Привет, любимая

Квашнина Елена Дмитриевна

* * *

Девочку назвали Александрой. В мою честь. И я от гордости пол года задирала нос. Они летом крестили дочку. Это наводило на мысль, а не крестить ли и нам Ванечку? Ему шел второй год. Тетя Нина был "за" обеими руками. Меня мучили сомнения. Я не так давно вышла на работу. Что там скажут, если узнают? Например, Валька Прохоров, наш профсоюзный деятель, способен пронюхать об этом моментально. Конечно, крещение сына может сойти с рук. На дворе не семьдесят четвертый год, а восемьдесят четвертый. В последнее время многое людям сходит с рук. Но кто его знает? Я никак не могла сориентироваться. На работе происходили изменения, видные невооруженным глазом. Все вдруг увлеклись политикой.

В курилках и коридорах громко обсуждались такие вещи, о которых раньше и подумать было страшно. Гуляли анекдоты - один хлеще другого. Все вдруг увлеклись политикой, кроме разных тетех вроде меня. Никогда не интересовалась ничем подобным. Величайшее событие последних лет, - смерть Брежнева, - прошло мимо моего сознания. Голова была забита совсем другими проблемами. В памяти от того времени осталось только одно: удивление при виде того, как страшно отец и тетя Нина паниковали - умер Брежнев! Ну и что? Умер и умер. Не вечно же человеку жить. И так всем давно надоел. Про Андропова я могла и не узнать, если бы тетя Нина, вернувшись однажды из магазина, не рассказала про облаву в универсаме. Черненко же совсем не стоил моего внимания. Однажды я видела по телевизору, как он вручал награды в Георгиевском зале. Этот божий одуванчик шатался от дряхлости. И без всякого ветра. Не сегодня, завтра покинет сей бренный мир. Нам с тетей Ниной от этого ни тепло, ни холодно. Зарплату все равно не повысят. Сослуживцы мои были иного мнения. Они яростно спорили при первом удобном случае. В разговорах проскакивала сногсшибательная информация. О некоторых вещах я раньше даже не подозревала. Начала прислушиваться к этим спорам. Иногда спрашивали и мое мнение. Вдруг стало ясно, насколько сильно я отстала от жизни. Ничего не понимаю. Ничего не знаю. Не о чем с людьми поговорить. Деревня деревней. Всегда считала, что главное - добросовестно работать, остальное - не моего ума дело. Теперь до меня доходило, что это не так. Пора собой всерьез заняться. Окончательно я это поняла, когда тетя Нина в декабре отмечала свой день рождения. Никогда не отмечала, а тут... Пятьдесят лет, как-никак.

Были отец с Евгенией, Олег с Таней и дочкой, да бабка Серафима притащилась из деревни.

Посидели мы хорошо. Тихо, по-семейному. Жаль, что отец с Евгенией уехали рано. Мачеха боялась ходить по улицам в сумерки. На прощание Евгения шутливо посоветовала:

– Вы бы детей сейчас помолвили. И так живете, как одна семья. Увидите, они сами вопрос решат, если вы вовремя не подсуетитесь.

– А что? Это идея!
– громко воскликнул Олег и тут же пугливо обернулся на бабку Серафиму. Серафима Степановна давно уже похрапывала на теткином диване. Зря пугался, между прочим. Ее теперь и пожарная сирена не разбудит.

– За такую мысль надо выпить!
– громким шепотом заявил Олег.

Я печально развела руками и подняла с пола пустую бутылку из-под "Рислинга". Он огорченно вздохнул. Татьяна настораживающего эпизода не видела. Она сидела на полу, рядом с детьми. Но и детей она не видела тоже. Взахлеб читала "Литературную газету", какую-то статью про Сталина. Ванечка играл в новый ярко-красный паровозик. Шурочка, которую так звали, чтоб не путать со мной, пыталась этот паровозик отнять и, стоя на четвереньках, капризно хныкала. Матери ее до детской обиды не было никакого дела.

Тетя Нина полезла за шкаф и вытянула оттуда пыльную бутылку вина. У нее всегда кстати обнаруживались винно-водочные заначки.

– Танюша, - позвала она, - иди к столу.

И, обтерев бутылку полотенцем, передала Олегу. Тот поколдовал над пробкой, торжественно разлил вино по бокалам.

– Татьяна!
– возмутилась я.
– Хватит

просвещаться. Иди к столу. Выпьем за детей!

– А? Да ... сейчас ...
– рассеянно отозвалась Таня, не отрываясь от газеты.

– Татьяна!
– повысила я голос.

Она отложила газету на кушетку. Встала и прошла на свое место.

– Не понимаю, что ты шумишь, Аля?
– добродушно спросила она.

– Да потому и шумлю, что кое-кто людей на газеты променял. Не ты газеты читаешь, а они тебя.

Она не торопясь села. Положила себе на тарелку заливной рыбы. Взяла в руки бокал.

– А ты сама газеты читаешь? Хоть иногда?
– усмехнулась грустно.

– Ой, Тань, давай, не будем!
– взмолилась я, чувствуя под ногами зыбкую почву. Книги читала. Даже много. В основном, по ночам. Но до газет руки совсем не доходили.

– Нет, почему?
– Олег придвинулся ближе, отставив свой бокал в сторону.
– Тема интересная. Главное, вовремя поднята.

– И ничего не вовремя, - надулась я, соображая, как лучше всего возвести оборонительные сооружения. Пугалась, когда Олег начинал меня воспитывать.

– Вовремя, вовремя, - хохотнул Олег, заметив мою реакцию.
– Ты посмотри на себя. В кого ты превратилась?!

– В чучело огородное, - ответила за меня Таня.
– Газет не читает. Что в мире происходит - не догадывается. В театры, кино, на выставки не ходит. Жизнью не интересуется. Себя совершенно запустила. Посмотри, Олег, ее роскошные локоны сто лет назад в паклю превратились.

Ты посмотри! Целой гневной филиппикой разразилась. Тоже мне, Цицерон нашелся.

– Мне некогда, - начала я заводиться.
– Заниматься собой времени нет... И желания.

– Вот с этого бы и начинала, - иронично заметил Олег.

– Ты о себе совсем не думаешь, - неожиданно вмешалась тетя Нина.

Я смотрела на нее и ничего не понимала. Вот предательница. Она же лучше других знает, насколько мне приходится туго. Ведь я ее освободила почти от всех домашних обязанностей. Не дай бог, опять заболеет.

– Говорить скоро разучится. И смеяться совсем перестала, - сообщила тетя Нина Олегу тоном прирожденной ябеды.

Я отвернулась от них. На глаза навернулись слезы. И тетка туда же! С чего это они за меня взялись? Да я только и делаю, что думаю о себе. Немного иначе, правда. Вероятно, не с того бока, если близкие ополчились. Втихомолку оглядела себя, вздохнула. Они ведь правы. Совсем опустилась. Рыжий бы меня не узнал. Вон, Олю Скворцову позавчера встретила. Однокурсницу. Не узнала сначала ее, такой элегантной женщиной она стала. Уже на место ведущего инженера в своем КБ метит. А я чуть ли не в чертежницах сижу. Да как быть-то? Или карьерой заниматься, или семьей. Кто о Ванечке с теткой позаботится? Пушкин? Деньги нужны или нет? Не отказываться же от мытья подъездов в ущерб самым близким и дорогим?

– Я о семье думаю. Это все равно, что о себе.

– Ничего не о себе, - отрезала тетя Нина.
– Тебе еще свою жизнь устраивать надо. Замуж выходить. Ванечке отец нужен.

Тетка сказала, и сама испугалась своей смелости. Даже голову в плечи втянула. За столом повисло тягостное молчание.

Они что, думают, без мужика нормально ребенка не выращу?