Приносящая удачу
Шрифт:
Олан тоже вышел и остановился рядом, недобро глядя на ландграфа. Мужчина снова вздохнул, устало поглядев на парня.
– Что опять? – тихо спросил он, понимая, что, хоть он снова ничего плохого не делал, следопыт чем-то недоволен.
Тот надулся, сердитый и смурной. Мрачный вид парню не шёл, и убедительным он не выглядел. Зато постарался объяснить Леону, в чём дело:
– Вот не надо впутывать девчонку в свои магические…
– Погоди, – перебил Леон, совершенно не понимая, чего это этот парнишка так озаботился его интересом к предполагаемой обладательнице клинка. – Напомни, благодаря кому я сегодня ночую не один?
Олан, в свою очередь, тоже вопроса не понял и нашёл его неуместным.
– И что? – усмехнулся парень. – Спасибо, что ли, скажете?
– Не знаю, – ответил ландграф. – Может, и скажу… Завтра спроси меня об этом, ладно? – вполне серьёзно ответил он, и Олан не понял, издевается ландграф или нет. – Просто не понимаю, за что ты опять на меня взъелся, – признался Леон. – Нравственность – не твоя сильная сторона, это мы уже выяснили.
– Скорее, не ваша сильная сторона, – фыркнул Олан. – Я-то сплю с теми, кто этого хочет, а эта девчонка…
Леон снова перебил, поскольку ход мыслей следопыта его раздражал:
– Я тоже никого не принуждаю. И вообще, полагаешь, у меня нет другого способа убедить её вернуть мне артефакт, кроме как затащить к себе в постель? – удивился Леон. – Знаю, я не красноречив, но всё же попытаюсь просто всё объяснить ей.
– Всё объяснить! – передразнил Олан. – Кому вы врёте? Я слышал про вас столько, сколько и придумать-то невозможно! Я знаю: вы хотите влюбить её в себя, а это – погано, – сообщил парень. – Я про вас много знаю такого, что догадываюсь, что по-человечески вы не умеете. На себе испытал, – он явно припоминал, как Леон заставил его выпить зелье.
Оправдываться ландграф не собирался. Да, он не очень честный и далеко не праведный, он пришёл в эту деревню с конкретной целью, а то, что всё усложнилось, лишь отнимет у него время, но на исход не повлияет.
Он посмотрел на Олана сурово, и тёмные глаза недобро блеснули изумрудным отсветом.
– Слушай сюда, – медленно и тихо проговорил он, – эта вещь нужна мне, и если цена клинку – разбитое сердце деревенской девчонки, я готов заплатить её.
Он не стал угрожать, а пошёл в сторону амбара, лишь через несколько шагов обернувшись на всё ещё стоящего парня и напомнив:
– Найти и вернуть мне клинок в твоих же интересах, – и пошёл дальше.
Олан не ответил ему. Он был зол, что ничем не может помешать Леону. Наверняка чары не позволят испортить ему планы. А девчонку было жалко, она ж не виновата, что ходила на болото и нашла там клинок. Вряд ли ландграф хотя бы попытается выманить артефакт или попросить отдать. Нет, это было не в его характере. Олан, познакомившись с этим человеком, постепенно уверовал во все россказни о нём. Всё сходилось и всё совпадало: желающий казаться тихим, невзрачным и скромным, он всегда добивался своего любой ценой. В конце концов, разбитое сердце – плата за его свободу, к тому же Олан всегда считал, что надо иметь голову на плечах и думать, что делаешь и в кого влюбляешься. И ему казалось, что одного взгляда на Леона достаточно любому здравомыслящему человеку, чтобы решить держаться от него подальше.
С этими мыслями он отправился в овин. Главное, не уснуть на сытый желудок раньше времени. Он шёл и поражался своей находчивости, ведь он выиграл сегодня во всём: и ночевать с опасным Леоном не придётся, и отлично поужинал за чужой счёт, и благодаря глупости и доверчивости Леона сегодня предстояла бурная ночь. Было странно, что Леон так легко повёлся, но Олан замечал в нём странности, и ему подумалось, что, может, он и раскусил его, просто не подал вида, чтобы больше вписываться в образ наивного человека. С Леоном следовало держать ухо востро. Даже этой ночью, когда их разделял целый двор и две запирающиеся двери
***
– Эх… – пробормотала Олеська, потягиваясь на матрасе. – Пожевать бы чего… вкусненького…
– Ага, – кивнула я. – Видала, у моих сегодня медовые колечки… Это из-за постояльцев, мать сегодня не собиралась ничего печь… – я вздохнула.
Знала бы, что гости нагрянут, может, не пошла бы на ночёвку к Олеське. Не только из-за медовых колечек, а просто из любопытства даже. Интересно было бы посмотреть на этого мужчину. Я воспроизвела в памяти его образ. По сравнению с нашими он был опрятней и ухоженней, загадочней и… мрачней. Но страшным мне всё равно не показался. Отчего-то подумалось, что он может уже ложиться спать. Интересно, где его положат? В моей комнате? Только бы не в моей! Не люблю я запах мужчин. Вернее, не всех мужчин запах я люблю. Да, вот так. От некоторых пахнет потом вроде и не сильно, а всё равно так противно, так что не хотелось бы, чтобы ночевал какой-то хмырь в моей постели. Хотя, их двое, в мою комнату могут и другого положить… Я поморщилась. Нет уж, лучше пусть этот спит, я потом проветрю и постираю.
– О чём задумалась, о медовых колечках? – выдернула меня из раздумий Олеся.
– Да, – кивнула я. – Да! – и тут меня осенило.
Пойду схожу домой! За колечками. По пути в окно своей комнаты загляну, посмотрю, спит кто в моей кровати или нет. И вернусь. Это отличная, просто прекрасная мысль! И вкуснятину раздобуду на ночь, и на гостя погляжу, может быть…
– Слушай, Олеська, давай я на кухню к себе прокрадусь и стащу нам колечек? Мать подумает на гостей, если заметит пропажу – отличный вариант!
Подруга призадумалась, но ненадолго. Прищурилась и спросила:
– На этого, страшного, поглазеть хочешь?
– Колечек медовых хочу, – ответила я, и глазом не моргнув. – Опять полночи проболтаем с тобой, так хоть будет, чего пожевать.
– Сходить с тобой? – предложила она.
– Не, мне одной проще, – не приняла предложение я. – Я быстро управлюсь.
Из чердачного окошка перелезла на сарай, с сарая – на дровенник. Сколько раз уж так спускалась – привычно и просто, легко даже. Помню, первый раз, когда Олеська мне этот путь показала, я на неё, как на полоумную посмотрела. Мне казалось, что это – чистое самоубийство, хоть лазать по деревьям с мальчишками с детства приучена. А потом привыкла, так что теперь мне даже в удовольствие мышцы поразмять таким спуском.
Спрыгнула на землю и притаилась. Вроде, никого. Добежала до калитки – заперта. У Олеськи вечно запирают на замок, как темнеет. Чтоб не шастал никто. У нас вот – не запирают. Потому что батя спит чутко и, если надо, выйдет и отметелит, кто непрошенный заявился. Он даже лису однажды лопатой прибил, когда та к курятнику примеривалась. Шкура её у нас в прихожей висит – мать шапку всё хочет сделать из ней, но руки не доходят.
Пришлось через забор лезть. Где-то, помню, штакетина отодвигалась, но впотьмах так просто не найдёшь, проще перелезть через калитку. Вот обратно – сложней, калитка сколочена так, что штакетник по внешнему краю направляющих прибит, снаружи просто так не перелезешь. Ну ничего. Главное, чтоб не заметил никто. Ну, и штаны не порвать о гвозди.