Притяжение

Летова Мария

— Я ничем, кроме рук и рта, до тебя не дотронусь.

— Даже если я попрошу?

— Если попросишь, я просто сдохну от радости.

По спине бежит легкая рябь мурашек. Меня на клеточном уровне волнует то, что он выстроил между нами эту систему взаимоотношений, где я говорю “да” или “нет”, а он… подчиняется. Это мучительно волнующе и возбуждающе — “владеть” им таким образом, даже будучи связанной…

Это та острота, про которую он говорил? Те самые яркие эмоции?

— Что… я должна делать? — спрашиваю нерешительно.

—

Если хочешь в туалет, то иди сейчас, — кивает подбородком на дверь.

— Не хочу.

— Одежду нужно снять.

— Всю? — смотрю на себя вниз. — И чулки?

— Я бы предпочел, чтобы ты сняла все. Когда веревка прилегает к коже или… узлы давят — в этом есть свой кайф.

— Ладно…

Червь неуверенности снова шевелится внутри. Я не хочу его разочаровывать. Ему есть, с чем сравнивать, и я уверена, любое сравнение не в мою пользу. Если до этого я не боялась демонстрировать свои эмоции, то эту предпочитаю спрятать.

Опускаю лицо и начинаю расстегивать пуговицы на рубашке. Я еще ни разу не щеголяла перед ним голой, и это тоже волнует, хотя не думаю, что удивлю его своим третьим размером или еще чем-нибудь.

— Нам нужно стоп-слово, — Кирилл легкими толчками разгоняет мои пальцы и заменяет их своими: расстегивает верхнюю пуговицу, за ней вторую.

— Может просто “стоп”? — спрашиваю, не в состоянии сконцентрироваться.

Он близко, его голый торс нависает надо мной, а голос тихий и бархатный, потому что слегка хрипит.

— Нет… — бормочет, продолжая сосредоточенно расстегивать пуговицы. — Нужно такое, которое я не спутаю с твоими случайными реакциями.

— Ладно… тогда… Корица.

— Отлично…

Разведя полы рубашки, смотрит вниз, заставляя мой живот изнутри дрожать.

Грудь ноет под его взглядом, я хочу, чтобы он дотронулся, но он только смотрит, спрашивая:

— Точно не холодно?

— Это не от холода, — смотрю на Кирилла исподлобья.

Мои соски снова напряглись до состояния онемения, и я делаю быстрый вдох, когда он проводит по моей груди костяшками пальцев, задевая адски чувствительный сосок и наблюдая за моим лицом.

— Ты бы… разрешил мне связать себя? — выдыхаю вместе с воздухом.

— Нет.

Его ответ звучит как жирная точка.

Потянув за рукава рубашки, стаскивает ее с моих плеч, поглядывая на мое лицо.

— Ты мне не доверяешь? Но просишь довериться тебе…

— Ты слишком неопытная, чтобы я мог разрешить тебе себя связать.

— То есть, дело в технике? — Опускаю глаза вслед за ним, когда садится на корточки у моих ног и упирается в пол коленями.

— Скорее, в правилах.

Обхватив пальцами лодыжку, ставит мою стопу себе на бедро, и бережно стягивает с меня чулок. Кладу руки ему на плечи, и мне кажется, будто ощущение от соприкосновения с его кожей не сравнится ни с какими узлами и веревками.

— А кому-то другому? — продолжаю

допытываться. — Кому-то опытному.

Отбросив чулок в сторону, смотрит на меня снизу вверх, проговаривая:

— Никому.

— Потому, что тебе нравится доминировать?

— Потому, что нет. Без объяснения причин. Я не играю в эту игру. Еще вопросы? — выгибает брови.

— Ты просто никому не доверяешь, — констатирую тихо. — Не хочешь быть от кого-то зависимым. Ты сам хоть когда-нибудь расслабляешься?

На его лбу появляется крошечная складка, которую мне дико хочется разгладить. В моих глазах даже эта морщинка не делает его старше, с тех пор, как научилась видеть в нем мальчишку, уже не в состоянии смотреть на него, как на пугающую неизвестность.

Оставив мои слова без ответа, он переводит глаза на мою вторую ногу и ведет ладонью вниз от бедра до колена, а потом дальше, до лодыжки, этим захватом очертив контуры голени.

— Я боюсь выглядеть глупо, — сознаюсь наконец-то.

— Это не глупо, это красиво. Если ты не эстет, лучше вообще с Шибари не связываться.

— Шибари? — повторяю новое для себя слово.

— Так называется это искусство.

— Ясно…

— Просто расслабься, — принимается он за второй чулок.

— Пока не получается.

— Поэтому я тебя и свяжу.

Его пальцы цепляют мои трусики, но прежде, чем успеваю напрячься, Кирилл подается вперед и целует мой живот над пупком.

Щетина на его подбородке колется, от притока ощущений глаза закрываются сами собой.

— Ай… — шепчу, запуская пальцы в волосы у него на затылке, когда Кирилл прикусывает кожу в том месте, которое только что поцеловал, а потом спускается ниже, оставляя укус чуть выше моего лобка, в то время как его руки избавляют меня от стрингов.

Поднявшись на ноги, ведет меня к кровати, где останавливает и просит:

— Вытяни руки.

Обведя языком губы, делаю то, что он просит, и не моргая слежу за тем, как берет с постели “непочатую” веревку и разматывает, после чего складывает ее вдвое, обхватывает петлей мое правое запястье и обходит восьмеркой левое. Он повторяет это несколько раз, и я не могу думать ни о чем, кроме движений рук, которые прямо на моих глазах за считанные секунды создают эту выверенную чертовски гармоничную конструкцию из веревки на моих запястьях.

Смотрю на Кирилла, когда зигзагами он делает несколько узлов, из последнего выводя небольшую петлю.

На его лице полная сосредоточенность, будто процесс засосал его с головой.

Веревка мягкая, Кирилл просовывает под нее палец, проверяя насколько туго она завязана.

Эти узлы… это и правда красиво…

Откинув волосы мне за плечи, протягивает второй конец веревки вокруг задней части моей шеи и продевает его в петлю, закрепив связанные руки на груди так, что они становятся обездвиженными.