Принуждение к любви
Шрифт:
Я лежал, уставившись в потолок, стараясь ни о чем не думать. И у меня ничего не получалось. Почему-то в голову лезли воспоминания каких-то далеких времен.
Учился я тогда в девятом классе и был влюблен. Девочка раньше училась в классе, который был на год старше нас, но потом пропустила год по каким-то загадочным причинам, о которых ходило много слухов, и оказалась в нашем классе. Наверное, это обстоятельство и то, что она выглядела куда взрослее наших подруг-одногодок, и поразило мое воображение. Она отвечала на мои не слишком уклюжие знаки внимания со снисходительностью взрослой женщины. Это распаляло меня все сильнее. Дело приобретало особо романтический характер из-за того, что у дамы моего сердца был ухажер из ее прежнего класса - здоровенный верзила-десятиклассник со странной фамилией Гак. Он считал ее «своей бабой», о чем ставил всех в известность при каждом удобном случае. Как и полагается таким персонажам, подобным мне в этой истории, я этому не верил и убеждал себя, что Гак просто трепло и хвастун.
Однажды я встретил свою любовь в сильно расстроенных чувствах. И когда замучил ее своими вопросами, она довольно зло сказала, что этот Гак уже достал ее, проходу не дает, все время лапает, даже на глазах у других, а ей он на самом деле противен, но как от него отвязаться…
Уже по тем выражениям, в которых она описывала происходящее между ней и этим Гаком, можно было понять, сколь разные мы люди и сколь отличаются друг от друга миры и представления, в которых мы обитаем. Но я был одурманен полудетской влюбленностью и ринулся во двор, где обычно толклись, покуривая и попивая пиво, старшеклассники. Гак был там - гоготал вместе с такими же, как он сам, придурками над их идиотскими шуточками…
Я подошел к нему и, не слишком соображая, что делаю и зачем, сказал, задыхаясь, что-то вроде: «Если ты, сука, еще раз…»
Гак с изумлением уставился на меня. Мы никогда не общались и не сталкивались с ним. Но что-то он про меня знал. Потом уже я понял, что это моя любовь рассказывала ему обо мне, и выглядел я в этих рассказах надоедливым дурачком, папа которого большой человек в Генеральной прокуратуре… Кстати, этот факт ей весьма льстил. Но на Гака, что делает ему честь, никак не подействовал. Впрочем, возможно, он просто не представлял себе, что отец мог при желании с ним сделать. Я вообще-то представлял, но как-то весьма расплывчато.
Гак, осмотрев меня с ног до головы, как-то обидно осклабился, поднял руку и потянулся к моему лицу. Медленно и страшно. Его грязная огромная пятерня неотвратимо тянулась к моим глазам… Ни о чем уже не думая, я нырнул под нее и бросился на Гака. Кое-что к тому времени я уже умел, потому что ходил на платные занятия по айкидо, но Гак был слишком здоров и тяжел для меня…
Досталось нам обоим. Помню, мы оба оказались на земле, в крови, Гак, как молотом, долбил меня своим кулачищем по голове, я отбивался, а в какой-то момент поймал его руку и завернул из последних сил так, что он взвыл от боли и на секунду отпустил меня.
Я с трудом встал на четвереньки, потому что подняться на ноги уже не мог, в глазах плавали черные круги. Но и Гак тоже не мог подняться. Мы стояли друг против друга на четвереньках, то ли как два барана, то ли как два козла, ничего не соображая.
Но тут набежали учителя…
И все-таки мне досталось больше, и «Скорая» отвезла меня в больницу - как выяснилось, с сотрясением мозга и закрытым переломом предплечья.
Отец с матерью примчались, когда мне уже наложили гипс. Я видел их, как в тумане, потому что мне сделали обезболивающий укол и я пребывал в состоянии парения и умиления…
Когда ко мне вернулась способность соображать, я, разумеется, тут же стал рисовать себе обольстительные картины нашей предстоящей встречи с любимой девушкой, конечно же, потрясенной моим героизмом.
А еще я представлял себе, как отец скажет мне что-то вроде того, что я, мол, накажу этого ублюдка так, что мало не покажется. А я благородно скажу: не надо, отец, это была честная драка… Так как в больнице мне пришлось провести несколько недель, я представлял себе эту картину в самых разных мизансценах, включая видение Гака, который в ужасе просит меня спасти его от тюрьмы, и любимую девушку, которая стоит рядом и говорит мне: да плюнь ты на него, Валек! Пойдем лучше! И мы с ней уходим прямиком в эмпиреи…
Но отец ничего такого, когда приезжал в больницу, не предлагал. Разговор у нас состоялся только тогда, когда голова моя окрепла и меня выписали домой.
– Ну, и чего ты добился?
– жестко спросил отец.
И я, привыкший за время болезни к всеобщему чрезмерному сочувствию, растерялся.
– Ты что, не видел, что он в два раза тяжелее тебя? Если бы он попал в тебя пару раз по-настоящему, изо всей силы, ты мог бы просто умереть, ты понимаешь это? Или ослепнуть, как мне сказал врач. Ты это понимаешь?
Ничего я не понимал.
– Ты, прежде чем лезть в драку, подумай - у тебя шансы-то есть? Ты же не самоубийца. Ну, тебе своей жизни не жалко, ты о матери подумай, обо мне. Запомни - лучше в драки вообще не вступать. Это занятие для дураков, поэтому они их так любят. Умный и сильный сделает все, чтобы боя не было. Вас что, этому в айкидо не учили?
Я ничего не ответил. Но обидно было очень. Однако чуть позже я нашел что сказать.
– А если тебя оскорблять будут, унижать?
– Ты должен запомнить: дурак оскорбить тебя не может. Никогда. Оскорбления дурака - это дерьмо на асфальте. Ты же не лезешь в него руками? Ты просто обходишь его стороной. И потом, кто тебя оскорбил? Этот здоровенный придурок? Да он про тебя знать не знал!
– Он мою девушку оскорбил!
– краснея, проговорил я. Этой темы мы с отцом еще никогда не касались.
– Ах, вот оно что! Ну, давай разбираться. Во-первых, почему ты решил, что эта девушка твоя? Я был в школе…
– Зачем?
– в отчаянии спросил я. Мысль, что отец был в школе, своим обычным насмешливым взглядом изучал ее!..
– Меня попросил приехать ваш директор. Сам я, кстати, не собирался. Я видел эту девушку. Валя, она не твоя девушка. Она вообще не из тех, за кого стоит драться. Совсем не тот случай. Это как раз с твоим соперником она пара, они как раз стоят друг друга. А тебе между ними делать нечего. Вы с ней разные люди, и никогда ничего серьезного между вами не будет. И не было.
Ужас был в том, что отец был прав, и он высказывал мысли, которые и мне самому приходили в голову, однако я боялся в них всерьез углубиться. И все-таки было страшно обидно. Твои самые тайные мысли, в которых даже боишься себе признаться, выкладывают на всеобщее осмеяние!
– Во-вторых, ты уверен, что он ее тогда оскорбил?
– безжалостно продолжал отец.
– А я думаю, она тебе просто наврала. С не очень умными женщинами такое часто бывает. И на самом деле ей нравится, когда он тискает ее в углах. А вполне возможно, не только тискает, - безжалостно закончил отец.