Притча
Шрифт:
– Разумеется, я сделал бы то же самое. Но скажите мне, почему... Нет, я знаю, почему. Я знаю причину. Знаю, что причина достойная: я только хочу, чтобы вы назвали ее, чтобы мы оба назвали ее, и тогда я пойму, что не ошибся, - говорил он уже - или еще - спокойно, словно не слыша единственного, злобного, непристойного эпитета, которым заключенный награждал его.
– Вы могли бы в любое время возвратить коня, и он остался бы жив, но цель была в другом: не просто сохранить его в живых, тем более не ради нескольких тысяч или сотен тысяч; которые, по общему мнению, вы загребли, делая на него ставки.
– Он умолк и спокойно ждал или по крайней мере молчал, торжествующий и невозмутимый, пока заключенный почти
– Ладно, ладно. Цель заключалась в том, чтобы он мог скакать, участвовать в скачках, пусть даже проигрывать их, приходить последним, пусть даже на трех ногах, и он скакал на трех ногах, потому что это был исполин, ему хватило бы даже одной ноги, чтобы оставаться конем. А его хотели отправить на ферму в Кентукки и запереть в борделе, где ноги были бы ему не нужны, не нужна была бы даже петля, свисающая с кран-балки, снабженной механическим приводом для ритма совокупления, потому что любой опытный пособник с жестяной банкой и резиновой перчаткой...
– Торжествующий и совершенно спокойный, он негромко говорил: - Всю жизнь плодить жеребят; они использовали бы его железы, чтобы выхолащивать ему сердце до конца жизни, потому что любой самец может быть отцом, но лишь самый лучший, самый смелый...
– и ушел, не слушая тупой, нудной, однообразной брани, а на другое утро отправил туда из Нового Орлеана лучшего адвоката, какого при своих политических, профессиональных и светских связях только мог найти, - таких адвокатов, очевидно, никогда не видели в маленьком, затерянном миссурийском городишке, да, в сущности, и других, способных приехать за четыреста миль для защиты неизвестного конокрада-иностранца, - и рассказал адвокату, что он видел: любопытствующее, выжидательное отношение городка...
– Сброд, - сказал адвокат и чуть ли не со смаком: - Давно уже я не имел дела со сбродом.
– Нет, нет, - торопливо сказал клиент.
– Они просто дожидаются чего-то. Я не успел выяснить чего.
И адвокат увидел то же самое. Даже обнаружил еще кое-что: он прибыл на второе утро, проехав всю ночь в лимузине с личным шофером, и через тридцать минут позвонил своему клиенту в Новый Орлеан, потому что человек, которого требовалось защищать, скрылся, исчез, не бежал, а был выпущен из тюрьмы; адвокат сидел у телефона, глядя на тихую, почти пустую площадь, откуда никто не следил за ним, даже не смотрел на него, но он ощущал - и не столько этих суровых людей с неторопливой речью, полуюжан-полузападников, сколько их ожидание, внимание.
И скрылся не только белый, но и оба негра: адвокат снова позвонил в Новый Орлеан вечером - не потому, что столько времени ушло на узнавание этих скудных подробностей, а потому, что, как он понял, больше ничего нельзя было выяснить путем расследования, или подкупа, или просто сбора слухов, сколько бы он здесь ни оставался; оба негра даже не переступали порога тюрьмы, а словно растворились в воздухе по пути к тюрьме от здания суда, где преемник заместителя начальника федеральной полиции сдал троих арестованных местному шерифу; в тюрьме оказался только белый, поскольку бывший заместитель начальника видел его там; и теперь он тоже скрылся, даже не был освобожден, а просто исчез; адвокат через пять минут после прибытия обнаружил, что арестованного нет, через тридцать - что вообще нет преступника, а к полудню - что даже не было преступления; труп коня куда-то исчез в первую же ночь, и никто не трогал его, не видел, чтобы кто-нибудь его касался, не слышал ни о ком, кто мог бы убрать его, и даже не знал о его исчезновении.
Но преследователи давно узнали все, что можно было узнать о двух неделях в Восточном Теннесси прошлой осенью; бывший
– Что касается денег, - сказал адвокат.
– Его, разумеется, обыскали...
– Хорошо, хорошо, - сказал бывший заместитель, - ...право, справедливость наверняка не могли восторжествовать, но восторжествовало нечто более важное...
– У него оказалось лишь девяносто четыре доллара и несколько центов, сказал адвокат.
– Остальное было у негра под полой сюртука, - сказал бывший заместитель, - ...истина, любовь, самоотречение и нечто еще более важное: связь между человеком и его собратом, более крепкая, чем золотые оковы, угрожающе обвившие его дряхлую землю...
– Будь я проклят, - сказал адвокат.
– Конечно, где же еще быть деньгам? Какого черта я не... Делать здесь мне уже нечего, поэтому я возвращаюсь домой, как только откроют гараж и можно будет взять машину. Но вы на месте, вам это будет легче, чем мне по телефону отсюда. Свяжитесь со своими людьми, и как можно быстрее. Оповестите всю - всю долину - объявления, описание всех троих...
– Нет, - сказал бывший заместитель.
– Оставайтесь на месте. Если дело дойдет до суда, то судить его будут там. Вам придется защищать его.
– Защита потребуется лишь тому, кто попытается арестовать человека, заработавшего громадные, по их убеждению, деньги голыми руками с помощью трехногого коня, - сказал адвокат.
– Он дурак. Если бы он остался здесь, то мог бы получить шерифский значок, даже не добиваясь его. Но пока мы их не найдем, я могу вести все дела по телефону из своей конторы.
– Я сперва решил, что вы не поняли, - сказал бывший заместитель.
– Нет, вы не поверили мне, хотя я и старался объяснить вам. Я не хочу искать его, их. Я руководил поисками и вышел из игры. Оставайтесь там. Ваша задача в этом, - сказал бывший заместитель и повесил трубку. Адвокат не шевельнулся, не повесил трубки, дым от его сигары поднимался вертикально вверх, словно карандаш, которым балансируют на ладони, но вскоре ответил другой новоорлеанский номер, и он быстро, точно и кратко описал обоих негров своему доверенному служащему:
– Проверьте все приречные города от Сент-Луиса до Бейзин-стрит. Осмотрите лачугу, или конюшню, или где там он живет в Лексингтоне. Ведь если он не вернулся сам, то мог отправить домой ребенка.
– Вам лучше всего начать розыски на месте, - сказал служащий.
– Если шериф откажется...
– Слушайте меня, - сказал адвокат.
– Слушайте внимательно. Ни при каких условиях он не должен появляться здесь. Его ни в коем случае не должны разыскать, разве что он попадется за бродяжничество в каком-нибудь довольно крупном городе, где никто не знает, кто он, и не будет интересоваться этим. Ни при каких условиях он не должен попасть в руки местной полиции в каком-нибудь городке или деревушке, где хотя бы слышали о трехногом коне, а тем более видели его. Вы поняли?
Пауза; затем голос служащего: "Значит, они вправду выиграли так много денег".
– Делайте то, что вам велено, - сказал адвокат.
– Конечно, - ответил служащий.
– Только вы опоздали. Владелец коня опередил вас. Наша полиция получила это уведомление еще вчера, и, полагаю, оно разошлось повсюду - описание, размер награды и прочее. Они даже знают, где находятся деньги: в потайном кармане сюртука, что на этом черномазом проповеднике. Плохо, что в каждом доме, где он бывает, нет радиоприемника, как на кораблях. Тогда бы он знал, какую представляет ценность, и постарался бы как-нибудь столковаться с вами.