Приватное погружение

Райнеш Евгения

Он кивнул:

– А вы не слышали? Ох, мистрис Тави, эта работа, что заключается в витании в облаках, не доведёт вас до добра. Шторм. Понтон поднялся над уровнем воды на невиданную до сих пор отметку, выставил самые мощные ограждения. Класс опасности наивысший. Говорят, что почти все фермы унесло в океан, а острова отрезаны один от другого. Перемычки порваны, а на лайнере только сумасшедший рискнёт выйти в такую погоду. Это пирожное у нас – предпоследнее, запасы придётся расходовать очень экономно. Пока не кончится шторм и не восстановится связь, о сладостях придётся забыть.

– Да

ладно! – удивилась Тави. – Я ведь точно не слышала. И Айсик мне ничего не сказал. Вот ведь политик хренов…

– Неужели вы не заметили, что улицы пустынны? Рекомендовано из домов не выходить до снятия класса опасности.

– Разве у нас улицы не всё время пустынны? – удивилась Тави.

– Ёж с ними, с улицами. Но вы не могли не почувствовать, когда поднялся понтон…

– И не чувствовала… А когда понтон поднялся?

– Два часа назад, – сказал Инди, – сразу, как солнце зашло, тут же и тряхнуло.

Значит, её трясло вовсе не от дурацкой выходки Кая. Не от его порце… поце… В общем, не от того, что он вцепился своими губами в её рот. Значит, он всё наврал. А, может, и сам верил, что такой сногсшибательный. Последнее, кстати, на него как раз похоже…

– Инди, – сказала Тави очень спокойным голосом. На самом деле она ужасно разозлилась, хотя и сама не понимала на что. Или на кого. – Ты говоришь, осталось ещё одно пирожное?

Тави выскользнула из-за узкого стола. Картина движущейся земли на противоположной стене сменила ракурс и потеряла всё своё волшебство.

– Да, – удивлённо посмотрел на неё Инди. – Последнее.

– Заверни его вместе с моим. Я возьму с собой оба.

***

Дома стояла спокойная тишина, хотя все уже были на месте. Кай лежал на привычном диване, отвернувшись к стене – то ли спал, то ли тоже не хотел с ей разговаривать. Айсик тихонько урчал на кухне, включив панель питания на полную мощность. И где он мог потратить столько энергии?

Тави заглянула в нишу, на стенке которой крепилась регулирующая питание панель. Прозрачный резервуар с жидкостью, преобразующей электрическую энергию в биопитание для супартов, уже больше, чем наполовину, пуст. Айсик сжёг за последние несколько дней трёхмесячный запас своего довольствия. Она не рассчитывала на эти траты и вполне ожидаемо разозлилась.

Что парты, что изготовленные по их образу и подобию супарты – одним миром мазаны. Очень энергозатратны. Тави погрозила кулаком отключившемуся от внешнего мира Айсику. Хоть он и не видел её жеста, почему-то всё равно после этого стало немного легче.

Затем Тави принялась совершать действия, не имеющие ничего общего с её недавними намерениями, поэтому совершенно лишённые логики. Она, перевернув всё на полках навесного шкафа, нашла и достала плотные баночки и ароматные свёртки из ценных запасов «для особого случая». На дно большого глиняного горшка (естественно, производства Мины и Важека) положила засушенные лепестки неизвестных ей цветов, добавила из плотно замотанного пакетика ароматного порошка – наследство от пра-пра-прабабушки, дошедшее до сегодняшнего дня уже в микроскопическом виде, щепотку сахара и соли. Одно зелёное яблоко Тави, вздохнув, порезала тонкими ломтиками и аккуратно накрыла ими засыпанные специями лепестки.

Драгоценного спирта (гуманитарная помощь от Риа) оставалось совсем немного, понятно, почему Айсик засунул бутыль в самый угол полки, плюс к этому заставил всякой чепухой, вроде огромного запаса брикетов столь любимых им сушёных водорослей. Но Тави, проявив не дюжее упорство, всё-таки нашла одно из самых главных сокровищ этой кухонной пещеры, и, зажмурившись, вытянув бутылку на полную руку, вылила пахнущее этанолом содержимое на трепещущие под ломтиками яблок лепестки.

Она поставила горшок на тихий огонь:

– Может, добавить немного ванили?

Но тут же махнула рукой, заглянув в закипающее варево:

– Выглядит очень красиво, должно быть вкусно.

Лёгкие лепестки расправились в воде и приобрели свой первоначальный нежно-розовый цвет. Они кружили вокруг более тяжёлых ломтиков яблок, словно невероятные птицы с далёких-далёких островов, на которые никто и никогда не сможет доплыть.

Тави вдруг вспомнила о том, что говорили соседки о таинственной, передвигающейся по Океану Звезде. Если на ней есть люди, то вполне возможно, путешествуя, они могли видеть нечто подобное в своих странствиях. Невиданных птиц на небывалых островах.

Звезда Виры уже с незапамятных времён стоит на одном месте. А, может, и всегда так стояла – кто теперь вспомнит? Брейны в рое заваливаются новыми буквально через несколько дней. События исчезают из памяти, как только уходит поколение. Их воспоминания, подхваченные детьми и внуками, искажаются, теряются, растворяются в новых точках зрения. Брейн, построенный на субъективных ощущениях, наблюдателю сложно воспроизвести.

Тави вздохнула и аккуратно помешала большой длинной ложкой свой будущий глинтвейн. Вот кто знает его первоначальный рецепт? Может, в нём и не подразумевалось никаких яблок, а предлагались совсем неизвестные плоды?

А она, Тави, всё-таки порядочная идиотка. Вот зла на этого свитбоя, сверх всякой меры зла – и за невозможно близкие звёзды в его глазах, которые для него, оказывается «ничего личного, просто соглашение», и за то, что соврал про свою энергию, якобы сдвигающую понтоны, и за самодовольство…

Но Тави почему-то вытащила свои драгоценные припасы, и, хоть уговаривает сама себя, что ни капли никому не даст, но… Чего тогда взялась за то, что делала всего два раза в жизни по великим праздникам? Первый раз, когда на совершеннолетие съехала от мамы (вообще-то Лиа её выгнала, но пусть будет так) и приобрела Айсика, как знак своей независимости, а второй – когда Риа получила лицензию акушерки.

Ну и какое великое событие случилось на Саузе сегодня? Тави не знала.

Глинтвейн получился так себе, хотя и в достаточной мере ароматный, и терпкий в самый раз – наверное, в него перешла часть Тавиной злости. Чем полнее дом насыщался сладковато-древесным, сухим запахом муската, тем спокойнее у неё становилось на душе.

Заворочался в углу Айсик, словно это эфирное вторжение растревожило даже его полуобморочное состояние, в котором супарт, как правило, ничего не слышал и не чувствовал извне. Заскрипел в гостиной диван под Каем, до свитбоя тоже дошла непривычная для побережья пряная фруктовая терпкость.