Принцип карате
Шрифт:
Колпаков почти выхватил торжественно протянутую газету, впился взглядом в строгие черные строчки, торопясь, пробежал, ухватывая смысл, потом прочел еще раз, медленно и основательно.
За нарушение установленных правил открытия секций спортивного карате или набора в них граждан, обучение в секциях приемам, запрещенным спортивными правилами, а также самовольное обучение приемам карате устанавливается административная ответственность в виде штрафа до пятидесяти рублей.
За повторное нарушение наступает уголовная ответственность — лишение свободы на срок до двух лет, а если незаконные действия связаны с получением
Колпаков похолодел. Снова ворохнулось чувство, испытанное во время суда над Пинкиным: что сейчас войдут милиционеры и арестуют его.
«Что же делать? — закрутилась карусель беспомощных мыслей. — Возвращаться домой нельзя… Бежать, скрываться?»
Он представил себя с поднятым воротником, избегающим в вокзальной толчее бдительных взглядов милиционеров, свое фото на стенде «Их разыскивает милиция», голодную и холодную жизнь в какой-то горной пещере, и к горлу подкатила тошнота…
До сознания слабо доходили слова попутчика, и хотя он их не расслышал, но понял смысл — успокаивающий, перечеркивающий жуткие, созданные чрезмерно развитой фантазией картины, и мгновенно переключился на опытного, искушенного в подобных делах Илью Сергеевича.
— Я же тебе говорю, закон обратной силы не имеет, за прошлые грехи ничего не будет, только новых не совершай…
Господи, неужели все так просто? И не надо бежать, скрываться, его не будут искать суровые стремительные люди с лицом оперуполномоченного Крылова, и не маячит впереди скамья подсудимых, похожая на ту, где сидел Пинкин… И всего-то надо — не делать больше того, что он делал несколько лет, вовсе не представляя возможности столь ужасных последствий…
— Да я и так давно бросил…
Мысленно он выкрикнул так громко, что и вслух произнес эти слова. Пришло физически ощущаемое облегчение, и он, как после нокдауна, откинулся на пружинящую спинку комфортабельного дивана, — Ну и хорошо, — участливо говорил попутчик, заглядывая в глаза, — и успокойся, а то побелел, я думал, сознание теряешь…
Добрейший и благороднейший человек Илья Сергеевич, спаситель, если бы не он — неизвестно, что могло произойти…
Волна теплых чувств захлестнула Колпакова, захотелось сказать что-то доброе, хорошее успокоившему его человеку.
И Илья Сергеевич располагающе улыбнулся, возникший между ними холодок отчуждения исчез, наоборот, что-то изменилось настолько, что они одновременно испытывали друг к другу взаимную симпатию и приязнь.
Колпаков перевел дух, сходил умыться, постоял в коридоре у открытого окна и, окончательно успокоившись, снова, уже отстранение, перечитал указ.
«Да, все лазейки закрыты. Конец „контактникам“, да и вообще всем „подпольным“ секциям, конец доморощенным сенсеям…»
— Вот видишь, я же говорил, — журчал Илья Сергеевич. — Это только первый шаг, скоро вообще вашу лавочку прикроют. Послушай меня и держись от карате подальше. Если распирает — прыгай и ногами маши дома, только без шума. У тебя же ни инструментов, ни бумаги, ни краски, если кричать не будешь — никто не засечет.
Тон у попутчика стал другим — сочувственным и доверительным, и Колпаков вдруг понял, что изменилось, что объединяет их, столь разных на первый взгляд людей.
Поезд прибывал к Курскому вокзалу Москвы. Илья Сергеевич деловито собрал вещи, привел себя в порядок, почти одинаковыми движениями они поправили галстуки, тщательно причесались перед зеркалом. Аккуратные, солидные мужчины, прибывшие в столицу по своим достаточно важным делам.
Но объединяло их не это. Оба были бывшими преступниками. Осознание столь страшного факта как громом поразило Колпакова. Он попрощался с попутчиком в коридоре, быстро прошел в тамбур и вышел на перрон. Поскольку руки у обоих были заняты, прощального рукопожатия удалось избежать. Но дела это не меняло.
Приятель Писаревского оказался полной противоположностью астматическому толстяку. Вальяжный, сановитый, он хотя и подобрался вплотную к пенсионному возрасту, но сохранил хорошую форму. Очевидно, гимнастика по утрам, бег трусцой, диета. Впрочем, судя по красным прожилкам на носу и щеках, диета нередко нарушалась.
Принял он Колпакова хорошо, сразу проявив способность на лету хватать суть вопросов и мгновенно их решать.
— Давайте вашу документацию. — Он протянул руку за папкой. Затем нажал клавишу селектора и вызвал начальника экспериментального цеха. — Вам придется пожить у нас пару недель. — Снова щелкнула клавиша, И прозвучало распоряжение предоставить командированному на завод специалисту отдельную комнату в общежитии. — С вашим участием внедрение пройдет быстрее.
Колпакова что-то смущало.
— Но вдруг мои разработки вам не подойдут?
— Обязательно подойдут! — Уверенный бас гулко раскатился по просторному, со вкусом оборудованному кабинету. — Об этом не думайте, пусть у Клепикова голова болит. А вот и он!
В двойную дверь вошел маленький юркий мужичок с плутоватым выражением лица, бесшумно приблизился к широкому полированному столу и выжидающе замер.
— Результаты научных исследований товарища Колпакова… — Хозяин кабинета значительным жестом подал вошедшему папку. — …Выделите трех практикантов и Веру Сергеевну, пусть сегодня к концу дня изучат и дадут предложения по форме внедрения. В семнадцать тридцать доложите. Вопросы?
— Все ясно.
Клепиков понимающе покивал.
— Тогда подождите товарища в приемной.
— Вот так! — подмигнул главный, когда они остались одни. — Фирма веников не вяжет. У нас все по высшему разряду, никакой халтуры. Кстати, пока не забыл…
Колпаков улыбнулся про себя: собеседник не был похож на человека, который что-нибудь забывает…
— Писаревский говорил, что вы большой специалист в карате. А я читал, что оно продлевает молодость, мобилизует резервы организма и вообще… Позанимайтесь со мной эти дни? Чтобы я мог потом самостоятельно продолжать…
Теперь ему стало не до улыбок, даже мысленных… Указ многое изменил, и просьба такого характера уже не выглядела простой и невинной, как раньше. Но отказывать было нельзя, по крайней мере напрямую.
— Я научу основному: сосредоточению и дыханию. Освоив это, вы сохраните бодрость до глубокой старости.
— Отлично! Я пришлю за вами шофера!
Встреча продолжалась не более пятнадцати минут, но расставались они довольные друг другом.
Колпакова поселили в директорской комнате общежития, не уступающей по комфорту гостиничному люксу. Впрочем, вода и здесь текла еле-еле, плохой напор преследовал его как какой-то рок.