Пришельцы. Выпуск 1
Шрифт:
Как я уже сказал, их много. И они бродят вокруг нас по улицам, по лужайкам, у домов, у калиток, как бездомные кошки, потому что мертвецы не помнят, где их дом… если их не закапывают в землю.
Как мы с Цулпом поняли, что мы единственные живые?.. Очень просто. Играли на городском корте в теннис. Шарик летал туда-сюда, о неподалеку стояли все наши. Они показались мне заторможенными… (да и что взять с мертвецов, правда?..) и маленько пахучими, но мы с Цулпом особо не обращали на это внимания, мало ли чего бывает, верно?
А потом Цулп дал мне шикарную подачу, и я взвился вверх, как ракета, чтобы
Что было потом? Да ничего такого. Не съедят же они нас! Посмотрели и обратно пошли. Понятно, им любопытно, что мы иные, чем они. Нам сперва тоже любопытно было, все-таки нечасто встречаешь лицом к лицу ходячего мертвеца, а потом пообвыклись, даже поможешь иногда какой бестолочи, если она куда взобраться не может, или рука у нее отвалится — найдешь, отдашь, а мертвая бестолочь взглянет на тебя мутно, сквозь, возьмет руку и заковыляет куда-нибудь… только и следишь, чтобы она эту свою руку ненароком с голодухи не слопала. А то что она без руки? Неприлично. Вот и отбираешь в последний момент и пришиваешь грубыми нитками. Помогаешь, в общем.
Что? Не едят? Почему не едят? Едят… всякую гадость. Это я оговорился, наверное.
Так вот. Пришивает обычно Цулп, а я держу. А машины у нас заржавели, и мусор везде. Я говорю Цулпу, давай приберем, мы прибираем, но мертвецы неаккуратные, балбесы, глядишь, а на чистом уже какая-нибудь пакость валяется. Вот так и живем.
Еда есть. В любой дом зайдешь — там запасов уйма. Или в магазин. Платить не надо — кому платить? Никто из них не ест пищу живых.
Что мы делаем тут с Цулпом? Ну, как… Видик смотрим. Гуляем. Они, мертвецы, хоть и мертвые, а люди. Так сказать, общество. И вот мы с Цулпом шляемся по городу, узнаем знакомые лица и отмечаем мелкие там различия между сегодняшним Хершоном и, скажем, трехдневной давности. Совсем мелкие, да: нос там отвалился или ухо… Иногда глаз в другую сторону косит или голова облысивается… лысеет, понимаешь ты, на одну сторону. Ничего, занятно.
Когда все померли? Да ну, скучная история. Даже рассказывать неохота. Цулп, расскажи. А, он тоже не хочет. Он вообще мало разговаривает. Так что я часто болтаю, болтаю, а, как в бассейне, ничего в ответ не слышу.
Ладно, я чего, я расскажу, мне не жалко. Но сам-то я мало что помню. Да и вряд ли поверите.
Короче, нахлынули на город тараканы — спасу нет. Ну, везде, рыжие сволочи, бегают, минуты не пройдет — глядишь, бежит проклятый усач, и не один, а с приятелями, дамой или семейным выводком. Противно, в общем, чего тут говорить. Мы их давили, давили, давили…
О, Цулп, гляди, у Хершона опять рука отвалилась. Слушай, сгоняй, вон она, у фонаря прикорнула. Да поторапливайся, не то Хершон далеко уйдет. Неохота тоже быстро ходить, что-то стал сильно уставать… Нет, мне не восемьдесят, мистер клоун… а хоть бы и журналист. И как это вы нас не боитесь? А, боитесь… Заставили приехать? Для репортажа? Ну-ну, глядите, спрашивайте, я всегда гостеприимный. Как тут у нас, а? Нравится?
Чего нам уезжать? Тут еда есть,
Ага, они всегда двигаются. И, правда, чего они всегда двигаются? Сам удивляюсь. Взяли бы, посидели, так нет, ходят, ходят… Может, если остановятся, так помрут?.. Ох, что это я болтаю… Не. Не знаю тогда. Да напридумывайте себе в блокнотик, что хотите.
О, Цулп пришел. Ты с рукой? Давай ее сюда. И приведи Хершона, вон он, у калитки Гадингов. Давай, давай, догоняй, а то рука совсем испортится при такой-то жаре.
О, пошел, поковылял! Эй, Цулп, не споткнись о камень! Споткнулся, балда. Говорил я ему — смотри под ноги, чучело.
Чего? Тараканы? Где?!.. Уф-ф…
Да, давили мы их, травили, а потом появился тараканий король.
Вы испытывали такое ночью, когда изнутри вылезал страх, родившийся от маленького жучишки, которого вы раздавили утром? Вот он и выполз, как огромный страх из маленького жучишки. Кто-то мне рассказывал… Шелкоп или Хершон? Нет, наверное, Цулп. Эй, Цулп, не копайся, тащи его сюда, я тебе подержу, пока ты пришиваешь.
Беда с этим Хершоном, вечно у него руки отваливаются. Однажды себе голову оторвал. Зачем, спрашивается? Идет безголовый, словно так и родился, кость торчит, жилы, мясо черное, а голова у пояса болтается…
Хм. Цулп, веди-ка ты Хершона куда подальше. Журналист, видно, непривычный попался, да и аромат нашего Хершона на жаре всегда убивает комаров. Мы-то ладно, давно дышим, а ему непривычно, конечно. Вон как его вывернуло. Ничего, пообвыкнется, чуть что… если задержится. А почему бы и не задержаться? Место хорошее, красивое, городок небольшой, никто не мешает…
Мертвецы-то? А что мертвецы? Кому они мешают? Пускай живут, пока нравится. Жизнь-то ведь жизнь, пока она нравится, а смерть наступает, и всякие ужасы набегают, когда жизнь совсем уж разонравилась, верно, Цулп? А, он с Хершоном пошел… Сейчас вернется. Вы там как, хорошо? Я и то говорю — пообвыкнетесь.
У нас тут ничего, красиво. Будете третьим. Третьим живым, я хочу сказать. Поболтать будет с кем. Бутылочку распить… Но мы не балуемся этим. Так, иногда, под настроение, вечерком. Сидишь в чужом доме… а почему чужом? Все они наши, ведь мертвецы в домах не живут. Они всегда ходят за стенами. Гуляют. Кругами. А внутрь ни-ни. Бездомные они. Жалко.
Я говорю — жалко их: по вечерам, когда сидишь в доме на диванчике и смотришь телевизор, а на телевизоре фотографии хозяев в рамочках стоят… Гадингов, например, или Шелкопов… когда они были живые. Мертвых-то кому охота фотографировать? Мне, к примеру, неохота, а вам? И не советую.
Мы с Цулпом во всех домах побывали. Интересно. Будто весь город — громадный домище с комнатами и коридорами, где мы с Цулпом хозяева, а мертвецы… ну, скажем, тараканы.
У-у, эти тараканы!!! Из-за них и началось. Хлынули в город, прям за стулья держись, чтоб не снесли. Травили мы их — страх! Вот Цулп не даст соврать. Да где же он, мертвец недорезанный… Цу-улп! Ладно, я дорасскажу и пойду Цулпа искать. Мы с ним не расстаемся. Никогда. Одному тут страшно. Идешь, а они смотрят лицами, смотрят и молчат. Ждут. Идешь и думаешь: дотронется кто из них до тебя самостоятельно, специально… и глотку сорвешь, не крича.