Пришельцы. Выпуск 1
Шрифт:
— Представляю, — сочувственно покивал головой Николай, — ассемплюха это ужасно.
— Вот. И я говорю. Тарменки впали в комуссию, ректор в ярости, а мне и осталось-то учиться всего пару симплеков. И куда теперь?
— А если пересдать?
— Не удастся. Если бы хотя бы я их хотя бы камплюками иплимскими накормил — еще туда-сюда, а то ведь они холоднокровные сам понимаешь.
— М-да, влип ты.
— Дважды влип. Тебе вот бекаку.
— Ну я-то могила. Только вот откуда ты в нашей столовой эту бекаку взял?
— Перемещался к себе. Транскоммутация. Поверишь, в таком ауте с утра был, что ничего не соображал. Меню оттуда в рассеянности прихватил, а заказы твои тоже тупо коммутировал.
— Ладно, замнем. Твои не догадаются. Там что, блюда считают?
— Ага, а твой метаболизм? Ладно бекака и пыкырь, а вот шрамшрутки?
— Э-э-э, так что, я тоже… того, в комуссию?!
— Нет, в комуссию нет, а вот биологической жидкостью твоей теперь прожечь любой металл можно.
— М-да-а! Ну, что ж теперь! Поздно пить «Боржоми», когда легкие отклеились.
— Ой, — Матвей сморщился вытащил из-под языка маленькую позолоченную пластину размером с ластик и уставился на нее. — Вызывают. Декан сейчас долбасить и тумасить будет. Спасибо, что выслушал. Ты — реальный пацан.
— Ты тоже. Удачи. Увидимся.
— Вряд ли! Будь.
Николай посмотрел на место, где только что стоял официант. Затем перевел взгляд на стол. На серой льняной скатерти стояла ваза с цветами, сухарница с недоеденным кусочком черного хлеба и все. Никаких тарелок с остатками экзотических блюд.
— Порядок, — кивнул сам себе Бертлинг. Затем переместил заполненный желудочный мешок под мышку, заменив его новым. Украдкой почесав запасной клешней пупок, Бертлинг спрятал ее обратно в брюшную складку.
— Сдам зарубежку и махну домой на Альдебаран, а потом к бетадианцам. Хорошую они там бекаку готовят, даже моя бабушка не могла бы приготовить ее лучше, а этими жуткими пельменями все три желудка испортить можно. Кошмар, — Николай огляделся и незаметно поковырял щупальцем в преджелудочном зобу. Затем откинулся на стуле и побарабанил пальцами по столу.
— Вам меню принести? — к столу метнулся незнакомый коротышка с полотенцем наперевес.
— Спасибо, А у вас ассемплюха тухликанская есть?
— Я не знаю: я только сегодня заступил. Я спрошу у поваров?
— Ладно, не парься, — покачал головой Николай и, попрощавшись с барменом, направился в туалет. Через секунду он переместился на Альдебаран и отправился сдавать психологию руконогих тирпемплеков, коим, собственно, и являлся. Сегодня еще нужно было дописать курсовую «Субъективные особенности метаболизма у теплокровных особей планеты Земля» и пообщаться с любимой бабушкой, которая просто обожала своего внука-обормота.
Самые достойные проводы
— Славно проводили! С душой, с изюминкой! Моя-то как плакала, а?! И коллеги молодцы, на венок не поскупились. Из живых лилий, между прочим. И гроб для меня тоже выбрали достойный, красного дерева. Заслужил!
Толстяк в дорогом черном костюме, при галстуке, заколотом золотой булавкой, вальяжно развалился на скамье в центре полутемного ритуального зала.
В скорбном помещении он был не один. На соседней скамейке, выпрямив спину и вздернув пухлый подбородок, сидела дебелая блондинка с высокой прической, которую в семидесятые именовали «хала», слева от нее, небрежно закинув ногу на ногу, устроился тип с пропитым лицом и ссадиной под глазом, слева — худощавый лысоватый мужчина во фраке и белых тапочках. Отдельно от всех, в самом углу, притулилась старушка в пестром платке и сатиновой кофте, купленной, должно быть, еще в советские времена.
Ровно сорок дней назад все они оказались посетителями скорбного зала, расположенного на первом этаже здания судебной экспертизы. Точнее, не посетителями, а главными действующими лицами. Усопшими. Сегодня истекал последний перед Божьим судом день их пребывания на земле. И здесь они собрались не по собственному желанию, а потому что так было надо. Неважно кому и почему. Надо и все!
— Так вот, я и говорю, не зря жил. У меня коттеджей три штуки, замок в Испании, яхта, любовницы. Сын в Кембридже учится. Жена костюмы в Лондоне заказывает. Собаку во Францию на случку с чемпионом породы возим.
— Да, жена у тебя ничего. София Лорен в молодости. А рядом-то с ней кто у гроба сидел? — ехидно поинтересовался мужчина во фраке.
— Ах, это — это так, друг семьи.
— Ага, ага, понятно! Ну, не переживай, тебя друг этот и при жизни успешно заменял, и теперь вдове твоей пропасть не даст. Они после поминок, обнявшись, к нему подались. Скорбеть вместе.
— Да я тебя!!!
— Слабо. Не забывай. Ты усоп. И времени тебе земного осталось всего ничего. Вот положенные минуты здесь отсидим и по своим местам и заслугам. У меня-то заслуг много. Я член союза композиторов. Без пяти минут Моцарт.
— А тебя, случайно, сюда не Сальери определил, — мстительно поинтересовался толстяк, который не мог простить владельцу фрака «друга семьи». — Думаешь, раз со мной на час позже прощались, не слышал, как твои коллеги ехидно обсуждали, что ты не столько симфонии писал, сколько жалобы. И что с твоим уходом в мир иной все свободно вздохнут. А папками с твоими ораториями подопрут шкаф в бухгалтерии. На другое они не годятся — фальшивая и никому не нужная музыка. И даже не музыка, а так — скрежет ножа по стеклу.
— Гнусная ложь! — воскликнул фальцетом фраконосец.
— Души не лгут, сам знаешь, — мрачно усмехнулся толстяк. — Кстати, я и сам знаю, что жена у меня шлюха, друзья иуды, компаньон скотина, даже врага достойного нет. Это, пока там был, все за чистую монету принимал. Но похороны достойные! Достойные!!! Сорок дней прошло, а о них до сих пор в городе говорят.
— Ну, у меня тоже, слава тебе господи, богатые получились похороны, — вмешалась в разговор дама с «халой». — Я директор рынка. Меня весь мой рынок пришел проводить. Такие хорошие речи говорили.