Природа. Дети
Шрифт:
Это один из самых сильных эпизодов повести. Тут все действенно — каждое слово, построение фраз, реплики найдены точно. Вдохновенность педагогического решения Коростелева, экспрессия его ответа («твердо и торжественно пообещал») вызвала бурную реакцию Сережи. Свалился страшный груз с души, ему стало легко и прекрасно. Вероятно, никогда прежде он не ощущал так остро радости жизни (пил воду и стонал наслаждаясь) .
Один из законов умного воспитания — детям не надо врать. Но есть и другой закон — опасно разрушать внутренний мир ребенка. Иногда фантастические построения, преображающие действительность, необходимы малышу на пути к реалистическому познанию мира.
Случается, что законы эти приходят в противоречие — тут-то и нужна чуткость воспитателя, чтобы понять, когда первый закон не только можно, но и следует нарушить.
Смерть, небытие для ребенка непредставимы и страшны, особенно своя смерть. С этой мыслью человек свыкается на протяжении многих лет и в сущности никогда не перестает ей внутренне сопротивляться (с этим, разумеется, связаны и мифы всех религий о загробном бессмертии). И десятки высказываний малышей, собранные К. Чуковским, и художественные изображения отношения детей к смерти — одно из самых сильных как раз в «Сереже» Пановой — убеждают, что тут не надо говорить правду.
С точки зрения воспитательной оправдано, что Коростелев на протяжении повести дважды слукавил: спросил Сережу, кого лучше купить в больнице — мальчика или девочку, и пообещал ему бессмертие. В обоих случаях он был чуток.
В эпизоде с дядей Петей Коростелев изображен трезво и умно уверенным, что требование слепого уважения к каждому слову или поступку взрослого, хотя бы очевидно для малыша глупому,— непедагогично, может воспитать только лицемерие.
Рассуждение Сережи о жизни на Марсе вызвало у Коростелева интерес, даже несколько боязливый, к силе и характеру фантазии мальчика.
В истории с вором он не согласен с Марьяной, что надо уходить от обсуждения с Сережей трудных вопросов.
А яркий талант воспитателя, безошибочность чутья Коростелев проявил тоже дважды на протяжении повести: смело уверив Сережу в его бессмертии, и в последнем, напряженно драматичном эпизоде.
Но прежде чем перейти к нему, надо присмотреться к двум главам, занимающим особое место в повести,— особое, потому что Сережа в них на втором плане. Одна называется «Женька», другая — «Васька и его дядя». Цельность конструкции повести не нарушается вторжением этих глав. Женька и Васька старше— четырнадцатилетние — товарищи Сережи. Читатель знаком с обоими — они появляются и в других главах, особенно часто Васька. Таким образом, сюжетно рассказы о Женьке и Ваське хорошо устроены. И все же они воспринимаются как «вставные новеллы». Объясняется это жанровым своеобразием «Сережи» — тем, что не ход событий, а развитие внутреннего мира героя определяет движение и напряжение повести. Тут же Сережа только пассивный наблюдатель — это и создает впечатление приостановки движения, «вставленности» глав. Они, хотя и не соседствуют, но внутренне связаны между собой очевиднее, чем с движением душевной биографии Сережи. Их сюжет параллелен: у Женьки и Васьки много недостатков, хотя и совершенно различных, но связанных с неверным, неумелым воспитанием. Кончаются главы одинаково: отъездом из поселка — сперва Женьки, потом Васьки.
Женька — сирота, живет у тетки. Учится очень плохо — в каждом классе остается на второй год. Тетка сердится на Женьку, что он много ест и ничего не делает в хозяйстве. «А ему не хочется делать [...]. Весь день он на улице или у соседей». Между тем Женька не ленив. Если другие попросят, он с удовольствием делает все и как можно лучше. И неспособным его нельзя назвать — из Сережиного конструктора сделал такой замечательный семафор, что со всего поселка ребята приходили смотреть. Он хорошо лепит из Сережиного пластилина. Но когда Сережина мама подарила ему пластилин, тетка выбросила его в уборную, чтоб не занимался Женька глупостями.
Всего несколькими штрихами обрисована тетка, но портрет получился законченный: тупая, жадная, ничего для Женьки не делает, вечно его корит, но перед другими бахвалится, что выводит мальчика в люди.
А в школе учителя сначала беспокоились, что он так плохо учится, потом махнули рукой. «И даже хвалили Женьку: очень, говорили, дисциплинированный мальчик; другие на уроках шумят, а он сидит тихо,— одно жалко, что редко ходит в школу и ничего не знает» (стр. 228—229).
Добрый, безвольный и неяркий мальчик — он пропадает потому, что некому направить его, некому понять ни в семье, ни в школе, что затхлая, недоброжелательная атмосфера теткиного дома, бесконечные попреки убивают в нем интерес к жизни. Он мечтает уехать, поступить в ремесленное училище, да слишком инертен, чтобы действовать.
И не взрослые, а ровесник — Васька — вмешивается в его судьбу. На первый взгляд кажутся неожиданными трезвый разум и заботливость о товарище озорника Васьки, который сам еще не очень-то заботится о своем будущем. А Женьке взрослым тоном сказал: «Поговорим про твое будущее [...]. Без образования кому ты нужен?»
Беседа идет в роще у костра, который «горел вяло, дымя горьким дымом». И Женька, не отрываясь, глядел на дымовые струйки. Деталь метафорична, соотносится с характером Женьки, вялостью его жизни. Потом костер разгорелся — «огонь одолел влагу». Женька, убежденный Васькиными доводами, готовится принять решение, действовать.
Когда припомнишь, что мы знали о Ваське до этого эпизода, то не таким уж неожиданным кажется его вмешательство в Женькину судьбу. Этот мальчик, когда-то мучивший жуков и за освобождение их получавший с Сережи по копейке за каждого, небрежный в учении, немного хулиганистый, с папиросой в зубах,— человек справедливый. Он спас Сережу, когда опрокинулся челн, защищал малышей от обид старших и вообще был для ребят очень авторитетным человеком — даже переулок, где он жил, ребята иначе не называли, как Васькиным.
Решился Женька — едет. Многие ему постарались помочь: школа дала характеристику, Коростелев — денег, а тетка просила не забывать, сколько она для него сделала, и «с мясом от себя оторвала» деревянный чемодан. А всего-то имущества у Женьки было: рубашка, пара рваных носков и застиранное полотенце. Плохо ему жилось у тетки.
Проводили Женьку товарищи. Сережа завидовал, что он в поезде поедет. Потом узнали, что приняли Женьку в ремесленное, налаживается его жизнь, ему хорошо. «Женька не был ни коноводом, ни затейником, ребята скоро привыкли к тому, что его нет».
Так введена в «Сережу» еще одна судьба, еще один характер. Словно оглядев тех героев повести, что проходят в тени, на втором плане, Панова задержалась взглядом на самом неприметном и вывела Женьку из тени вместе со сварливой, равнодушной к нему теткой, для которой он обуза, и с благожелательно-равнодушными к нему учителями — со всеми, кто породил и развивал в нем чувство неполноценности, бездомности. И в этой главе выражена тема справедливости — нельзя проходить мимо детей неярких, с выработанной обстоятельствами вялостью и нерешительностью. Нужно и можно помочь им найти свой жизненный путь. Носителем справедливости оказался Васька — не родные и не педагоги...