Приватное погружение
Шрифт:
– Нет, нет, нет, – сказала сама себе Тави, – это просто смена сезонов. Только и всего. Ничего не поделаешь, нужно просто пережить. Сезон низких муссонов – это всегда грустно.
Его дыхание ощущаешь ещё задолго до самого появления безжалостного ветра. Ледяное, острое, но ранит не наступающий холод, а ощущение безнадёжности. Тави не могла сказать про все Острова, но здесь, на Саузе, это приходит всегда очень резко и сильно. Ко всем на Саузе в это время приходят странные сны и мысли о том, что скоро всё закончится. И продолжения не будет.
В это время никто
Когда заканчивается низкий сезон, часто обнаруживаешь, что некоторые из твоих знакомых пропали без вести…
Тави дёрнула головой, прогоняя тоску. Она-то не самоубийца. Это просто погода навевает такие мысли. Предчувствие холодов. Но они, мрачные дни, пройдут, они всегда проходят, и непременно наступит хорошее время, в котором нет места ни плаксивым, ни жестоко мрачным мыслям. Приливы и отливы – как в природе, так и в человеческом настроении.
Перебивая её грустные думы, из глубины океана донеслось мерное тарахтение. Катер мог быть только патрульным, все пассажирские плавсредства с наступлением сумерек заходили в доки. Гул не удалялся, но и не приближался, тянулся на одной ноте. Катер явно не собирался приближаться к берегу. И что он наблюдает там, в уже практически ночном Океане? И…
Тави поняла: катер шёл с выключенными огнями. Словно хотел скрыть своё присутствие. Патрульный катер?!
Она приподнялась, всматриваясь в бесконечность, где всё слипалось в чёрную равнодушную массу. Сферические купола ферм остались в стороне, их тусклые, жёлтые огни не добивали в эту часть прибрежных вод. С таким же успехом Тави могла вглядываться в глаза ночи, если бы у ночи были глаза.
В ровное потрескивание мотора неожиданно вмешался негромкий всплеск: словно по воде сильно ударили веслом, и звук, рвущий безмолвие, тут же стал удаляться.
– Что за глупость? – сама себе сказала Тави. – Что он тут делал? У заброшенного старого причала, где и днём-то никого не бывает?
Она подождала ещё немного, напряжённо вслушиваясь в беспросветную мокрую тьму. Гул мотора звучал всё слабее, а затем и вовсе растаял в шипении волн. Потревоженные ночным гостем, они долгим эхом бились о жёсткий парапет, поросший в трещинах скользким синим мхом. Сейчас в темноте, конечно, этот мох не виден, но Тави, зная, что он там есть, просто физически ощущала его неприятную осклизлость.
А потом она вдруг заметила, как, покачиваясь на волнах, к берегу безмолвно приближается белое пятно. Оно становилось всё больше и больше, пока не превратилось в огромную, вытянутую сверх человеческого роста коробку.
«Какого морского ежа здесь делает ценная коробка из-под супарта?» – спросила сама себя Тави, потому что даже издалека это пятно очень напоминало упаковку из-под супарта.
Из безумно дорогого, влагонепроницаемого, огнеупорного биоматериала, способного выдерживать немыслимые нагрузки и в то же время живого и дышащего. В такой коробке не только супарт, но и человек может пережить стихийное бедствие средней степени. Они ценнее, чем сами партнёры судьбы. Фирмы-производители после транспортировки всегда забирали свои упаковки обратно.
И с чего бы сейчас такой коробке болтаться в волнах, постепенно прибивающих её к берегу? Тави забыла о вселенской тоске, что одолевала её несколько минут назад. Её охватил азарт. Нет, конечно, при совсем здравом рассуждении, зачем бы ей нужна какая-то лишняя коробка в доме, где и так рассеянностью Айсика творился непроходимый бардак? Но…
Айсик. Его характер. Такой коробкой, если определить её на видное место, вполне можно ненавязчиво напоминать супарту о бренности и кратковременности его существования. И о том, что оно, это существование, в немалой степени зависит от Тави.
Жестоко, конечно, но Айсик становится невыносим. В последнее время увлёкся политикой и постоянно шляется по каким-то собраниям, на которых борется за права супартов. В конце концов он свяжется с бандой бездомных партнёров судьбы, с его-то нерастраченной до конца энергией. А диких супартов становится всё больше и больше.
Нет, конечно, у них на тихом острове Сауза бездомных супартов не водилось, но говорят, что на Вире за пределами города, у дальнего прибрежья, уже становится небезопасно. Частично из-за убеждения некоторых мистрис в том, что сдача старого супарта в утилизацию – это убийство, а частично из боязни нарваться на протест групп, в одну из которых входил и Айсик. Вот так отвезёшь в утилизацию своего «партнёра судьбы», а на следующее утро под окнами будет стоять целая колона негодующих как бы его товарищей, клеймящих тебя на всю улицу убийцей.
Коробка, которая по предположению Тави могла бы напоминать Айсику об утилизации, покачивалась на волнах уже совсем близко – на расстоянии пяти-шести длинных нырков.
Тави, поколебавшись секунду, сняла зачем-то всё равно волглую футболку. Зацепила указательными пальцами тонкие ремешки сандалий, сбросила их на тёмную доску причала, сверху кинула скомканные шорты.
Океан принял на удивление ласково. Тави нырнула, проплыла несколько метров под водой, отдышалась на поверхности, удерживая взглядом белое пятно. И рванула к нему грудным кролем.
Вытащить на берег коробку, которая казалась лёгкой и послушной в воде, получалось не так-то просто, но на Тави нашло необыкновенное упрямство. Ей всё-таки удалось вытолкнуть огромный футляр на сушу, но тут-то Тави окончательно поняла, что коробка просто неподъёмная.
Она не помнила, сколько весила та, в которой привезли Айсика. Рабочие супарты компании-производителя сразу же забрали свою фирменную упаковку с огромной надписью: «Ваш партнёр судьбы – наших рук дело». Тави ни секунды не пришлось возиться с её утилизацией.