Природа. Человек. Закон
Шрифт:
Понятно, не потому, что были слишком милосердны, просто боялись ответных действий союзников.
А тут ответных действий ожидать не от кого. Никто не придет, не распылит в служебном кабинете отравляющих веществ. Так что, сыпьте, не жалея…
И ведь сыплют. И сыплют не чиновники собственноручно — механизаторы «Союзсельхозхимии», летчики гражданской авиации. «Ссыпали ядохимикаты в прямом смысле на головы людей, не успевших укрыться в поле от внезапных — вне графика и объявления — полетов авиации» (Труд, 1988, 25 авг.). А как же? Им тоже план выполнять надо, иначе премии за хорошую работу «на благо народа» не получат. А что попадают в ядовитое облако люди, в основном школьники, мобилизуемые в это время на уборку хлопка и прочих сельскохозяйственных культур, так сами они и виноваты, в следующий раз не будут попадаться.
А ведь и в самом деле, многие уже второй раз могут и не попасть на это поле. И ни на какое поле вообще…
— Ну, уж вы это слишком! — возмутится наш добродушный
А калечить, уродовать, убивать детей не слишком? Вон, в результате химизации в Приаралье «во много раз, особенно в Каракалпакии, за последние годы увеличилась детская смертность: из 1000 рожденных детей умирают 92. В раннем возрасте уходят из жизни матери, не доживают свой век старики. Рак пищевода стал одной из распространенных болезней. Свирепствует гепатит, желудочные заболевания, вспышек которых здесь раньше не было» (Московские новости, 1988, 16 окт.).
Один из каждых одиннадцати живущих — смертник. А оставшиеся десять?
Именно дети приняли на себя главный удар химизации сельского хозяйства. «Ни для кого уже не секрет, что после увлечения этими пестицидами в Молдавии стали рождаться умственно неполноценные дети. Сегодня в Молдавии действует около пятидесяти школ для больных детей. Но это только часть из них. — Многие родители не захотели расстаться со своим горем, и, таким образом, почти в каждом молдаванском селе, в каждой школе, в каждом классном журнале после списка учеников следуют три-четыре пропущенные строчки, после чего пять-шесть фамилий, напротив которых — ни единой отметки.
Долгое время считалось, что виной всему — алкоголь, однако ученые из Молдавского института гигиены и эпидемиологии пришли к заключению, что если какую-то часть случаев можно объяснить злоупотреблением спиртными напитками (хотя молдаване всегда употребляли традиционно вино и дебилы рождались редко, не чаще чем у непьющих. — Авт.), то остальные, несомненно, результат интенсивной химизации»(Лит. газета, 1987, 29 июля).
А сколько среди тех десяти оставшихся страдают другими заболеваниями!
И все же, зачем так резко? — не сдавался добродушный скептик. — Надо ведь войти в положение людей. Сами говорите, не ведают, что творят.
Так пусть — ведают. Хватит, в конце концов, обтекаемых или в лучшем случае эзоповских завуалированных фраз. Давайте наконец называть вещи своими именами, оценивать действия без скидок на «объективные причины» да смягчающие обстоятельства. Нет их, ни причин, ни обстоятельств, оправдывающих преступление перед жизнью и людьми.
Долгие, очень долгие годы в стране «во имя блага людей» людей калечили и убивали самыми разнообразными способами. Настолько долго, что мы уже привыкли к этому чудовищному явлению и успокаиваемся над трупами убитых, когда нам объясняют, что это было сделано «во имя идеи», «во имя укрепления индустриальной мощи и обороны страны», «во имя счастья всего человечества», что «лес рубят — щепки летят».
Подумать только, Раскольников убил старуху-процентщицу и ни в чем неповинную сестру ее и своим злодеянием и раскаянием потряс мир. А в наши дни спокойно отдаются разрешения на искалечение и убийство сотен и тысяч стариков, молодежи, детей. А мы все ищем мягкие да обтекаемые выражения, чтобы, не дай бог, не обидеть преступников!
Нет, нет, до тех пор пока мы не станем давать истинную оценку их деяниям без всяческих деликатных эвфемизмов, пока не станем привлекать их к общественной и юридической ответственности, называя тех, кто убивает отравляющими веществами, без всяких околичностей убийцами, все эти преступления против Жизни и людей будут продолжаться. «Во имя блага». Чьего?
Пусть примут это на свой счет не только те, кто участвует в убийственной химизации сельского хозяйства, но и те, кто ядовитыми газами и стоками своих промышленных предприятий отравляет воздух, воды и в конечном счете здоровье людей и саму их жизнь.
И не только «чиновники» и «бюрократы», как принято нынче ругаться для того, чтобы провозгласить свою непричастность, взвалить, как древние евреи, на «козла отпущения» все грехи, а самим продолжать подчиняться их распоряжениям да разрешениям на отравление всех и вся с бодрыми криками: «чего изволите» да «что прикажете»! Что, бульдозерист, выворачивающий наизнанку таежную речку, не понимает, что убивает ее? Что, летчик, сбрасывающий на головы людей ядохимикаты, не ведает, что творит? Что, сталевары, нефте-, био- и прочие химики не знают, как опасны выбросы из их дымовых и сточных труб? Что, водитель мощного грузовика, волочащий черный шлейф дыма, который надолго залеживается над улицей, не видит, что он делает? А ведь все это убивает воздух, воды, живность и в конечном счете — людей. И обо все этом не раз, не два, а уже на протяжении по меньшей мере десятка лет говорят газеты, радио, телевидение — те средства массовой информации, которые читает, слушает, смотрит каждый. Согласны — мало еще говорят. Согласны — употребляют обтекаемые фразы да эвфемизмы. Но мы уже привычно слышим за самым невинным сообщением обобщение. «Уж если даже в газете это пропечатано!»
Происходит какая-то нелепая всеобщая техническая и химическая война всех против всех. Лесопромышленники, сводя на громадных площадях леса, уничтожая реки, уменьшают сток главных водных артерий страны, питающих сельскохозяйственные поля. В этом им отменно помогают и металлург ги, и химики, и работники прочих отраслей промышленности, использующие технологию с огромными безвозвратными потерями воды. Получающие мало влаги растения в наиболее плодородных, но и засушливых тоже, — регионах страны, ослабевают, становятся легкой добычей насекомых-вредителей сельскохозяйственных культур. Чтобы избавиться от вредителей и собрать урожай, работники сельского хозяйства применяют химикаты — да побольше, да покрепче, да поядовитей. Яды эти не столько отравляют вредных насекомых, которые очень быстро приспосабливаются к ним и в последующие годы размножаются в еще больших, чем прежде, количествах, поскольку их враги, питающиеся ими, накапливают, как мы знаем (ну, хотя бы на примере с гагарами), в своем организме ядов в десятки тысяч раз больше и, понятно, погибают — сколько самих крестьян и их детей. И накапливаются в тех овощах, фруктах, хлебе, которые присылаются из плодородных районов на стол работникам лесо- и прочей промышленности. Как мы уже тоже знаем, до четверти всех пищевых продуктов растениеводства бывает отравлено этими ядами, которые и попадают в организм тех, кто находится иной раз за тысячи километров от регионов, где распыляются пестициды. И в первую очередь страдают, конечно же, дети. Иной раз это сказывается тотчас же из-за повышенной восприимчивости организма, но чаще всего впоследствии, когда в тканях организма накопление ядов достигнет определенной концентрации. А не накапливаться они просто не могут, поскольку постоянно и ежедневно вводятся с пищей, а биогенному разложению не поддаются.
Накопившиеся на поверхности почвы ядохимикаты, осевшие вредные вещества, выброшенные дымовыми трубами промышленности и выхлопными транспорта, смываются дождями и в конце концов стекают в реки и озера, смешиваясь там с промышленными стоками. Полная очистка от всех этих веществ даже в столичном водопроводе невозможна, вот почему для Москвы ищут источники именно чистейшей воды, скажем, Верхней Волги, не замутненной еще ни промышленными, ни сельскохозяйственными стоками. И так или иначе, вредные вещества, выброшенные из труб промышленности и транспорта, из распылителей сельхозмашин и самолетов, проводящих химизацию, возвращаются опять к людям, но — уже в их организм, отравляя его. Возвращаются и с питьевой водой, и с водой, которая шла на полив сельскохозяйственных культур из загрязненных рек и озер. Она сделала свое дело и ушла в воздух и почву, оставив вредные вещества в тканях растений — их плодах, клубнях, семенах, которые мы употребляем в виде фруктов, овощей, картофеля, круп и хлеба. Возращается и накопившись в тканях домашнего скота, птицы, рыбы, возвращается в их мясе и молоке, которые мы едим, и так или иначе, быстро или медленно, но в любом случае отравляет человеческий организм. «Содержащий диметилртуть фунгицид использовался для протравливания зерна, — пишет известный американский ученый профессор биологии Колумбийского университета Д. Эренфелд. — Это зерно скармливалось курам, и органические соединения ртути накапливались в белках яиц. Если такие яйца съедал человек, то ртуть накапливалась в мозгу, почках и других тканях, а у беременных женщин могла через плаценту попадать в организм эмбриона. Смертельные отравления получили жители японских прибрежных деревень, питающиеся рыбой из залива Минимата, в которую попадали сточные воды, содержащие ртуть завода по производству пластмасс.
К сожалению, в нашей стране серьезных биохимических анализов причин тяжелых заболеваний и смертей, как правило, не делается, просто констатируется, что смерть наступила от болезней мозга, сердца, почек, печени, врожденных изменений внутренних органов и т. д., а чем они обусловлены, что их вызвало, даже у молодежи и детей, ни исследуется. Еще в недавнем прошлом если какой-либо патологоанатом и добивался выяснения с помощью биохимических анализов и определял вредное воздействие тех или иных токсичных веществ, находившихся в воздухе, воде, пищевых продуктах, то сведения эти становились предметом особой секретности, возводились на уровень важнейшей государственной тайны. Да что там сведения о заболеваниях и смертях, даже данные о загрязнении окружающей среды не публиковались и считались секретными, а тех, кто пытался их раздобыть и рассказать об этом людям, ждали серьезные неприятности. Но от этого мы отнюдь не меньше получали высокотоксичных и канцерогенных веществ, чем жители США и Японии, Франции или Англии. Напротив, обстановка секретности не позволяла организовать общественность, основную силу в сокращении загрязнения окружающей среды, да и сами руководители предприятий, ведомств и прочих ответственных за отравление воздуха и вод учреждений, не имея соответствующей информации, в основном по этой именно причине относились к разговорам о вредности их производств с недоверием и равнодушием.