Привет! Это я... (илл. Грёнтведт)
Шрифт:
Досада
О-о-х… Моя семья самая трудновыносимая во всём мире! Эрленд старается казаться взрослой и вообще — быть на уровне. И всё время говорит про Хелле. Только и слышно: Хелле, Хелле… НА КАЖДОМ ШАГУ! Мама с папой пристают ко мне с утра до вечера. Поэтому мне невмоготу сидеть с ними за завтраком. Они без конца говорят о том, как они беспокоятся и как мама Хелле, с которой они говорили, тоже беспокоится.
Похоже, Хелле и Стиан не нажаловались и не рассказали своим родителям о драке, потому
Перемены
Дорогой дневник!
Автобус на обратном пути был битком набит, и мне ПРИШЛОСЬ сесть рядом с Хелле. Только там и было свободно. Мы сидели и молчали всю дорогу. Было трудно дышать как ни в чём не бывало. Я отчётливо слышала своё дыхание. Дышала я очень громко! Это было так досадно. Я надеялась, что Хелле не слышит. Старалась сдерживать дыхание, но получалось ещё громче. Я заметила, что Хелле на меня смотрит. Нужно было что-то сказать.
— Что ты так смотришь? — спросила я. (Сама не ожидала, что скажу с такой злостью, но так вышло.)
Хелле посмотрела на свои варежки. Потом ответила очень тихо, так тихо, что я почти не разобрала. Но всё же разобрала:
— Ты стала другая.
Я хотела ответить, но ничего хорошего на ум не пришло.
А потом мы приехали. Не успели мы выйти из автобуса, как Хелле побежала прямо домой.
Мне плохо
Дорогой дневник!
Когда я думаю про Хелле, мне становится плохо. Когда думаю о Стиане, становится ещё хуже.
(Р.S. Нет! Потому что я ВОВСЕ не думаю о Стиане!!!!!!!
Я имела в виду, что если БЫ я думала о нём, если бы по какой-то причине я ДОЛЖНА была думать о нём, то мне стало БЫ очень, очень плохо. Меня бы точно вырвало!)
Я одна
Дорогой дневник!
Я сижу одна в своей комнате. Слушаю DumDum Boys. То, что я слышу, попадает прямо в сердце. «Я раб, а сердце — мой господин, и кнут надо мною свистит», — поют они. Именно то, что я чувствую! Ну, немножко, не то…
Едем!
НАКОНЕЦ-ТО! Сегодня мы едем к Бабушке!
Мама, папа и Эрленд сейчас в городе, покупают то, что нам нужно взять с собой. Я не пошла с ними. Я рисую на кухне. Рисую черепа, могилы, надгробные камни, большие чёрные ямы и всё такое. Кошмарные картины. На камнях — имена разных людей, которых я знаю.
Поглупела, как малявка, всё время играет с Эрленд. А я скоро уеду к Бабушке на целую неделю!!!! А Хелле даже не придёт и не скажет «пока-пока»… Притом что была моей хорошей подругой… Даже пальцем не пошевельнёт…
И вдруг раздаётся стук в окно.
Это Хелле! Всё-таки она пришла проститься! Я вскакиваю и бегу к окну. Рывком его открываю и кричу:
— Привет! Я знала, что ты… — но замолкаю на середине фразы. Мне кажется, что я превращаюсь в кусок льда, но сердце бешено стучит, а уши будто заткнуты ватой, словно я нахожусь под водой. Ко мне стучал маргинал! (Я почти забыла о его существовании.) Он стоит здесь, прямо перед нашим кухонным окном! Я таращу на него глаза, а он весь трясётся!
Окно распахнуто настежь, и, чтобы его закрыть, я должна высунуться наружу, а там маргинал! И я ни о чём другом думать не могу, кроме как о том, что я в доме ОДНА! (Точно как в прошлый раз, когда он пришёл и Эрленд дала ему пакет муки. Но на этот раз я СОВЕРШЕННО одна!) И маргинал — вот он, стоит и ТРЯСЁТСЯ прямо у открытого окна!
По-мо-ги-те!!!
Маргинал таращит на меня совершенно безумные глаза. Вид у него дикий. Похоже, он на пределе. Вот он поднимает трясущуюся руку… Я стою неподвижно, затаив дыхание.
— У-у ва-ас есть с-са-ахар? — неверным голосом спрашивает он.
Я смотрю на эту дрожащую руку. Вздрагиваю всем телом, потому что внезапно разражается лаем этот их Дизель.
Он рвётся с поводка из рук маргинальши. Она с собакой стоит чуть поодаль и тоже на меня таращится. Потом подходит ближе. Дизель заливается ещё громче.
— С-са-ахар! — повторяет маргинал.
Я бросаюсь к кухонному шкафу, достаю сахарницу и, вернувшись к окну, протягиваю маргиналу. У меня нет выбора: вдруг они оба совсем слетят с катушек, войдут и убьют меня?! Маргинал дрожащей рукой берёт сахарницу, а дальше делает нечто немыслимое — ЕСТ сахар прямо из сахарницы!
Совсем рядом, у моего окна стоит детоубийца и ест сахар! Не знаю даже, что и думать… Какой-то страшный сон… Мистика…
Тут маргинал перестаёт трястись. Возвращает сахарницу и кивает своим коротким кивком. Я так быстро её выхватываю, что она падает на пол. Но не разбивается. Остатки сахара рассыпаются по всей кухне.
Подняв глаза, я вижу — к окну подошла и маргинальша. Дизель совсем взбесился и злобно лает. («Милый Боженька, если ты есть, помоги!» — умоляю я про себя.)
Она шикает. Неужели я сказала это вслух? Но нет, она смотрит на Дизеля и дёргает за поводок. Дизель тоненько сипит и замолкает.
— У него диабет, — говорит маргинальша извиняющимся тоном, и я совсем теряюсь. Диабет у Дизеля? Я что-то слышала про эту болезнь, но всё равно не понимаю. Маргинальша протягивает мне свёрнутый в трубку лист бумаги. «Вот!» — говорит она. Приходится высунуть в окно руку. Я так спешу, что больно ушибаю локоть о подоконник — на самом деле больно, но я терплю, сжав зубы. На глазах слёзы. Маргиналы не должны этого видеть. Ни за что!
Внезапно маргинальша мне улыбается!
(Я окончательно теряюсь и лихорадочно пытаюсь сообразить: что ещё, какой финт она придумала?)
Оба поворачиваются и уходят.
Я стою у окна и смотрю им вслед. Они идут к Зелёному дому и исчезают в нём. Идут, ни разу не обернувшись, чтобы послать мне убийственный взгляд. Они и Дизеля на привязь не сажают — уводят с собой в дом. В тот момент, когда они закрывают за собой дверь, я поспешно закрываю окно. Смотрю на листок, свёрнутый в трубку.