Пришельцы. Выпуск 2
Шрифт:
Катя довольно улыбнулась, сложила гирлянду на коленки и принялась заплетать ее в кольцо. Неожиданно подул ветер; он пробежался по верхушкам яблонь, прошелестел в листве и затерялся в зарослях травы. Кирилл посмотрел на закивавшие цветками колокольчики, потом осторожно встряхнул их; сиреневые венчики беззвучно качнулись.
— Катя, а как у тебя получается, что колокольчики звенят?
— Очень просто, — сказала Катя и двумя пальчиками несильно толкнула стебель; раздался тихий хрустальный звон.
А ведь мне тогда не послышалось, подумал Кирилл. Он снова повторил свою попытку, но цветы молчали.
— У меня не звенят, — сказал он.
— А у меня звенят, — Катя что-то поправила в своем плетении. — Но зато ты их слышишь.
— Почему же они не хотят звенеть в моих руках?
— Потому что у меня каждый охотник желает знать, где сидит фазан, а у тебя — фазан сидит, где знать желает охотник каждый; или все наоборот. Вот так! — Она надела венок на голову, склонила ее к плечу и лукаво улыбнулась. — Я вижу то, что не видишь ты, и ты видишь то, чего я не вижу. Но зато ты слышишь мои колокольчики. Ладно, пойду маме покажусь.
Она вскочила со своего места, поправила венок и вприпрыжку побежала по дорожке. Прежде, чем исчезнуть за углом дома, она на миг обернулась и помахала Кириллу рукой. Кирилл, продолжая сидеть на траве, приподнял руку, слабо помахал в ответ. Потом он лег в траву, раскинул руки и стал смотреть в безоблачное небо.
По зеленому небу плыли голубые облака, сияло синее солнце, среди ярко-желтой травы росли оранжевые деревья, с ветвей свисали фиолетовые яблоки и сиреневые мандарины… А может, у каждого человека и вкусовые ощущения свои собственные: то, что одному горько, другому кисло. А запахи? Их ведь тоже нельзя описать, можно только с чем-нибудь сравнить. Попробовав пирожное, многие скажут, что у него апельсиновый привкус; но вкус апельсина у каждого будет свой. А звуки?! Я слышу низкий голос и говорю, что это бас, а кто-то слышит тот же самый голос и тоже говорит, что это бас, но в его мозгу этот голос звучит для него так же, как для меня тенор. Если бы я мог вселиться в чье-то тело и посмотреть на мир чужими глазами, услышать звуки при помощи иного слуха, ощутить запахи другим обонянием, то я попал бы на другую планету! Совершенно на другую! Хотя все мы находимся на одной земле, дышим одним воздухом и пьем одну воду, но живем в разных мирах, в параллельных мирах! Как же это необычно, невероятно здорово! И даже в голову не могло прийти! А маленькой Кате — пришло! Она даже над этим не задумывалась, наверное, она просто знала, что это так!
Кирилл вдруг ощутил соленый вкус во рту. Он быстро сел и провел рукой по верхней губе; ладонь оказалась в крови. Ну, этого еще не хватало! На солнце перегрелся, что ли? Кирилл медленно поднялся, задрал кверху голову и, хлюпая носом, медленно направился к флигелю. Кровь шла носом и довольно сильно. «Точно, перегрелся! — думал Кирилл. — Или это от нервного потрясения? Может ли такое быть? Ну, а если — да? Удивительно, если именно от этого у меня идет кровь. Нет, все-таки перегрелся».
Идти было очень неудобно: все время приходилось выворачивать глаза книзу, чтобы видеть дорогу. Но пару раз Кирилл обо что-то споткнулся и чуть было не упал. Он зажимал нос руками, чувствовал, как кровь течет по щекам, по губам, по подбородку, стягивает кожу подсыхающей корочкой, и боялся запачкать рубашку. Наконец он вошел во флигель, сунул руки под гвоздик рукомойника; в раковину полилась красная вода. «Вот теперь мне понятно выражение — голубая кровь, — усмехнулся Кирилл. — А для кого-то она, может быть, зеленая или желтая… Бр-р!»
Он умылся, стянул с себя рубашку и, чтобы не опускать голову, поднял рубашку кверху, осматривая: не закапал ли? Удивился: все было в порядке. Кирилл, не опуская головы, проследовал в глубь комнаты, на ощупь повесил рубашку на спинку кровати и осторожно лег поверх одеяла. Хлюпнув несколько раз носом и повозившись немного, чтобы поудобнее устроиться, Кирилл замер в ожидании полного выздоровления. Глаза сами собой закрылись, в висках гулко пульсировала кровь. Все-таки я перегрелся, вновь подумал Кирилл. Может, на реку сходить? Там прохладнее. На фиолетовый берег оранжевой реки! Интересно, а раньше кто-нибудь додумывался до этого? Если да, то, скорее всего, художники. Надо будет почитать что-нибудь о живописи, о цветопередаче да и о самих художниках. Не зря они пили абсент: кажется, он вызывает цветовые галлюцинации…
Вскоре кровотечение прекратилось. Кирилл полежал еще с полчаса для порядка, потом осторожно встал, умылся, надел рубашку. Глядя в зеркало, подумал, что пора бы и побриться, но потом еще немного подумал и решил — только не сегодня. Завтра! Или, может быть, на днях! К тому же легкая небритость придает определенный шарм. Кирилл провел ладонью по колючей щеке.
Впервые за время своего пребывания здесь он вышел к столу раньше всех, даже Александра Владимировна еще не накрывала. Оставалось только сидеть на лавке и смотреть на озеро, чтобы скоротать время. Вскоре из дома вышла хозяйка со стопкой тарелок, и Кирилл поднялся, чтобы ей помочь. «Кажется, сегодня гораздо жарче обычного, — думал он, расставляя посуду. — Надо было газетную буденовку надеть, что ли». Хозяйка немного понаблюдала за Кириллом и пошла к дому. Расставив тарелки, он снова сел и бросил взгляд в сторону озера. От берега к дому приближался Борис Борисыч. Он был все в том же сером костюме, без шляпы, с бамбуковыми удочками в одной руке и черным чемоданчиком — в другой. Но походка его изменилась; не осталось прежней нерешительности и задумчивости — по тропинке уверенно шагал человек, получивший ответы на все свои вопросы. Ну, может, и не на все, а только на некоторые, но и этого было вполне достаточно, чтобы идти с высоко поднятой головой. Кирилл невольно улыбнулся, заслонил лицо от солнца ладонью на манер козырька и спросил приблизившегося Борис Борисыча:
— Ну, как рыбалка? Обнаружили что-нибудь новенькое?
— Да ничего особенного, — Борис Борисыч остановился и качнул удочками. — Абсолютный ноль, стрелка даже не шелохнется.
— И это хорошо?
— Не знаю, — Борис Борисыч довольно улыбался. — Пока не знаю, но некоторые мысли уже появились по этому поводу.
— Замечательно, — сказал Кирилл. — И чего же нам ожидать в ближайшее время? Каких стихийных бедствий?
— Думаю, что ничего такого не произойдет, — Борис Борисыч подошел ближе и поставил свой чемоданчик на край лавки. — По крайней мере, ничего экстраординарного. Так что будем смотреть, наблюдать, авось что и заметим.
Кирилл весело усмехнулся.
— Авось? — переспросил он. — Это ваше любимое слово?
— Нет, конечно! — засмеялся Борис Борисыч. — Но в данном случае остается только на «авось» и надеяться или на удачу — если хотите. Тем более, что нам сегодня утром так повезло с наблюдениями — просто на авось. Понимаете?
— Борис Борисыч, а как вы видите небо? — вдруг спросил Кирилл.
— Небо? — брови Борис Борисыча удивленно приподнялись. Он осторожно посмотрел вверх, а потом также осторожно посмотрел на Кирилла.
— Нормально вижу. А что?
— Я имел в виду, каким оно вам кажется?
— Обыкновенным, — Борис Борисыч пожал плечами и снова поднял глаза. — За последние дни, по-моему, там ничего не изменилось. А что, вы что-то обнаружили?
Виду Борис Борисыча был слегка растерянный.
— Да нет, извините, — пробормотал Кирилл. — Мысли вслух. Я думал, может, вы что-нибудь заметили. А оказывается, ничего.
Услышав негромкий стук двери, оба повернули головы; хозяйка шла к столу с большой кастрюлей в руках.