Притчи Дмитрия Мережковского: единство философского и художественного

Кулешова Ольга Валерьевна

Таким образом, по мысли философа, у человечества, наделенного свободой выбора, изначально, после грехопадения, было два пути: к Царству Божию, чтобы соединиться с Богом вновь, или к Царству Дьявола, к вечной погибели. И человечество мучительно на протяжении многовековой истории мечется между двумя путями не в силах выбрать. А потому история представляется Мережковскому «дурной бесконечностью». Отвергая линейное поступательное развитие человечества, философ скептически оценивает возможности исторического прогресса. «Возможная цель “бесконечного прогресса” — бесконечная война — самоистребление человечества», — пишет он в сочинении «Тайна Запада: Атлантида — Европа» [102] . \96\

102

30 Мережковский Д.С. Тайна Запада: Атлантида — Европа. Белград, 1930. С. 192.

В связи с подобным пониманием истории, философия Мережковского принимает эсхатологический характер. «Вся русская литература, душа России, есть эсхатология — религия Конца», —

утверждает он, пытаясь найти обоснование своей концепции в философском истолковании русской литературы [103] . Ссылаясь на миф Платона об Атлантиде, Мережковский развивает эсхатологические идеи, рассматривая гибель Атлантиды как конец первого допотопного человечества, уничтоженного за грехи, и предрекая близкий конец и гибель нынешней Европы — второго человечества — христианского. Возможность соединения с Богом, существовавшая с первых дней возникновения человечества, не реализуется в исторической действительности на новых витках развития. Причина гибели допотопного человечества Атлантиды, относимого Мережковским к Преистории, обладавшего значительным магическим дарованием и сильной связью с внеземными субстанциями, мотивируется философом неверным представлением последнего о свободе воли. Дух сатанинской гордости, положенный в основу человекобожеских устремлений, объясняемых истолкованием свободы как существования без Бога, и утверждение закона самовластной Личности, пользующейся свободой помимо Бога и не стремящейся к подчинению персональной воли воле Божьей, стали причиной гибели Атлантиды в водах потопа. Второе человечество, вышедшее из вод потопа, имеет возможность восстановления разрушенной гармонии божественного единства \97\ Вселенной, но, отвратив взор от вечного, избирает путь продвижения по бессмысленной траектории исторического прогресса, приближающегося с каждым новым витком к Духу Небытия. Мережковский пророчит второму человечеству гибель в очистительном огне, утверждая, что Конец современного человечества будет огненным. «Жизнь мира — Божественная трилогия: Атлантида, История, Апокалипсис — три человечества», — отмечает философ [104] . Неизбежность конца истории очевидна для Мережковского, но финал мировой драмы неоднозначен. «Конец мира может быть спасением и гибелью, — “новым небом и новой землей, где обитает правда”, или хаосом» [105] .

103

31 Там же. С. 15.

104

32 Там же. С. 191.

105

33 Там же. С. 192.

Мережковский проповедует религию конца, противопоставляемую им «дурной бесконечности истории». Воля человеческая, направленная на продолжение линейной истории, мыслится как губительная для человека и цивилизации. «Воля к огромному — ничтожному, дурной вкус к “дурной бесконечности”, погубили несколько великих цивилизаций — ассиро-вавилонскую, эллинистическую, римскую; может быть, погубят и европейскую», — пишет философ [106] . Мережковский отмечает ограниченность земных человеческих возможностей, расширяющихся до бесконечности в метафизическом, мистериальном бытии, достижение которого возможно путем обожения, соединения души с бессмертным и вечным абсолютом. «Личность бесконечна только в нездешней, трансцендентной возможности, а в здешней, эмпирической действительности — ограничена, замкнута… \98\ Наша воля к земной бесконечности есть тайная воля к безличности» [107] .

106

34 Там же. С. 17.

107

35 Там же.

Таким образом, единственно возможный для человека вектор развития, в представлении Мережковского, не горизонтальный, пролегающий между двумя безднами: верхней — Царством Божьим и нижней — Хаосом, Царством Дьявола, а вертикальный, идущий вверх, к Богу — в Царство Божье Третьего Завета Духа-Матери. Ошибка в выборе пути, по мнению философа, может стать гибельной для человечества, навсегда отдалив его от духовного абсолюта и лишив возможности возрождения.

Рассматривая гносеологический аспект философии Мережковского, следует отметить скептическое отношение к рациональному и чувственному познанию, отрицание практики как основы познания и критерия истины. Философ выделяет два вида сознания, разнородных и противоборствующих: «бодрствующее, дневное, поверхностное и ночное, спящее, глубокое. Первое — движется по закону тождества, в силлогизмах, индукциях, и, доведенное до крайности, дает всему строению культуры тот мертвый, механический облик, который так хорошо нам знаком; второе — движется по законам какой-то неведомой нам логики, в прозрениях, ясновидениях, интуициях, и дает культуре облик живой, органический, или, как сказали бы древние, “магический”» [108] .

108

36 Там же. С. 47.

Утверждая приоритет ночного сознания, в основу которого ложится представление о божественной интуиции, Мережковский приписывает \99\ ему способность достижения абсолютной истины и настоящих глубин познания, возникающую путем постижения вечных запредельных, а не временных земных субстанций. Сознание современников как людей истории мыслится философом подчиненным мертвой механике и проблемам чувственного, материального мира, лишенным глубинного метафизического содержания, поверхностным и утратившим духовную глубину. Сознание погибшей Атлантиды представляется полной противоположностью современному сознанию и рассматривается как идеал, доступный лишь для человечества будущего не в истории, а в эсхатологии. «Мы только и делаем, что подчиняем нашу интуицию механике, — покрываем наше ночное сознание дневным: Атланты, наоборот, свое дневное сознание покрывают ночным; свою механику подчиняют магии; для нас механика — крылья, для них — тяжесть, которую поднимают они на крыльях магии», — отмечает Мережковский [109] .

109

37 Там же. С. 48.

Таким образом, мудрость, которую философ стремится открыть современнику, заключена в отказе от мертвого механического, рационального познания, принадлежащего «дурной бесконечности» истории, и в стремлении разбудить жажду познания интуитивного, явленного в божественных откровениях и прозрениях. «Ночное сознание», к обретению которого призывает Мережковский, не имеет ничего общего с «бесконечным прогрессом», оно апокалиптично и устремлено к Концу, желает прекращения земной истории — \100\ истории крови и войн — и наступления Царства Божьего на Земле. Им движет сила Духа Святого, желающая объединить людей в любви и гармонии в одну Вселенскую Церковь. «Да будет Царство Твое на Земле, как на Небе» — такова молитва Мережковского.

Особое значение в философской концепции Мережковского имеет фигура Христа. Время прихода Христа на землю мыслится философом как величайшее в истории приближение человечества к конечной цели земного существования — достижению духовного абсолюта и величайший знак, посылаемый Духом в низший мир исторической действительности, свидетельствующий о возможности соединения двух миров. Только Христос, по мнению Мережковского, может привести человечество к внеземной гармонии, ибо Он есть начало, и конец, и вершина творения: «Всемирная история… и Преистория, — есть геометрическое пространство, в котором строится тело Христа» [110] .

110

38 Там же. С. 236.

Мережковский размышляет о вечном присутствии Христа в мире, опираясь на мудрость мистерий древности, будучи склонным видеть в мифах и мистериях настоящую действительность. Рассматривая египетскую, ассиро-вавилонскую и древнеиндейскую мифологии, Мережковский утверждает, что «нет ложных богов — все боги истинны» [111] . «Много народов, “языков” — много мифов, а мистерия одна — мистерия Бога умершего и воскресшего» [112] , - отмечает философ, считая эту мистерию тенью христианства в язычестве, и \101\ утверждает тождественность истины язычества и христианства, идущих к одной цели разными путями, находя в язычестве глубокие мистические прозрения, которых христианство в начале XX в. уже лишено: «Ключ к мифу — мистерия, а ключ к языческой мистерии — христианское таинство. Если христианство ложь, то ложь и язычество; но и обратно, если одно, то и другое — истина» [113] .

111

39 Мережковский Д.С. Тайна Трех. С. 26.

112

40 Там же. С. 27.

113

41 Там же. С. 24.

С фигурой Христа связаны в философской концепции Мережковского понимание человеческой природы и проблема духа и плоти. Философ критикует христианство и христианских святых за буддистский уклон — разделение духа и плоти и пренебрежение плотью ради духа. В Царстве Божием он мыслит слияние духа и плоти, и, отрицая гибель последней, предсказывает ее преобразование в качественно новую субстанцию — «святую плоть». По справедливому замечанию Н.О. Лосского, «Мережковский высоко ценит язычество за то. что оно понимало значение тела и окружало его религиозным поклонением. Идеал Мережковского — не бестелесная святость, но святая плоть, Царство Божие, в котором осуществляется мистическое единство тела и духа» [114] . Воскресение Христа рассматривается Мережковским как утверждение божественно преображенной плоти.

114

42 Лосский Н.О. Указ. соч. С. 393.

Таким образом, главная задача Мережковского — прочесть Евангелие так, чтобы увидеть не только «Небесного, но и Земного Христа, узнать Его по плоти» [115] . Особенно важное место в этом смысле занимает в его философии проблема пола, ибо «пол есть единственно возможное для человека, \102\ кровно-телесное “касание к мирам иным”, к трансцендентным сущностям» [116] . Ошибку христианства философ усматривает в отвержении половой символики в Боге, поскольку «пол есть первое, изначальное, кровно-телесное осязание Бога Триединого» [117] .

115

43 Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Белград, 1932–1934. Т. 1. С. 34.

116

44 Мережковский Д.С. Тайна Трех. С. 48.

117

45 Там же. С. 54.