Приносящая удачу
Шрифт:
Ландграф посмотрел на него странно. Он вроде и привык, что этот парень вечно дерзит и вечно напоминает, кто он, словно дразня и пытаясь заставить вернуть его за решётку, но всё равно иногда хотелось его ударить. Как сейчас. Мужчина даже сжал кулак, но вовремя остановился и спросил:
– Ты совсем не испытываешь благодарности?
– За что? – усмехнулся парень. – За то, что вместо положенных трёх лет в темнице я таскаюсь с вами и помогаю вам?
– Ты бы не протянул трёх лет и сдох там, – спокойно ответил ландграф.
– Лучше сдохнуть там, чем с вами здесь! – он презрительно сплюнул, показывая, насколько презирает стоящего перед ним человека. – То, что вы выкупили меня, не спросив, и то, что наложили чары, при которых я не могу вам ничего сделать, это подло. Так что молитесь лучше, чтобы, когда исполню долг, я нашёл себе развлечение по душе, и не стал мстить.
– Я не сделал ничего плохого… тебе, – уверенно сказал Леон, поскольку поведение Олана раздражало.
Он многим причинял зло, и они имели полное право ненавидеть его, но конкретно этому парню он ничего дурного не приносил: ни бед, ни страданий, ни лишений. За что этот вытащенный из-за решётки следопыт ненавидел его, было ему совершенно непонятно и даже как-то обидно. За столько лет всеобщего презрения Леон думал, что подобное отношение к нему уже никогда не удивит, но ошибся: его спутник презирал его, не зная и половины его грехов, и это не могло не удивлять.
В ландграфе Олана раздражало всё. И ненавидел он его тоже за всё: за то, как тот вечно по-доброму общался, прямо глядя в глаза, за то, что всегда следил за собой, был опрятен и скромен, за то, как всегда умел находить выход из любой ситуации, не отчаиваясь и не паникуя; и особенно за то, как всё это помогало ему умело использовать людей. О нём ходило множество слухов. Каким-то Олан верил, каким-то – нет. Но суть сводилась именно к тому, за что он так его ненавидел: этому типу всё давалось легко, он был богат, самоуверен и мог подмять под себя любого. Ко всему прочему, каким-то немыслимым образом при их личном общении в эти полтора дня Леон умело носил маску скромняги, которого легко озадачить и смутить. Олан слышал о ландграфе давно, но впервые увидел у церкви. Тогда он уже заочно ненавидел Леона, и потому принципиально не согласился помогать ему. Он и представить себе не мог, что эта скотина посмеет воспользоваться магией порабощения. Это была редкая магия, в которую парень не верил, пока сам не попал под её влияние. Проклятый ландграф мог оказаться ещё и магом – о нём и подобное рассказывали. Тогда от него живым не уйти. И особенно злило, когда Леон о чём-то спрашивал, словно хотел заставить поверить, что ему интересно и что он видит перед собой человека, а не просто инструмент для достижения цели. В этом Олана было не провести: он не уличная торговка, верящая во всякие россказни, он умел выделять из сплетен суть и точно знал, что Леон – негодяй и, даже если не маг, верить ему нельзя.
– Стойте тут, я осмотрю болото, – сказал Олан, и Леон послушно остался стоять на месте.
Парень принялся расхаживать по болоту. Он легко проследил за следами и уже через полчаса обошёл всё в точности так же, как и собиравший ягоды человек. Он видел место, где лежал клинок, пока его не подобрали, но всё равно бродил ещё какое-то время, раздумывая. Нельзя расслабляться и нельзя ночевать под одной крышей с Леоном. Этот подлый гад может ещё что-нибудь придумать, чтобы подчинить себе окончательно. Становиться его марионеткой не хотелось. Может, это тоже слухи, но магией порабощения этот субъект обладал, говорят, отлично, и легко менял и убивал надоевших или ставших бесполезными слуг и любовниц. Леон пока не производил впечатление великого мага, но и об этом ходили отдельные слухи: он здорово умел прикидываться, втираясь в доверие. Правда, при всём при этом в городе ему не доверял никто, так что этим слухам парень верил слабо. И всё же стоило что-то придумать, чтобы не оставаться с ним спящим. Предложить ночью побыть на карауле? Придётся спать потом, а это опасно. Эту ночь в лесу Олан спал спокойно: у Леона были на него планы по поиску артефакта, а теперь он задумался над тем, что с ним сделает ландграф, когда он, Олан, станет не нужен. К несчастью, парень знал, что силён и молод, то есть вполне сгодится в телохранители. Да теперь ещё Леону известно, что он и вправду толковый следопыт. Вряд ли его просто так отпустят: он не знал наверняка, но догадывался, что обошёлся Леону недёшево.
– Ваш клинок точно у него, – сообщил он, наконец. – Придётся идти в деревню.
Это известие тоже подозрительно не разочаровало ландграфа.
***
Леон был кроток и скромно брёл за Оланом, пока тот не вывел его на дорогу, больше похожую на тропу. Мужчина молчал и о чём-то думал. Вокруг чувствовался простор: лес явно недавно пострадал от сильного ветра, и половина стволов лежала на земле. Большая половина даже. Зато солнце, наконец, грело. После болот и тёмного леса это казалось радостным изменением.
– Эта дорога приведёт нас в селение? – спросил Леон, глядя на широкую, но всё-таки, тропу, по которой они шли: по такой ни одна нормальная телега не пройдёт.
– Приведёт, – сухо ответил парень.
Деревня показалась на пригорке вдалеке сразу за поворотом. Леон подумал, что до неё довольно далеко от того места, где он потерял клинок. Местные, наверно, хорошо знают лес, раз ходят в такую даль по ягоды. Он постарался припомнить, что читал в книгах про ближайшие деревни, но проклятая дислексия не позволила ему толком ничего запомнить, а на бумагу он не выписал эти казавшиеся несущественными сведения. Сейчас Леон должен был вспомнить, бывают ли в деревнях маги. В городах – он точно знал – их довольно много и заказы они берутся выполнять охотно… если, конечно, не презирают заказчика. Здесь его, Леона, никто не знал, так что он мог рассчитывать на помощь. Только бы найти мага.
Ландграф поправил заплечный мешок, в который набрал провизии, одежды, денег и ценностей, которые ему не были дороги и которыми тоже можно было расплатиться в случае необходимости. Мужчина глянул на бодрого парня. Тот, хоть и оставался угрюм и мрачен, вышагивал так, словно не было позади столько часов пути. Сам ландграф порядком вымотался и не отказался бы отдохнуть, но не мог этого позволить: ещё предстояло найти место для ночлега, поскольку близился вечер. И не мешало бы разузнать про мага, а сапоги и клинок могут подождать и до завтра.
Но планам Леона было не суждено сбыться, поскольку вместо поиска мага пришлось всё же заняться поиском артефакта. Они уже вошли в деревню, как парень остановился около чьих-то ворот.
– Видишь, следы? – Олан указал на песок, где едва различимо угадывался один силуэт сапога, а чуть впереди и второй. – Здесь он прошёл недавно, наверно поутру, и спешил: шаги шире, чем на болоте. Только здесь не проследить, к какому дому ведут они: много следов от простой обуви, скота, колёс – деревня всё-таки… – он развёл руками совершенно без сожаления: ему было плевать, как ландграф станет выкручиваться.
– Тут не надо быть следопытом, – ответил Леон спокойно. – Вон этот человек, – он указал рукой на мужчину, который шёл им навстречу, как раз в тех самых сапогах.
– Может, тут у многих сапоги такие? – Олан не желал признавать неожиданно улыбнувшуюся удачу, хотя понимал, что ошибка вряд ли возможна.
– Нет, это он, – уверенно заявил Леон.
Мужчина в сапогах шёл с ведром и, стоило ему поравняться с путниками, как ландграф заговорил, внимательно глядя в лицо, обрамлённое густыми чёрными с проседью волосами:
– Приветствую, селянин, – учтиво кивнул он. – Не подскажешь, где можно заночевать?
Макар поглядел на чужеземцев пристально, прикидывая, кто такие. Вроде одеты хорошо. Один молодой совсем, другой постарше. Явно при деньгах. Да и к тому же, таким, как эти, помогать очень полезно: они, городские, любят мнить себя щедрыми, и потому помимо оплаты вечно даруют разные полезности. Это Макар знал отлично. И в людях его жизнь научила хорошо разбираться: его учтивыми манерами, голосом и шмотками не обдурить было. Перед ним стояли не закоренелые преступники, это он мог точно сказать. Остальное – не его дело. Опасности от этих двоих ждать не стоило, а уж кто с какими грехами живёт – вообще его не касалось, все когда-то в чём-то ошибались.