Приручить дракона

Робертс Тиффани

Дракон повернул ее лицо к себе, когда поднял голову, и его глаза, сияющие ярче, чем она когда-либо видела, полностью завладели ее вниманием.

— Ты моя.

Глава 11

Воздух благоухал свежей растущей растительностью и ароматом цветов пустыни, чистой, прохладной речной воды и нагретого солнцем песка, и камня. Фальтирис глубоко вдохнул его, желая, чтобы эти ароматы ослабили воздействие красного жара.

Хотя при дневном свете было трудно что-либо разглядеть,

он чувствовал тепло вокруг себя. Он пронизывал воздух, которым Фальтирис дышал, он излучался на его чешуе, он пульсировал в его крови и костях. И с каждым днем оно становилось все сильнее и сильнее. Его циклы становились неумолимыми — каждый пик был выше предыдущего, каждая долина заметно мельче, и затишья, которые ему предоставлялись в начале, быстро сокращались. Это будет только ухудшаться по мере того, как драконья погибель приблизится к своей вершине.

Комета находилась в небе двенадцать дней — это означало еще восемнадцать или около того, прежде чем она, наконец, двинется дальше, и даже тогда красный жар не исчезнет сразу.

Фальтирис вздохнул и провел когтями по вершине валуна, на котором он сидел. Его взгляд переместился на реку, где Эллия входила в более глубокую воду, повернувшись к нему спиной. Уровень воды был выше, чем в прошлый раз, когда он прилетал, в результате ливней, которые пронеслись над этим районом за последние несколько дней. Разлившаяся река с готовностью предоставила рыбу, которую Фальтирис и Эллия поймали, приготовили и съели, когда прибыли раньше.

Длинная, завитая грива Эллии — волосы, как она их называла, — свободно ниспадали ей на плечи, их кончики касались безупречной кожи ее спины. Прекрасные изгибы ее попки и бедер были видны прямо над поверхностью воды.

Его член зашевелился, его головка прижалась к внутренней части его щели. Он поправил положение ног и хвоста и прикрыл свою щель одной рукой, слегка надавливая на свой настойчивый член.

Он умылся в реке сразу после их ужина. Теперь была его очередь наблюдать, и он не мог быть бдительным, если бы позволил жару довести себя до очередного безумия. Его долгом было защищать свою пару, и они были здесь беззащитны, уязвимы перед опасностями, которые его логово держало на расстоянии.

Стиснув зубы, Фальтирис заставил себя оглядеться по сторонам. Пышная растительность вокруг реки колыхалась на ветру, и послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени, которые резко контрастировали с его чистым, интенсивным светом. Нежные белые клочья облаков плыли по лазурному небу, блокируя коварный красный свет драконьей погибели. В каньоне было тихо, если не считать ровного журчания реки и шелеста листвы.

Если бы не красный жар, все могло бы быть спокойно. Это могло бы быть расслабляющим. Это была как раз такая сцена, такой день, которым Фальтирис должен был наслаждаться на досуге.

Хотел бы он, чтобы Эллия была здесь с ним при более благоприятных обстоятельствах.

«Все улучшится, когда комета пройдет».

Но он знал еще до того, как мысль полностью сформировалась, что она была построена на огромной куче наивности, особенно для такого старого существа, как он.

Прошло восемь дней с тех пор, как Эллия заявила на него права.

За это время они неоднократно спаривались, и он уже потерял счет тому, сколько раз находил в ней разрядку — и эти разрядки были единственной причиной, по которой он не впал полностью в багровое безумие. Каждый раз, когда они спаривались, Фальтирис заканчивал тем, что жаждал Эллии немного больше. Его голод по ней становился ненасытным. Ее запах безжалостно преследовал его даже во время кратких снов, и у него текли слюнки всякий раз, когда он думал о том, чтобы попробовать ее на вкус — о том, чтобы попробовать ее сущность.

Все это, однако, было лишь одним аспектом их брачной связи, и это было самым простым. Его стремление к постоянному гону уменьшится, когда комета исчезнет, но его желание к ней не уменьшится — он знал это до глубины души.

Это физическое желание, эта похоть не были проблемой. Его источник не имел значения; он просто был. Но желание поиметь ее не означало наличия истинной связи с ней. Хотя их брачная связь была очень реальной, это была всего лишь веревка, связывающая их вместе. Это не могло заставить их полюбить друг друга. Одного этого было недостаточно.

В его груди была пустота, голодная пустота, которую, казалось, невозможно было заполнить, и она росла вместе с его тоской по Эллии. Фальтирис знал, что это было одиночество, по крайней мере, частично, хотя никогда не предполагал, что оно может быть таким подавляющим, таким всепоглощающим. Драконы не должны были чувствовать себя одинокими. Одиночество было их естественным состоянием. Спаренные драконы особенно не должны были этого чувствовать, а он был спарен. Он нашел свою компанию.

«Действительно ли я это сделал? Она компаньонка или пленница?»

За те восемь дней, что они провели вместе, Эллия не отрицала, что Фальтирис пользуется ее телом. Она целеустремленно трахала его, и обычно, казалось, получала от этого удовольствие. Но, кроме нескольких нерешительных ласк, она больше не прикасалась к нему, больше не искала этих маленьких мгновений близости с ним. Он видел, как она несколько раз тянулась к нему, только чтобы отдернуть руку, как будто прикосновение к нему могло обжечь ее плоть.

И к его огромному разочарованию, Эллия ни разу не попыталась прижаться губами к его губам, ни разу не попыталась воссоздать то, что было самым полным выражением нежности, которое он когда-либо испытывал. Несколько раз, когда он пытался это сделать, она просто отстранялась.

Он не мог выразить ту боль, которую причинила ему, хотя и понимал, что не имеет права расстраиваться из-за ее отказа. Их разговоры в течение последней недели были неловкими; они не обменялись ни одним осмысленным словом, не говорили ни о чем сколько-нибудь глубоком, и тишина стала охватывать большую часть их совместного времени. Эллия часто казалась печальной, подавленной, усталой.

Неужели он требовал слишком многого от ее тела?

Его взгляд вернулся к Эллии, когда она нырнула, чтобы погрузиться по плечи. Ее длинные волосы веером рассыпались вокруг нее, плавая на поверхности воды. Он не мог не задаться вопросом, какое у нее было выражение лица.