Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Не знаю, что ты изучал в последнее время, но ты явно впал в оккультизм.
— Наоборот, — возразил он, догоняя меня, — я опираюсь на современные науки! В каждой из них зло присутствует и как физическая сила, и как движение психики.
— Ты ломишься в открытую дверь.
— Об этих дверях часто забывают, ссылаясь на сложность и глубину. В масштабах Вселенной, например, силы зла царят повсеместно. Вспомни о взрывах звезд, которые становятся черными дырами — пропастями отрицания — и втягивают в свои бездны все.
Я понял, что Люк уже приступил к своей диссертации. Он нес невероятный бред насчет мироздания —
— Возьмем психоанализ, — продолжал он, пронзая окурком воздух. — Чем он занимается? Темными сторонами нашего «я», нашими запретными желаниями, нашим стремлением к разрушению. Или возьмем коммунизм. Прекрасная идея — вначале. И к чему она привела? К самому жуткому геноциду века. Что бы мы ни делали, о чем бы ни думали, все равно придем к нашей проклятой доле. Двадцатый век — высшее ее проявление.
— Так ты можешь объяснить любые превратности человеческой жизни. Это слишком упрощенные рассуждения.
Люк прикурил от окурка.
— Просто то, о чем я говорю, универсально. Мировая история в результате выливается в борьбу между двумя силами. По странному стечению обстоятельств христианство, которое, кстати, и дало имя злу, стремится уверить нас в том, что речь идет о чем-то вторичном. Нельзя победить, недооценивая врага!
Я уже подошел к административному корпусу и, поднявшись на первую ступеньку, спросил с раздражением:
— К чему ты клонишь?
— Защитив диссертацию, ты поступишь в Папскую семинарию?
— Ты хотел сказать, во время работы над диссертацией. На следующий год я рассчитываю поехать в Рим.
Его лицо исказила гримаса.
— Я прямо вижу, как ты читаешь проповедь горстке стариков в полупустой церкви. Конечно, выбирая такой путь, ничем не рискуешь. Ты похож на врача, который ищет работу в больнице для здоровых.
— Чего ты от меня хочешь? — воскликнул я. — Чтобы я стал миссионером? Чтобы я отправился в тропики обращать в христианство язычников?
— Зло, — очень спокойно произнес Люк. — Только зло важно. Служить Богу — значит бороться со злом. Другого пути нет.
— А ты? Чем будешь заниматься ты?
— Я пойду на оперативную работу. Хочу посмотреть в глаза дьяволу.
— Ты отказываешься от семинарии?
Люк разорвал свой экзаменационный лист:
— Вот именно. И от диссертации тоже. Я тебя разыграл. Я даже и не собирался продолжать учебу в этом году. А сюда я пришел за дипломом. Эти придурки выдали мне экзаменационный лист, потому что решили, что я такой же баран, как и другие. Как ты.
— Диплом? Зачем?
Люк взмахнул руками. Клочки бумаги разлетелись и смешались с опавшими листьями.
— Я уезжаю в Судан. С «Белыми отцами». Гражданским миссионером. Хочу своими глазами увидеть войну, насилие, нищету. Время речей миновало, настало время действовать!
6
До Берне я мог добраться с закрытыми глазами. Сначала дорога А6, от ворот Шатийон в сторону Нант-Бордо, затем дорога А10 на Орлеан и, наконец, A11, по указателям на Шартр.
Мимо пролетали автомобили, в струях дождя свет их фар казался размытыми линиями, похожими на спирали внутри горящей лампочки. Было семь часов утра, еще не рассвело.
Я перебирал в уме информацию, собранную на рассвете. До четырех утра я спал, поминутно просыпаясь,
В течение двух последующих часов я читал свидетельства очевидцев внезапного выхода из комы, постепенного возврата сознания, а также экспериментов, заканчивающихся клинической смертью. Меня поразило, насколько распространено это явление. Из пяти людей, перенесших инфаркт, повлекший за собой мгновенную кому, по меньшей мере один пережил эту «временную смерть». При этом человек чувствует, как душа отлетает от тела, затем видит длинный туннель и в конце этого туннеля — яркий белый свет, который у многих ассоциируется с самим Христом. Видел ли Люк этот туннель? Придет ли он когда-нибудь в сознание, чтобы нам об этом поведать?
В Шартре я миновал собор с двумя асимметричными шпилями, и передо мной открылась долина Бос, простирающаяся до горизонта. По коже побежали мурашки — я приближался к дому в Берне. Проехав еще километров пятьдесят, я свернул на боковую дорогу, чтобы миновать Ножен-ле-Ротру, и выехал на национальное шоссе. В тот момент, когда взошло солнце, я уже был в настоящей сельской местности.
Вдали поднимались холмы, между которыми виднелась лощина, и черные поля, покрытые инеем, искрились в утреннем свете. Я опустил в машине стекла и вдыхал запах опавших листьев, удобренной земли и не желавшей уходить ночной свежести.
Еще тридцать километров, и, обогнув Ножен-ле-Ротру, я направился по департаментской дороге к границе Орн и Эр-и-Луар. Через десять километров я увидел указатель «Пти-Верне», свернул на узкую дорожку и проехал еще метров триста. За первым поворотом показались ворота из светлого дерева. Я посмотрел на часы: без четверти восемь. Мне предстояло с точностью до секунды восстановить то, что здесь произошло.
Припарковав машину, я пошел пешком. Раньше здесь была водяная мельница, состоявшая из нескольких построек, разбросанных вдоль реки. Основное здание превратилось в развалины, но остальные были восстановлены и проданы под дачные домики. Третий дом справа принадлежал Люку. Двести квадратных метров земли — вполне приличный участок, и все это в трехстах километрах от Парижа. Сколько же Люк заплатил за эту лачугу шесть лет назад? Миллион тогдашних франков? Земля в Перше все время поднималась в цене. Где он раздобыл деньги? Мне вспомнился фильм Фрица Ланга «Большая жара», там все началось с убийства полицейского. Дальше выясняется, что это был коррумпированный детектив. Его выдал загородный дом — шикарный и очень дорогой. Я будто снова услышал слова Дуду: «Если ты разроешь это дерьмо, в нем перемажутся все». Но чтобы Люк оказался продажным полицейским? Этого не могло быть.
Я прошел мимо дома с тремя окошками и направился к реке. От мокрой травы шел дурманящий аромат. Ветер хлестал по лицу. Я застегнул плащ и пошел дальше. За полоской подстриженных деревьев скрывался водный поток. До меня доносилось только тихое журчание, похожее на смех ребенка.
— Что вам здесь нужно?
Из кустов внезапно показался человек. Метр восемьдесят росту, стрижка бобриком, черная куртка из плотной ткани. Небрит, густые лохматые волосы — он был похож скорее на бродягу, чем на крестьянина.