Присматривай за мной
Шрифт:
До меня доходит, что папа не знает, что я больше не живу в доме моего детства. Он понятия не имеет, что я не смогла ни дня оставаться в том доме. Потому что мне везде мерещилась мама, но я нигде ее не находила. Он понял это в день, когда она умерла. После похорон мы вернулись домой. Пока члены семьи и друзья заходили и приносили еду и другие ненужные вещи, которые, по их мнению, могли излечить наши разбитые сердца, мой отец начал убирать все мамины вещи. Одежду, обувь, украшения, фотографии, безделушки — все, до чего она дотрагивалась, было немедленно упаковано в коробки и убрано с глаз долой.
— Я больше не живу в том доме. У меня есть квартира возле торгового центра, — говорю я ему, хватая сумку с прилавка и пытаясь найти в ней ключи.
— Что? Что значит, ты там больше не живешь? — в замешательстве спрашивает отец.
Наконец я нахожу ключи, поворачиваю замок и открываю дверь.
— Я имею в виду, что я там больше не живу, — злобно говорю ему. Мне стоит просто уйти и закончить на этом разговор, но я не могу. Я всегда была из тех людей, которым нужно удостовериться, что их поняли. Мне нужно убедиться, что последнее слово за мной. Хотя бы одна черта моего характера не изменилась.
— Ты стер все следы ее присутствия в доме. Какого черта я захочу там жить?
Мне даже не нужно произносить её имени. Он заметно вздрагивает при упоминании о ней.
— Я все спрятал под замок, — говорит он, отворачиваясь и подходя к выключателю на стене. Он выключает весь свет. Горит только лампочка сигнализации над задней дверью.
— Я хочу, чтобы завтра ты взяла выходной. Я обо всем позабочусь здесь.
Как обычно, когда я упоминаю её, он переводит тему. Он не хочет говорить о ней. Он не хочет знать её. И он спрашивает, почему я такая. Почему я стала другим человеком, почему я закрылась.
Я научилась у него. Я знаю, как отключить боль.
— Нет, я работаю завтра. Ты понятия не имеешь, что нужно делать.
Он поднимает бровь и стареется превратить все в шутку.
— Дорогая, я владелец этого магазина. Я работал здесь несколько лет и знаю, что нужно делать. Я уверен, что твой старик справиться со всем, пока ты будешь веселиться с друзьями и побудешь обычным подростком.
Он улыбается мне. Но я не разделяю его радость. Ему в голову не приходит, что я не помню, как быть подростком и веселиться. Как будто он не помнит все свои обязанности, которые он повесил на меня за прошлый год.
— Я собираюсь намного чаще быть рядом с тобой, Эддисон. Я собираюсь доказать тебе, что я смогу, — мягко обещает он. Я разворачиваюсь и выхожу.
— Я поверю тогда, когда увижу, — бормочу громко, чтобы он услышал до того, как за мной захлопывается дверь.
После того как я стянула с себя всю липкую одежду и долго стояла под горячим душем, я села за компьютер и включила его. Я залезла на Фейсбук, на её страницу, чтобы напечатать ей мое обычное полуночное сообщение.
Дорогая мама!
Я мечтаю о том, чтобы ты была рядом. Ты единственная, кто меня понимает. Единственная, с кем я могу обо всем поговорить.
С любовью, Эддисон.
Я отправляю сообщение, выключаю компьютер, забираюсь в кровать и смотрю на записки, прикрепленные к доске. Я думаю о словах отца и размышляю о том, сколько пройдет времени, прежде чем я начну нюхать его бутылки с водой в поисках водки и проверять его чеки в кошельке в поисках чеков из алкогольного магазина. Я задумываюсь о том, насколько меня хватит. Я думаю, когда же это произойдет на этот раз. Я уверена, что произойдет. Если бы я была настолько сильной, чтобы вычеркнуть его из моей жизни навсегда и никогда о нем не думать. Мои веки тяжелеют. Прежде чем я успеваю заснуть, мой мобильный телефон вибрирует на столе рядом с кроватью.
На телефоне незнакомый номер, и моё сердце бешено колотится в груди. Я знаю, что это Зэндер. Я возбуждена от того, что он сдержал свое обещание и позвонил.
В то же время я нервничаю после того, что случилось. У меня был нервный срыв, он поцеловал меня, и затем явился мой отец, и все стало неловко. Я не уверена, что готова говорить с ним о моем отце. Я не уверена, что готова впустить его в ту часть моей жизни, которую так долго скрывала.
Я быстро дотягиваюсь до телефона и поднимаю трубку, подношу её к уху и зарываюсь поглубже под одеяло.
— Я не разбудил тебя?
Мягкий голос Зэндера вызывает улыбку, и я забываю о своих мыслях, которые тревожили меня минуту назад.
— Нет, но я уже в кровати, — улыбаясь, говорю ему.
Он так долго молчит на том конце, что я отрываю телефон от уха, чтобы посмотреть, не сорвался ли звонок.
— Зэндер? Ты тут? — спрашиваю, убедившись, что звонок не сорвался.
— Извини, я потерял нить разговора, когда ты сказала, что ты в кровати.
Я смеюсь над его словами и чувствую, как краснеет лицо. Я радуюсь, что я разговариваю с ним по телефону, и он не может увидеть мою реакцию на свои слова.
— Клянусь, я не буду спрашивать, что на тебе надето. Наверное. Я думаю. Окей. Я постараюсь, но извини, я не могу ничего обещать, — смеется он.
Я кусаю губу и, хотя я понятия не имею что делаю, решаю поддержать этот разговор. У меня никогда не было времени на отношения. И даже если было, я намеренно избегала их. У меня никогда не было парня, чтобы я могла почувствовать себя свободно, флиртовать и дразнить его. Закрывая глаза рукой и стараясь подавить свое смущение, я делаю попытку.
— Как насчет того, чтобы тебе не пришлось отказываться от обещаний? На мне розовые шорты и топ на бретелях в тон шорт. И я лежу под одеялом. А, и я без лифчика, — смело говорю ему, все еще сжимаю глаза, повинуясь своему порыву.
— О боже, — он шепчет в трубку. — Милая, ты меня убьешь. Мои глаза вылезают на лоб, когда он называет меня милой. Единственным человеком, который меня так называл, была моя мама. Она всегда звала меня Милашкой.
— Хорошего дня, Милашка!
— Привет, Милашка, хочешь помочь мне с шоколадным тонким печеньем?