Привет, любимая

Квашнина Елена Дмитриевна

Несколько раз мне удалось сходить с ними в театр. Мы строили планы совместной поездки по Золотому кольцу. Жить стало интересней. Но и трудней. На работе я получила старшего инженера. Обязанностей прибавилось. Очереди в магазинах съедали почти все свободное время. Усталость накапливалась. Иногда я и на Ванечку срывалась. Он рос упрямым. Если что не по нему, топал ногой, сердился, голубые глазки темнели. Но уж если радовался, то заливался таким звонким смехом - все вокруг невольно улыбались. Правда, воспитательница в детском саду частенько жаловалась

мне на него: драчун, забияка, слишком самостоятелен. Я соглашалась, краснея. А что тут можно сделать, если он весь в отца? Против природы не попрешь. Ну наказываю я его, а он все равно ведет себя так, как считает нужным. Такой клоп еще, а характер - кремень. Странно, но он ни разу не спросил меня про своего папу. Как будто и без меня прекрасно понимал, что к чему. Или не было у него потребности в отце? Я думала об этом постоянно. Радовалась, что пока ничего объяснять сыну не надо. Не надо придумывать, врать, выкручиваться. Да и как такому малышу объяснишь? О Рыжем я тоже думала постоянно. Все время против собственной воли. Ничего не могла с собой поделать. Любила по воскресеньям во время большой стирки, когда тетка с Ванечкой уходили на трехчасовую прогулку, надевать Мишкину старую ковбойку в красную и зеленую клеточку. Олег однажды заехал во время стирки и застал меня в этой рубашке. Он покачал головой, неодобрительно хмыкнул и проворчал себе под нос:

– Дуры-бабы, которые сами себе душу травят.

Я не обиделась. Только Олегу и было позволено говорить мне правду, сколь горькой бы она не являлась.

Новый, восемьдесят шестой год мы встречали у нас. К Олегу с Таней я не ездила больше. С тех самых пор, как Светка вернулась домой. Ребята приезжали к нам. Да у нас и проще было. Без церемоний.

* * *

В середине апреля мы с тетей Ниной были приглашены на день рождения Шурочки. Ей исполнялось два года. Первую годовщину не отмечали, поскольку Шурочка болела отитом. С высокой температурой. Так что в этот раз намечалось грандиозное торжество.

Тетка пришла в состояние перманентного возбуждения. Ее тысячу лет уже никто никуда не приглашал. Она ходила по магазинам. Выбирала подарок. Лучше бы она этого не делала. Возвращалась оттуда расстроенная и злая.

– Бешеные деньги надо иметь, - грохотала она по вечерам, - чтобы купить ребенку игрушку.

Конечно, она имела в виду самые лучшие игрушки. Это же для Шурочки!

– Не такие уж большие деньги, - возражала я ей.
– Просто мы с тобой нищие, как церковные крысы.

– Так уж прям и нищие?
– оскорблялась тетя Нина.

– Конечно. А вот если бы ты не заставила меня бросить мытье подъездов, мы бы жили лучше.

Она замолкала. Сказать-то нечего. Я уходила на кухню, не имея сил видеть, как она вытирает слезинки в уголках глаз.

В конце концов, мое терпение лопнуло. Пришлось, вроде студентки, подрядиться выполнить серию чертежей. Неделю я ночи напролет чертила. И никакие теткины крики и угрозы на меня не действовали... За несколько дней до торжественного события выложила перед ней на стол сорок рублей.

– Иди и купи Шурочке то, что тебе нравится. Олегу с Таней тоже купи подарки. И оставь немного денег на цветы.

Тетя Нина тут же подхватилась и увеялась в магазины, по дороге громко брюзжа, что племянница у нее ненормальная.

– Зачем мне господь такое испытание определил?
– вопрошала она перила на лестничной площадке.

Я громко хохотала ей вслед. Надо знать мою тетку. Весь этот треск означал одно - она довольна выше носа. И потратит все, что ей дали. У меня еще оставались пятнадцать рублей. Я их зажала. Мало ли потребуются?

Как в воду смотрела. На цветы тетя Нина не оставила ни копейки. Уже по дороге в гости она корила себя за это на чем свет стоит. Я зловредно молчала. Так ей и надо, транжире. В моей сумке были спрятаны три небольшие гвоздички, тщательно завернутые в кальку.

Дверь нам открыл Олег. Сколько помню, он всегда выполнял в семье обязанности швейцара. Помог нам снять пальто. Я еще не успела до конца раздеть Ванечку, как Олег подхватил его на руки и унес. Ванюшка крепко обнимал его за шею. Олега он очень любил.

– Тебе за Олега надо было выходить, - недовольно буркнула тетя Нина, воюя со своими черными войлочными сапожками модели "прощай, молодость".

– Ну да! Как же! Ты в свое время и слышать о нем не хотела, - отмахнулась я. И стала разворачивать выуженные из сумки цветы.

– Купила все-таки, - охнула тетка.
– Ну, Александра ...

Непонятно, не то восхищается, не то осуждает. Тетка одернула на себе платье, поправила на плечах пуховый платок. Провела рукой по косичке, туго свернутой на затылке. Сделала два шага из прихожей и замерла... Что там у нее еще?! А-а-а... Все понятно. В центре празднично накрытого стола - Светка.

– Давай, давай, - подтолкнула я тетю Нину.
– Плюнь на все. Иди, не порть людям праздник.

Она обиженно сжала губы в "куриную гузку". Но гнев свой умерила. И весь вечер продержалась молодцом, кривя лицо только, когда Светка обращалась ко мне или заигрывала с Ванечкой. Ванюшка в ответ на Светкины приставания куксился и похныкивал. Даже ребенок чувствует фальшь.

Со мной Светка сначала разговаривала только по необходимости. На большее смелости не хватало. Но к тому моменту, когда все уже были тепленькими и разбрелись по их трехкомнатной квартире, она подсела ко мне за стол. Помявшись, сказала: