Природопользование: теоретическое и практическое
Шрифт:
К каким же последствиям приводит этот агрессивно-насильственный активизм по отношению к внутреннему миру человека. Данный вопрос рассмотрен Н.В. Попковой [138]. Главный вывод, который делает автор, состоит в том, что человек постепенно теряет свои биологические корни и превращается в человека технологического. Первопричиной наступившего экологического кризиса является антропологический кризис – негативные изменения современного человека. Трудно отрицать факт, – пишет Н.В. Попкова, – что между человеком и созданной им техносферой существует обратная связь. И если раньше человек был вынужден подчиняться биосферным закономерностям, то теперь он должен подчиняться техносфере, вписываться в ее закономерности и вырабатывать в себе качества,
человек, погружаясь в искусственный мир, постепенно утрачивает свои природные качества и приобретает социально-техногенные;
в организм человека вторгается искусственная среда, искусственная или генетически измененная пища, искусственное оплодотворение, трансплантация;
человек подвергается биологическим изменениям, среди которых понижение сопротивляемости инфекциям и факторам внешней среды, ослабление органов чувств, бессонница и депрессия, сердечно-сосудистые и раковые заболевания;
идет деградация внутренних органов и систем человеческого организма.
С такими выводами согласен В.А. Зубаков. Он считает, что следствием технологической деятельности является всеобщий рост технологической напряженности общества. Философы и психологи назвали этот рост психологической напряженности феноменом «психосоматической дезадаптации», а медики синдромом хронической усталости. Это следствие несоответствия между размерами технического прогресса и социальным положением человека. Именно этим, по мнению В.А. Зубакова, возможно, объясняется тревожная статистика увеличения числа самоубийств, рост изнасилований, абортов, наркомании и алкоголизма, повальное увлечение населения эзотерическими «знаниями», верой в экстрасенсов, феноменом НЛО, перевоплощением душ. Д.С. Лихачев констатирует, что все это связано с распадом культуры и дегуманизации общества [69, с. 232].
У людей появляется неосознанное ощущение того, что в мире происходит что-то не так и что «все это» должно закончиться какой-то непонятной катастрофой. В.П. Казначеев называет это «вирусом катастрофы», который проникает, по его мнению, не только в человека, но и в другие виды пока не известным науке путем.
Таковы последствия технологической деятельности общества по отношению к природе и самому себе.
Но возможно и иное понимание деятельности, которое сегодня стало актуальным. Это отмечает В.И. Лекторский: «Это взаимная деятельность, взаимодействие свободно участвующих в процессе равноправных партнеров, каждый из которых считается с другим и в результате которой оба они изменяются». И далее: «Так понятая деятельность предполагает не идеал антропоцентризма в отношении человека и природы, а идеал коэволюции, совместной эволюции природы и человечества, что может быть истолковано как отношение равноправных партнеров, если угодно, собеседников в незапрограммированном диалоге» [99, с. 62].
Очевидно также, что необходимость выживания человечества требует иных методологических и практических подходов к организации природопользования. О возможности такого пути писал И.С. Шкловский в статье «Проблема внеземных цивилизаций и ее философские аспекты» [191]. «Современная наука, основанная на изучении и покорении природы, – отмечает автор, – существует всего лишь немногим более 350 лет (ее можно датировать от Галилея, который первым понял тайну механического движения, что было, например, недоступно античной науке). Ведь для «выживания» вида технологическая эра развития цивилизации совершенно не обязательна. Наоборот, она может быть даже опасной. Вспомним, например, острейшую проблему современности – охрана окружающей нас естественной среды.
Такая проблема могла возникнуть только при технологическом пути развития общества. То, что технологическая эра развития общества отнюдь не является неизбежной, видно на примере античного рабовладельческого общества. Наука того времени, например, вплотную подошла к изобретению парового двигателя. Однако объективные причины… препятствовали наступлению технологической эры, отодвинув ее на полтора тысячелетия…Необходимо подчеркнуть, что идущее по нетехнологическому пути развития не следует считать отсталым и примитивным. Культура в таком обществе может достичь величайших вершин…Нравы могут быть изысканно утонченными, литература может создавать шедевры. Развития в том смысле, как это мы наблюдаем в технологически развитых обществах (рост энергетики, быстропрогрессирующие средства коммуникаций и пр.), не будет.
Конечно, эволюция такого общества и стоящие перед ним задачи в корне отличаются от интересов технологически развитого и бурно развивающегося общества. Заметим еще, что и бесклассовое общество может идти не по технологическому пути развития…Так или иначе, но далеко не ясно, должен ли быть неизбежным технологический этап в развитии разумной жизни [191, с. 84, 85].
В.Н. Мангасарян считает, что одной из стратегий современного общества, способной задать видение решения существующих проблем, может стать коэволюционная парадигма, позволяющая по-новому осмыслить взаимоотношения человечества с природой [109].
О коэволюционной стратегии пишет в работе «Философия природы.
Коэволюционная стратегия» [80] Р.С. Карпинская и др. Как отмечают авторы, они попытались осознать важнейшие характеристики коэволюционной стратегии в естественнонаучном и философском понимании природы. По их мнению, коэволюционная стратегия позволяет:
интерпретировать для каждой научной дисциплины результаты научных исследований, учитывая решающий вектор изменений в природных популяциях и биогеоценозах;
осмыслить и понять факты антропогенного воздействия на природные экосистемы, прогнозировать их последствия, а также дать рекомендации, как избежать негативных последствий или свести их к минимуму;
преодолеть разрыв между эволюционизмом в биологии и эволюционизмом в социокультурных науках, что позволит преодолеть ограниченность социологизма и историцизма, которая связана с отрицанием роли биологически-антропологических факторов в социокультурной эволюции;
задать новые перспективы для осмысления путей совместной и сопряженной эволюции природы и человека, биосферы и ноосферы, природы, цивилизации и культуры;
сформировать и утверждать новые ориентиры человеческой жизнедеятельности, выдвинув новые экологические регуляторы как природопользования, так и материального производства, нормы экологической обоснованности и динамического равновесия человека и природы, правовые регуляторы вторжения человека в природные экосистемы;
осознать глубинные истоки экологического кризиса и пути выхода из него;
способствовать развитию и у исследователей, и у студентов критического взгляда и способностей к самостоятельному мышлению, необходимых им в процессе обучения и после его окончания в повседневной работе.
Авторы монографии [80] осознают, что коэволюционная стратегия является одной из наиболее перспективных и наиболее мощной из всех ныне существующих.
Стратегию природопользования, направленную на гармонизацию отношений общества и природы, мы называем коэволюционной. Коэволюцию в данном случае мы понимаем в формулировке Н.Н. Моисеева как «гармоничное сосуществование общества и природы». Какой должна быть коэволюционная стратегия природопользования. Над этим вопросом работают многие ученые.