Пришельцы. Выпуск 2
Шрифт:
— Пойду-ка я снасти свои приберу, — вздохнув, сказал Борис Борисыч, кивнул Кириллу и направился к дому. Из-за угла показался истомленный жарой Шарик. Он потянулся, выгнувшись эдаким трамплином, зевнул с прискуливанием и медленно поплелся к столу. Потом, видимо, передумал и улегся в скупой тени живой изгороди.
Вскоре все собрались за столом. Катя была в панаме, оставив где-то свой замечательный венок. Анжела выглядела более задумчивой и даже печальной. Борис Борисыч снова о чем-то размышлял, иногда посматривая то на небо, то на Кирилла. Хозяйка, разлив борщ
— Анжела, что-то случилось? — спросил Кирилл.
Анжела никак не отреагировала на вопрос. Она отрешенно смотрела в стол и теребила пальцами кусочек хлеба. Потом едва заметно вздрогнула, посмотрела на Катю, затем на Кирилла.
— Вы что-то спросили?
— У вас очень усталый вид. Что-то случилось?
— Ничего особенного, — Анжела слабо улыбнулась. — Жарко очень. И я, действительно, немного устала в последнее время. К тому же мы завтра должны уехать.
— Вы тоже уезжаете? — заметно огорчился Кирилл. — А давайте вечером устроим прощальные посиделки у костра. К тому времени жара немного спадет, можно будет ближе к озеру подойти: там гораздо прохладнее. Александра Владимировна целую кучу веток сухих насобирала, ими и воспользуемся.
— Даже не знаю, — сказала Анжела.
— Тогда вернемся к этому разговору за ужином, хорошо?
Анжела согласно кивнула и вновь впала в отрешенную задумчивость, продолжая крошить хлеб.
После обеда Кирилл вернулся во флигель, по сложившейся уже традиции посидел за печатной машинкой, ничего не высидел и завалился на кровать. Последний день его пребывания здесь; завтра предстоит отправиться в душный, пыльный город и еще три недели промаяться в отпускной жаре. К родителям поеду, решил он, а то все работа, работа. Уже засыпая, он подумал, что так можно всю жизнь проспать. И заснул. И очень крепко.
К ужину Кирилл опять пришел самый первый. Точнее, первой была Александра Владимировна; она уже накрыла на стол, так что и помогать не пришлось. Потом из дома вышел Борис Борисыч. Вид он имел сонный, расслабленный, ко всему равнодушный. Из сада прибежала Катя и быстро уселась на свое место. Кирилл обратил внимание, как сильно она загорела за эти дни. Борис Борисыч слегка покашлял, посмотрел по сторонам, потом придвинул к себе тарелку с жареной картошкой и стал шарить взглядом по столу в поисках вилки.
— Она прямо перед вами, — строго сказала хозяйка.
Борис Борисыч на мгновение растерялся, но, наконец, увидел вилку, которая выглядывала из-за края тарелки.
— Спасибо, — пробормотал он, смущенно улыбаясь.
Послышался звук открываемой, а затем закрываемой двери. На лестницу второго этажа вышла Анжела. Кирилл поднял глаза и замер от неожиданности. Он смотрел, как Анжела, в своей широкополой соломенной шляпе, ослепительно белом жакете и такой же ослепительно белой юбке, неспешно спускается на землю. Борис Борисыч, видимо, обратив внимание на выражение лица Кирилла, тоже посмотрел в сторону дома и застыл с вилкой в руке.
— Всем добрый вечер! — весело сказала Анжела, подходя к столу. Кате пришлось встать с лавочки, чтобы
— Анжела, вы сегодня такая… нарядная! — произнес Кирилл и как-то вдруг смутился. Все-таки глупеют мужчины в присутствии красивых женщин!
— А маме не нравятся небритые мужчины, — вдруг сообщила Катя с определенной долей ревности в голосе.
Кирилл невольно потрогал себя за подбородок. И Борис Борисыч зеркально повторил этот жест, растерянно глядя на присутствующих, но, убедившись, что идеально выбрит, вернулся к ужину.
— Бритва у меня ужасная, — смущенно улыбаясь, сказал Кирилл. — Проще топором побриться.
— Как это, топором? — удивилась Катя.
— Это просто так говорят, — пояснил Кирилл. — Но я сегодня обязательно побреюсь. А где твой замечательный венок?
— Дома остался, — девочка махнула рукой.
— Катя, когда я ем, я глух и нем, — сказала Анжела.
Катя молча кивнула и весь ужин о чем-то размышляла: наверное, пыталась представить, как это мужчины бреются топором.
Когда все допили чай и Александра Владимировна принялась собирать посуду, Кирилл хотел подойти к Анжеле, чтобы напомнить о предложенных посиделках у костра. Но Катя опять о чем-то вполголоса переговорила с матерью, и они ушли к себе. Ну и ладно, подумал Кирилл и тоже отправился в свое жилище. Перед этим он получил разрешение у хозяйки развести небольшой костер из собранных ею веток.
— Я сама собиралась завтра этим заняться, — сказала Александра Владимировна. — Жгите, только аккуратно.
«Сяду у огня и предамся размышлениям, — думал Кирилл, входя во флигель. — Коньяку меня есть, апельсины — тоже, и это хорошо! Отметим нашу творческую неудачу! Вообще-то надо было лимонов купить…»
Он в который уже раз сел за стол и придвинул к себе печатную машинку. Представил, будто бы изо всех сил дует на заправленный в каретку лист и поднимаются тучи пыли. Усмехнулся и осторожно потрогал клавиши кончиками пальцев. А может, вообще работу сменить? Наняться матросом на какой-нибудь корабль и чтоб в дальний рейс. Но отсюда до ближайшего моря, как сказал классик, правда, по другому поводу, хоть три года скачи… Или отправиться в какую-нибудь экспедицию: в археологическую, геологическую — все равно. Только чтобы не сидеть вот так, без движения и без мысли. Чтобы сама жизнь заставляла работать руками, головой, всем существом своим…
Кирилл очнулся от дум, когда загремели задвигающиеся створки крыши. За окном было уже по-вечернему сумрачно. Какое-то заблудившееся насекомое — наверное, шмель — с разлету ударилось в стекло, с сердитым жужжанием стукнулось о него еще раз и полетело дальше.
Сложив в бумажный пакет апельсины, бутылку коньяка, кружку и спички, Кирилл вышел в сад. Ему показалось, может, после нагретого солнцем за целый день помещения, что здесь даже прохладно. Костер он решил разложить рядом с кучей собранного хозяйкой хвороста. Это было как раз возле гамака, так что при желании можно было не сидеть у костра, а лежать. Пониже бы только гамак опустить. Ну да ладно: и так сойдет!