрифт:
Несколько лет назад Колпаков вступил бы с ним в спор, но сейчас только вяло возразил:
— Вы судите обо всех по одному хулигану. Слямин получил то, что заслужил, зачем обобщать… И вообще он не был тренером. Если хотите знать, на всю область нас всего двое. Это о чем-то говорит?
Он поймал себя на том, что вновь заговорил словами Габаева.
Собеседник усмехнулся.
— Двое на область… Редкие звери! Как зубры в Беловежской Пуще. Небось приятно чувствовать свою исключительность?
«Да он еще и психолог!»
— У
Илья Сергеевич отставил стопку.
— Повидал много. И по натуре любознателен.
— А сейчас чем занимаетесь? — напрямую спросил Колпаков, удивляясь собственной бесцеремонности.
— Сейчас? Да вроде как на пенсии. Изобретаю понемногу…
— Изобретаете? — удивился Колпаков. — Что же?
Попутчик сконфузился.
— Да вот… Игрушку придумал… Кому расскажешь — смеются… А чего? В магазинах хорошую тяжело отыскать. Решил сам отвезти в министерство, оно верней…
— А посмотреть можно? — спросил Колпаков, заинтригованный необычным поворотом дела.
— Посмотреть…
Илья Сергеевич старчески закряхтел, отодвинул наполовину опустошенную бутылочку и закуски, а на освободившееся место поставил извлеченный из сумки квадратный сверток размером с коробку из-под торта.
— Покажем, если интерес есть, — бормотал он, снимая бумагу и поролоновые прокладки. — Вот моя машинка!
Аккуратно сделанный приборчик чем-то напоминал арифмометр, от него еще исходил запах свежей краски.
С видом фокусника Илья Сергеевич передвинул рычажок и нажал большую синюю кнопку.
— Опля!
Машинка обещающе заурчала, на панели замигали разноцветные лампочки, что-то щелкнуло раз и другой, раздался звонок, и из щели в боковой стенке вылез бумажный прямоугольник с нарисованной уточкой и надписью «один рубль».
— Ну как?
Смущение прошло, глаза Ильи Сергеевича лучились торжеством.
— Повторяем, опля! Без осечки, как часы!
Колпаков вертел одинаковые бумажки. Замысловатые узоры, завитушки, уточки — это понятно.
— А почему «рубль»?
— Не обязательно, — добродушно пояснил изобретатель, — можно выдавать трояки, пятерки… Клише поменять пара пустяков.
Он снова загорелся энтузиазмом.
— Это пробный образец, дальше я думаю усложнить конструкцию: на поворотном барабане несколько штампов, нажал кнопку — и печатай что тебе надо!
— Но почему именно купюры?
— Если делать монеты, то их надо закладывать заранее. А так интересней — вставляешь чистую бумагу, опля!
Он опять нажал кнопку, снова застрекотала машинка, замигала огоньками, звякнула и выплюнула «детский рубль».
— Я не понимаю, почему ребенок должен изготавливать именно деньги? Ну, картинки, портреты зверей, буквы, слова…
— А детские игры? В магазин, дочки-матери! Без денег не обойтись!
— К чему? Печатать денежные знаки?
Илья Сергеевич помрачнел.
— А ведь верно, тут могут нехороший смысл отыскать! Как же я не подумал… — Он встряхнул головой. — Впрочем, недоброжелатели всегда найдут к чему прицепиться, не одно, так другое. Интересная игрушка, зачем о плохом говорить…
Приборчик снова был тщательно упакован и упрятан в сумку. Илья Сергеевич задумчиво потягивал коньяк, машинально набрасывая что-то остро заточенным карандашом.
— Можно, конечно, оставить одних уточек, зайчиков всяких, картинки веселые, — вслух рассуждал он. — Но интерес пропадает, верно ведь?
Колпаков сделал неопределенный жест.
— А как у вас появилась идея такой игрушки?
Илья Сергеевич поскреб затылок, как бы раздумывая — говорить или нет. В конце концов природная общительность победила.
— Была одна история…
Он отставил раскрытый блокнот. На глянцевом листе рельефно выделялись прорисованные в деталях два государственных герба. Совершенно одинаковые, будто оттиснутые искусно изготовленной матрицей.
— В деревеньке под Киевом жил одинокий старик… — Илья Сергеевич допил светло-коричневую жидкость, аккуратно убрал пустую бутылку под столик. — Справный хозяин — куры, индюки, корова, сад… Прижимистый — зимой снега не выпросишь… Как-то пустил на постой двух приезжих, молодые ребята, симпатичные, студенты… Те три дня прожили, сдружились с хозяином — в саду помогали, водку покупали, за жизнь разговаривали. Собрались уезжать, дед от полноты чувств отвальную устроил: кур порезал, из подпола горилку выставил, сало копченое, отродясь за ним такого не водилось, сам себя не узнает!
Выпили, расчувствовались, студенты переглянулись, пошептались и говорят: «Ты нам, дедусь, как родной, а потому сообщим тебе большой секрет, только сначала закрой ставни, занавесь окна да двери запри покрепче!»
Достают машинку навроде моей, раз — червонец выскочил, раз — другой, третий… «Это, дедусь, — говорят, — мы в институте наук много изучили и изобрели самопечатный станок. Хотели сами пользоваться, но раз ты такой хороший человек, то продадим тебе недорого — тысяч за десять. А себе новый сробим…»
У деда аж ум за разум зашел, но проверку все же сделал: взял те червонцы — и в сельпо, на почту, в сберкассу… Везде меняют без звука, никаких подозрении, дед и сам видел, что деньги от настоящих не отличаются, а теперь окончательно убедился…
Колпаков скрывал улыбку: он несколько раз слышал эту байку. Рассказывали ее по-разному — чаще с иронией в адрес темноты и глупости жадного старика, иногда — с плохо скрытым огорчением от того, что чудесная машинка оказалась обычной мошеннической залепухой. Уж не является ли игрушка Ильи Сергеевича попыткой компенсировать его собственное разочарование?