Принцип нечетности тапка
Шрифт:
В доме было тепло, почти как в полушубке. Батареи грели нещадно, Хана готовила, сыр не был разбросан кусками по полу.
– Хоть бы удивили чем, – ворчливо сказал Мыш, подумав о неразбросанном сыре, – а то приходишь домой из библиотеки, а тут всё как прежде.
– А что нового ты бы хотел увидеть? Чтобы, вместо Ханы, у плиты стояла незнакомая злая женщина, и обливала нас кипящим молоком, или чтобы батареи не работали, или чтобы тапок спустился?
– Я, если честно, про сыр подумал. Если бы он был кусочками небрежно разбросан по полу вместо того, чтобы бесполезно портиться в холодильнике, я бы приятно удивился. А ещё я подумал о Твороге, интересно, куда он подевался? Я точно помню, как он перескочил на ручку швабры и пополз в наш мир, а ты тогда швабру
– Кто такой Творог, таракан, что ли? – догадался Заждан. – Я тараканами не интересуюсь. Я вообще насекомых не люблю.
– Вот и зря, общение с представителями других видов, родов и семейств обогащает. Пойду, пожалуй, поищу хитинного брата, – сказал Мыш и отправился на поиски таракана.
Тем временем голодный Заждан подошёл к Хане, и, сглотнув слюну, сказал:
– Мы вот из библиотеки с Мышом пришли, Заратустру зубрили, а нам здесь даже сыру никто не разбросал.
– Нет у меня времени сыр разбрасывать. Это вы “свободные чтецы”, а мне надо и постирать, и приготовить, и пыль протереть. Да, кстати, когда я пыль с люстры смахивала, случайно сломала мнимую плоскость, и тапок упал на пол.
– Уронили тапок на пол, – задумчиво произнёс Заждан. – А я не поранюсь осколками плоскости? А то потом вынимай их с криком из пятки. Хотя теперь, когда тапок вернулся, мне бояться нечего. В нём я буду чувствовать себя на осколках плоскости, как на пуховой перине.
Заждан ушёл в спальню и вскоре вернулся обутый в оба тапка.
– Никогда не знаешь, какой из них на какую ногу надевать. Вот и сейчас, по-моему, не тот и не на ту, пальцы давит, особенно большие. Был бы Заратустрой, взял бы и превратил тапок, ну например, в Хрустальный башмачок, или в скатерть-самобранку. Я есть очень хочу, – сказал Заждан, буравя взглядом крышку сковородки.
– Вот пожарю картошку, тогда и покушаешь, а пока расскажи мне про Заратустру, что это за волшебник такой. Я про волшебство с детства слушать люблю.
– Он виртуоз-фокусник, он знаешь в кого Верблюда превратил? Никогда не догадаешься, поспорим? Если с трёх попыток отгадаешь, отдам тебе выигранный в библиотеке полушубок, а нет – съем один всю картошку. Договорились?
– Нет, не договорились, я не люблю отгадывать. И полушубок мне твой не нужен, у меня свой демисезонный есть. Давай лучше ты бескорыстно расскажешь, – мне же тоже надо будет в дискуссии участвовать, а я даже не знаю, кто он такой, этот Заратустра.
– Так уж и быть, расскажу… расскажу без кошачьих фантазий. Только неопровержимые факты из его биографии. Он жил с Пёстрой Коровой. Правда, откуда эта корова взялась, в книжке не написано. Я думаю, что в корову она превратилась из какого-нибудь хищника, или птицы, или даже принцессы. Заратустра и не такое может. Он превратил верблюда во льва, представляешь!
– Как интересно, рассказывай дальше.
– Заратустра налил в большой котёл воды, поставил его на огонь, бросил в кипящую воду пять морковок, вилок капусты, две свёклы, лук, добавил змей, лягушек, пиявок, посолил и поперчил по вкусу. Когда зелье было готово, он позвал своего любимого верблюда Бусиду, с которым был неразлучен с детства, и сказал ему: «Бусида, друг мой, я буду превращать тебя в царя зверей. Твои горбы отпадут. Пришло твоё время, время стать львом».
– Чего только ни бывает! Я слышала по радио, что в шведской семье родился негритянский мальчик-альбинос, но чтобы у львов верблюд – это даже для радио перебор.
– И не говори! Но было именно так! Бусида с мордой, изуродованной выражением счастья, подошёл и отхлебнул из котла волшебной похлёбки, потом лёг на горбы, и стал превращаться. Он видел, как из копыт вырастают острые когти, чувствовал, как в нём пробуждается своенравный характер и независимость короля, сила хищника.
– А что было потом, факир его больше ни в кого не превращал?
– По-моему, он превратил Бусиду из льва в младенца, похожего на нашего Малыша, но я в этом не уверен. Надо ещё раз в библиотеку сходить, перечитать подлинник. Из библиотеки прозревшим выходишь. И людей там интересных встретить можно. Вот один из читального зала прямо на мороз вышел и уже вторую неделю стоит на снегу под фонарём в носках, и библиотекарша там…
– А что библиотекарша тоже под фонарём в носках?
– Да нет, одетая она и на тебя похожа, как две капли воды, вас даже спутать можно, если внимательно не приглядеться.
– Я в следующий раз с вами в библиотеку пойду приглядываться, – сказала Хана и саркастично посмотрела на мужа.
– Ладно, ты меня позови, когда картошка поджарится, – сказал Заждан, ссутулившись и вышел из кухни.
По дороге ему встретился Мыш. Он стелился по полу и принюхивался. «Таракана вынюхивает или сыр», – подумал Заждан и лёг на диван.
Отсутствие тапка под люстрой шокировало пустотой. Ещё неделю назад он был не готов видеть его там, а теперь не готов не видеть.
– А что если попробовать вернуть тапок, сделать так, чтобы всё взлетело на свои места? Хоть Хана и говорит, что вдребезги разбила мнимую плоскость, но осколков же нет, – Заждан провёл голой ногой по полу. – Не колется, значит, плоскость не разбита, просто продырявлена шваброй. Он подкинул тапок, но тот упал на диван. С первой попытки мало что получается, – пробормотал он и кинул ещё раз. На этот раз тапок повис под люстрой. Ура, получилось, что бы ещё туда закинуть, – размышлял Заждан, доставая из тумбочки украшения Ханы. С улыбкой вдохновения на просветлённом лице, он принялся забрасывать на плоскость обручальное кольцо, серёжки с маленькими бриллиантами и нитки жемчуга. Бриллиантики отражали свет цветными бликами, как лампочки ёлочной гирлянды в Новый год. Заждан вспомнил тридцать первое декабря прошлого года с запахом хвои, с большими шарами, расписанными блёстками. Он тогда так хотел продержаться до боя курантов, но не смог. Сны, запряжённые в тыкву, унесли его. Вот и сейчас он лежал с закрытыми глазами и мечтами растворялся в снах. Заснул и Шелег на полуслове рядом с люлькой Малыша, заснул и Мыш, так и не найдя ни сыра, ни Творога. Хана два раза прокричала «картошка готова, кто хочет, приходите», но никто не пришёл, и она тоже заснула, не снимая фартука.
Среди ночи Заждан вскочил с постели, распахнул окно и, не размыкая сонных глаз, произнёс: «Я вижу тебя колдун, вижу, как ты варишь своё зелье. Налей мне полный стакан, я хочу стать большой птицей, хочу летать». Он стоял у окна в майке, температура в квартире приближалась к критической отметке. Малыш завозился в люльке, Хана свернулась калачиком, а Шелег втянул заледеневшие когти и плотно придвинулся к батарее. «Опять вода в миске замёрзнет…» – подумал кот, не прерывая сна. Заждан забрался на подоконник, несколько раз взмахнул руками-крыльями и спустился на пол. Потом закрыл ставни, и попытался нащупать вату и ленту для заклеивания окон. «Прячет от меня предметы первой необходимости!» – недовольно пробормотал он, забираясь под одеяло к спящей жене. Утро встретило обитателей квартиры свалявшейся шерстью, растрёпанными прическами, несвежими пастями и нежеланием что-либо менять. «Зачем вставать, если через несколько часов опять ложиться? Если бы завтраки сами подавались в постель, то до ужина можно было бы дотянуть, не вылезая из-под одеяла», – мечтал Заждан. Шелег потянулся и подошёл к Малышу. Тот с интересом смотрел на стену и улыбался. Кот тоже посмотрел на стену, но вид потёртых обоев не вызвал у него восторга.
– Умение удивляться привычному, как новому, – это и есть истинная мудрость, мудрость последнего превращения Заратустры, – сказал Шелег, царапая пол когтями.
К нему подошёл Мыш с изуродованным пролежнями хвостом.
– Учитель, я не прекращаю думать об этом последнем превращении. Умение видеть в привычном новое, смотреть на знакомое незамыленным взглядом дано каждому. Но мы растрачиваем этот бесценный дар, бездумно следуя общепринятым установкам. Правда, учитель?
– На занятии обсудим. Наберись терпения, а пока надо привести себя в порядок, хвосты размять затёкшие, позавтракать. Да, кстати, ты Творога нашёл? – спросил вдруг Шелег.