Пришельцы. Выпуск 2
Шрифт:
Я оторвалась от планшетника, на котором рисовала домик с трубой на зеленой лужайке, поймала вертлявый фантик и, бережно расправив, положила в коробку — к другим. Скоро, скоро моя мечта исполнится. А пока я придумываю все новые и новые способы складывания прямоугольников в различные фигуры. Ведь у цветов разные лепестки. И тут надо хорошенько поломать голову. Каким-то фантикам придать форму трубочек, а каким-то — форму длинных язычков или зубчатых треугольничков. Это сложно — мастерить цветы.
А получать подарки — совсем несложно. Просто надо думать правильно. И тогда все исполняется. Я все время об этом говорю. И старшему брату,
И про Эксперимент она даже не догадывается. Мы — это эксперимент. А кто экспериментатор — неизвестно. Ой, молоточек больно стукнул меня по лбу. Я невольно схватилась рукой за лоб и потерла ушибленное место. Не буду, не буду! Все, клянусь — не буду, честное слово. Только не бей.
Брат рассмеялся. Догадался, что я получила молотком. Смейся, смейся, сам сейчас получишь. И точно. Кирилл охнул и присел, держась за голову.
— Алиса, Кирилл! — укоризненно воскликнула мама. — Что это такое?
Мама не понимает, почему мы так себя ведем. Она думает, что мы передразниваем друг друга. Вот еще! Больно надо!
Мама подошла к шкафчику и достала бутылочку.
— Идите сюда, — позвала она, взбалтывая лекарство от «почесухи».
— Не надо, — заканючила я в надежде избежать неприятной процедуры. — Вонять буду.
— Нет, надо! — в голосе матери послышались непреклонные нотки.
Каждый понимает — если услышишь эти нотки — лучше не спорить. Себе дороже выйдет. Мы с Кириллом покорно подошли и подставили лбы. Ватной палочкой нам помазали невидимые пятна. Неприятный запах поплыл по комнате. Я сморщила нос. Если уж мне неприятно этим вонять, то соседке Аньке тем более неприятно будет этим дышать. И сегодня она со мной точно играть не будет. Обзовет дохлой рыбой. Это от того, что в жидкое мыло с чемерицей мать собственноручно добавила чеснок и рыбий жир. Она думает, что этим усиливает действие средства.
Мать убрала бутылку в шкафчик и вздохнула. Еще бы ей не вздыхать. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте: лечить неизвестно что неизвестно чем.
Нам велено одеться поприличнее. Это означает одно — мы выйдем из своей каюты, пройдемся по коридору, где встретимся с другими людьми, идущими в том же направлении. В конце нас ждет монитор. Надо будет приложить свою ладонь к экрану — и все. Можно идти обратно. Это называется — голосование. При чем здесь «голосование» — я не понимаю. Лучше бы назвать эту манипуляцию как-то по-другому. Рукование, например. А еще лучше — фасование: в этот день мы все красуемся друг перед другом. Матери выводят в коридор своих причесанных, прилизанных отпрысков. Каждая ревниво оглядывает чужих детей, выставляя вперед своих. Мы не лучше и не хуже других. И это заставляет мать страдать. Ей хочется, чтобы
Я натянула свое единственное нарядное платье. Кирилл толокся возле зеркала, пытаясь ущипнуть себя за темный пушок на верхней губе. Наверное, хочет показать пробивающиеся усики Регине, сестре Аньки.
Тем временем мать приводила в порядок Пупсика. То есть Петьку. Ему скоро полтора года будет. Совсем маленький. Она обтерла его мордашку влажной салфеткой, вытерла розовые ладошки, частым гребешком прилизала русые волосенки. Петька засмеялся — и снова получил пузырь. Я отвернулась. У меня от этих пузырей уже скоро розовые круги перед глазами поплывут.
— Сегодня важное событие, — сказала мать.
Она решила придать действию немного торжественности.
— Сегодня голосование. И от того, как мы проголосуем, зависит курс нашего корабля.
Да, я забыла сказать, что мы находимся на космическом корабле. Считается, куда-то летим. Куда — мне до сих пор неизвестно. Мать говорит, что я еще маленькая и чего-то там не пойму. Ладно. Я согласна не задаваться сложными вопросами, чтобы не получать за них по голове.
Бам-с! Я отчетливо услышала стук молотка об упрямую голову Кирилла. Ха! Так тебе и надо! О чем братишка подумал? Зачем голосовать? Ведь мы ничего не понимаем в звездной навигации, не знаем об эклиптике, парадоксальной параболе и прочем. А еще большая глупость спрашивать об этом Петьку, уж он-то точно ничего не понимает. А ведь и его ручонку мамаша прикладывает к экрану. За каким, спрашивается… Бам-с, бам-с, бам-с! Мне тоже досталось. Но не больно. Я перетерпела и даже не поморщилась.
— Мы должны проявить активность, гражданскую сознательность, — голос матери дрогнул — эти слова ей отец внушил, он был общественным деятелем.
Но, кажется, мать искренно верила в то, о чем говорила. Словно знак благословения, в воздухе мелькнули два кусочка мыла: туалетное и хозяйственное. Мать улыбнулась, подставила руку. Бруски точно легли ей на ладонь. Браво, мама! Можно начинать генеральную уборку.
Больше мать ничего не стала говорить о долге и сознательности, решив, что тех коротких слов, которые она уже сказала, и явленного чуда с мылом вполне достаточно.
— Идем! — кивнула она нам и взяла на руки Пупсика.
Герметичная круглая дверь открылась, и мы вышли в витой коридор.
Туда же стали выходить и другие матери с детьми. Наша соседка, тетя Наташа, вывела двух девочек — Аньку, мою подружку; при моем появлении та немедленно зажала себе нос двумя пальцами — учуяла все-таки. Я повесила нос. Вечер предстоял долгий и скучный.
Со всех сторон слышались возгласы приветствий: здравствуйте… давненько не виделись… как поживаете?
Так, потихоньку продвигаясь, раскланиваясь и рассматривая друг друга, мы подошли к монитору — единственной нашей связи с Ним — с мозгом корабля.
— Интересно, Ему точно нужно наше согласие? — задал свой наболевший вопрос Кирилл.
Красивая Регина помахала желтым воздушным шариком. За свои приличные мысли Регина взимает шариками.
— Приходите в гости, — предложила Регина, дотрагиваясь до брата шариком.
Я думаю, когда Кирилл и Регина вырастут, они поженятся. Я погрустнела. Мне не хотелось расставаться с братом.