Принесенное бурей

silverandviolet

– Уже поздно, – холодно сообщил Доран. – Наш… разговор можно продолжить завтра, лорд Варис.

Евнух хихикнул, но не ответил. Вместо него заговорил Оберин:

– Брат, ты должен это выслушать! Долгие годы в Дорне не слышали новостей лучше. Мы были дураками, надеясь на Визериса, когда… Нет, лучше тебе услышать самому. Мы получим нашу месть.

В змеиных глазах Оберина светился огонек. Варис казался развеселившимся, молчаливым, но на его устах играла легкая улыбка. “Чего ты хочешь, Паук? Что такого ты сказал, что так обрадовало Оберина? Во что ты

играешь?”.

Доран вздохнул. “Я выслушаю его”.

– Говорите, лорд Варис. Рассказывайте.

– О, – послушался Варис. – Конечно, мой добрый принц.

И он заплел ее – паутину шелковых слов, обрываемую резкими замечаниями Оберина и собственным хихиканьем Паука. Хорошо заплетенную историю, это Доран мог признать. “Да это же просто песня”, – усмехнулась бы Элия. И это была просто песня. Подмененный принц, которого все королевство считает мертвым, оказывается живым, и вот он возвращает королевство, отобрав его у тех, кто узурпировал его трон. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Доран колебался, не желая верить евнуху.

– Простите, что я не верю вам, лорд Варис, – сказал он, когда история была закончена. Оберин попытался вмешаться.

– Доран…

– Брат, подумай об этом как следует. Элия, которую я… знал… – он поколебался. – Элия Мартелл никогда не обрекла бы на смерть свою дочь, обезопасив своего сына. Она не была такой.

– Это не было намерением принцессы Элии, мой принц, – заверил его Варис. – Принц Эйгон – или это его величество теперь? Так вот, добрая принцесса просто оценила безопасность ее сына выше. Я должен был помочь принцессе Рейнис и ее матери бежать из Королевской Гавани, если бы Ланнистеры оказались врагами, а не друзьями, но увы…

Паук печально покачал головой.

– Но этого не случилось, – закончил за него Доран, холод в его голосе оставался прежним.

– Этого не случилось, – согласился Варис.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только звуком шагов Оберина. Доран перевел взгляд на евнуха, изучая его. “Неужели Паук действительно обладал благородством? Что мальчик, которого я похоронил рядом с моей милой сестрой, был всего-то сыном дубильщика, купленным в Вонючей Канаве за кувшин арборского золотого, что настоящий Эйгон Таргариен – Шестой его имени, подлинный король андалов, ройнаров и Первых Людей был жив?

Часть Дорана отчаянно желала, чтобы это было правдой. Но другая, более здравомыслящая, нашла дюжину аргументов против.

Он посмотрел на ложного посланника. Человеку, который торгует секретами, доверять нельзя.

– Если все так, как вы сказали, – озвучил свою мысль Доран, – то что вы планировали? Что, по-вашему, следуем нам сделать, чтобы посадить на трон Эйгона? Какова роль дома Мартеллов в этом… И ваша, раз уж на то пошло?

– Я рад, что вы спросили, принц Доран, – улыбнувшись, ответил Варис. – Очень рад.

========== Джонелль ==========

Ее серебряный плащ невесты развевался на ветру, когда Джонелль шла к сердце-древу, взявшись за руку ее лорда-отца.

Она чувствовала на себе взгляды сотни глаз: северные лорды и южные леди, прославленные рыцари и юные сквайры. Ее родственники и будущие родственники. Их взгляды пронзали ее, изучали и разглядывали, и они смотрели, затаив дыхание, ожидая ее ошибки. “Я этого не хотела!” – хотела она закричать. “Я хотела стать леди Сервин через много зим, выйти замуж за человека ниже меня, согласного взять мою фамилию, согласного позволить мне править. Я никогда не хотела замуж за вашего южанина!”.

И все же, Клей все испортил. Джонелль не сердилась на самом деле на своего брата за его рождение, но все это было из-за него: теперь она больше не была наследницей своего отца, и теперь ей пришлось выйти замуж за несеверянина, и это ее тетя, а не мать, помогала ей одеваться к свадьбе.

“Матушка”, – отчаянно подумала она. “Я знаю, ты молилась Семерым, но теперь мне больше всего хочется, чтобы ты стояла здесь, у сердце-древа, и видела, как я произношу свои клятвы. Покажи мне, что ты есть, несмотря на смерть на родильном ложе. Подай мне знак, что ты еще со мной”.

Но к ее разочарованию, древо молчало.

– Кто идет? – раздалось вместо этого. Это был голос человека, которого она должна будет называть своим лордом-мужем. – Кто идет предстать перед божьим ликом?

Она испытала облегчение, узнав, что Станнис Баратеон не стал настаивать, чтобы церемония прошла перед лицом Семерых. Хотя Джонелль вырастили в знании обеих религий, она всегда предпочитала церемонии в богороще изысканным церемониям в септе. Ее кузен Вилис женился перед септоном, как она помнила, и это была очень длинная и цветистая церемония. Из уважения к вере леди-матери, она промолчала. Если бы лорд Станнис пожелал, чтобы его свадьба была похожа на свадьбу Вилиса, она бы тоже промолчала, но это не значит, что ей бы это понравилось.

Так будет быстрее и проще, подумала Джонелль. Без тысяч клятв, которые люди редко исполняют.

Ее отец напрягся. Он ответил на строгий, суровый тон лорда Станниса мягким голосом:

– Джонелль из дома Сервинов пришла, чтобы выйти замуж, – сказал он. – Женщина взрослая и расцветшая, законная и благородная, она пришла просить благословения богов. Кто пришел, чтобы забрать ее?

– Я, – ответил брат нового короля. – Станнис из дома Баратеонов, лорд-протектор Драконьего Камня, наследник Железного Трона Вестероса. Я пришел за ней. Кто отдает ее?

Джонелль должна была чувствовать себя счастливой. “Вам надо радоваться, кузина”, – говорила жена Вилиса, леди Леона, успокаивая ее, когда они переодевались к празднествам. “Вы выходите замуж не просто за лорда”.

“Если Роберт Баратеон умрет без законных сыновей или дочерей, я стану королевой”, – она это знала. Но ее отношение к этому не было хорошим. Джонелль знала, каков мир южнее Перешейка: говорили, что там очень ценили красоту и изысканность. У нее же не было первого и почти не было второго. Королевская Гавань не вызывала в ней желания там жить.