Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Я остановился позади цистерны и стал ждать, не глуша мотора. Так прошел час, я выкурил уже три сигареты. Но не было видно ни таможенников, ни любопытных фермеров. Зато можно пораскинуть мозгами.
В голове у меня все смешалось. Виновность Сильви Симонис. Двойная личность Сарразена-Лонгини. Убийство Сильви. Аналогичное убийство, совершенное в Италии, причем в этом случае убийца известен и сознался. А теперь еще эти двое, напавшие на меня… Страшная путаница, и каждый ответ порождает новые вопросы.
Но одна деталь не давала мне покоя. Повинуясь внезапному порыву, я набрал номер Марилины Розариас, директрисы
— Кто говорит?
В голосе недоверие и враждебность.
— Матье Дюрей, — произнес я, откашлявшись. — Полицейский. Эксперт.
— У вас какой-то странный голос. Вы все еще где-то поблизости?
— Мне пришлось уехать. В прошлый раз вы не все мне рассказали.
— Вы обвиняете меня во лжи?
— В утаивании правды. Вы мне не сказали, что в восемьдесят восьмом году после смерти дочери Сильви Симонис обратилась в вашу обитель за утешением.
— Мы обязаны хранить тайну.
— Сколько времени она пробыла в приюте?
— Три месяца. Она приходила по вечерам, а утром уезжала на работу.
— В Швейцарию?
— Что вам еще нужно?
Внезапно у меня возникла уверенность: Марилина знала о детоубийстве. Либо Сильви ей призналась, либо она догадалась сама. Я рискнул:
— Быть может, она пыталась забыть о какой-то своей ошибке?
Молчание. Когда Марилина снова заговорила, ее голос прозвучал строго:
— Она была прощена.
— О чем вы говорите?
— Что бы Сильви ни совершила, она молила Господа о прощении, и Он ее услышал.
— Вы что, работаете в чистилище?
— Не иронизируйте. Сильви получила прощение. У меня есть доказательство того, о чем я говорю, понимаете?
Я заметил в пятистах метрах от себя серый «фиат», едва ли в лучшем состоянии, чем моя машина. Мой эскорт.
— Я еще приеду к вам, — предупредил я ее.
— Мне нечего вам сказать. Но я буду молиться за ваше спасение. В вас слишком много гнева, чтобы понять эту историю. Вам следует хранить чистоту, чтобы встретиться лицом к лицу с врагом, который вас ждет.
— С каким врагом?
— Он вам хорошо известен.
Она отключилась. «Фиат» был уже рядом. Общение с итальянскими полицейскими было сведено к минимуму. Оба они были хорошо проинструктированы. Ни слова о состоянии моей машины и том положении, в которое я себя поставил: бродячий француз, потерявшийся в нескольких километрах от границы. Я забрал сумку и мысленно попрощался со своей старушкой, посочувствовав страховой компании. Заявлю об угоне, не вдаваясь в подробности.
Итальянскую таможню мы прошли без проблем. Удобно устроившись на заднем сиденье, я любовался пейзажем. Он был тот же, что и со швейцарской стороны, но меня охватило чувство, будто я прошел сквозь зеркало и попал в итальянское отражение тех гор, видом которых наслаждался на рассвете. Меня приветствовали водные потоки. Туннели сменились попадавшимися все чаще мостами. Я уже ни о чем не думал, только ощущал всем своим израненным телом глухие толчки и не заметил, как глубоко заснул.
Когда я проснулся, мы проехали Варезе. Вокруг уже не было ни елей, ни горных потоков. Мы неслись по трассе А8. Казалось, что бесконечная Ломбардская равнина разворачивается перед нами до самого Милана.
В 10.30 мы подъехали к окраине этого крупнейшего промышленного центра. Несмотря на плотное движение на дороге, мои конвоиры не поставили мигалку. Спокойные, молчаливые, непроницаемые, они были похожи на телохранителей, с которыми мне довелось столкнуться в первый мой приезд в Милан: тогда они охраняли судей, участвовавших в операции «Mani pulite». [21]
Милан остался таким же, как в моих воспоминаниях.
Плоский прямоугольный город, одновременно сумрачный и светлый. Легкая меланхолия витала над его проспектами, но связана она была не с любовью и не с какой-либо романтической эпохой, а с миновавшей промышленной эрой. Здесь сожалели не о тишине озер и превратностях любви, а лишь о промышленном подъеме шестидесятых годов, о шуме машин, об эпохе «Фиата» и «Пирелли». В этой долине, где никогда не дует ветер, еще не забылась добрая старая мечта хозяина-капиталиста, одиноко живущего на своей современной вилле: построить новый мир, где будет много механизмов, заводских труб и лир.
21
«Чистые руки» (ит.) — проводившаяся в Италии на национальном уровне кампания по борьбе с коррупцией в политике и финансах, немалую роль в которой сыграли юристы.
Корсо Порта Витториа.
Дворец правосудия представлял собой массивный храм с высокими квадратными колоннами. Вся площадь, казалось, повторяла его строгие геометрические формы. Телефонные кабинки установлены под прямым углом к булыжникам мостовой, рельсы, по которым разъезжают оранжевые трамваи, строго перпендикулярны дворцу.
11 часов ровно.
Я вышел из машины и переступил порог кафе «Нью-Бостон», находящегося как раз напротив дворца на углу улицы Карло Фрегульи.
Каждый мой шаг казался мне чудом.
55
— Отлично выглядишь.
Джованни Каллаччура предпочитал сдержанный юмор. Верзила родом из Северной Италии, с высоким лбом и тонкими усиками над капризным ртом. Всегда носивший одежду от «Прада», он выглядел куда более стройным, чем можно было предположить, судя по его круглому лицу. Сегодня на нем были узкие брюки из серой шерсти, свитер «под горлышко» из коричневого кашемира и темно-синяя стеганая куртка. Как будто он только сошел с витрины магазина на Корсо Европа.
Я указал ему на стул напротив. Помощник прокурора сел и заказал кофе. «Нью-Бостон» — типичная egelateria: [22] длинная оцинкованная стойка, смешанный запах кофе, повидла, панини и круассанов в хромированных вазочках. Стулья были сливового цвета, а скатерти — розового. Каждый круглый стол напоминал гигантскую пастилку от ангины.
— Расскажи о своей безумной ночи, — попросил он, снимая темные очки.
— Сначала ты. Не знаешь, моих преследователей задержали?
22
Кафе-мороженое (ит.).