Привет рогатому!
Шрифт:
Щенок ткнулся носом в мою ладонь и лизнул ее.
– Дааа, знала бы, что буду путешествовать, взяла бы поесть. Хотя, может, по карманам найду чего-нибудь для тебя. – И полезла в их содержимое, нашлась же каким-то образом в них шпилька. После ощупывания всех углов и кармашков, которых в плаще было немыслимое количество, мне повезло. Нашла маленький, но увесистый сверток и вытащила его. – Странно, до этого его там не было.
Не разделив моих сомнений, довольный шарпей забрал находку из рук и зашелестел, зарывшись в нее мордашкой.
Снега за час насыпало по пояс и, странное
– А раньше здесь было очень живописно.
Сообщила, продолжив почесывать за ушками жующего щенка, он был не против. И тут прозвучал щелчок.
– Это был твой о-о-оше-йник? Только не говори, что это был тво-ой ошей-ник!
– Миляга поднял голову, и я вздрогнула от ужаса. Вместо маленьких черных глазок на меня смотрели огненно-красные, а вокруг них начали разрастаться странные черные узоры на шкурке, мордашку шарпея свело судорогой, затем и все тело, а затем…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть ужасных изменений и, сжав щенка в руках, начала громко молиться:
– Ты же не можешь быть таким же, как те лошади! Не можешь быть, как миропоедатели!
Симпатяга, через тело которого прошла волна судорог, вдруг замер и хрюкнул. Судороги прекратились, а его хрюканье усилилось. Боясь открыть глаза и встретиться с чудовищем, чистосердечно добавила:
– Ты хорошенький, маленький, милый! Ты меня не съешь!
– и с сомнением, - правда?
Шарпей фыркнул, сползая с моих колен. Ну, если у него осталось чувство юмора, его можно не бояться, решила я и осмотрелась. Карета продолжала медленно ехать, снежная пустошь продолжала существовать, а щенок никуда не исчез, сидит рядом. Под пристальным взглядом его маленьких черных глазок мне стало стыдно.
– Ты же слышал, что я рассказывала. Как думаешь, какие у меня мысли будут возникать после всего пережитого?
Под мою обличительную речь с шеи щенка слетел ошейник. Металлический с красными камнями и вязью плетений, он был не просто тяжелой побрякушкой, а очень тяжелой.
– Мамочки!
– меня занимало и то, как щенок может носить такой вес, и то, а что будет без ошейника, ведь возница был напуган перспективой проверки ошейника на щенке. – Эм…, каким бы ты ни был…, я все равно…
Увидев мой перепуг и явную бледность, шарпей помотал головой, как это делал мой брат, прежде чем заявить, что я - «Истеричка!», громко хлопнуть дверью и оставить до тех пор, пока не успокоюсь. Откуда такие же характерные движения и взгляды у этого чуда мягкоскладчатого? Истеричной себя и так чувствовала: коленки трясутся, в горле ком, на сердце жгут, волосы дыбом, а еще глаза навыкате, и челюсть отпала. Собственно челюсть «упала», когда щенок лег на ошейник и тот сошелся на загривке. Шарпей больше ничего из того свертка не съел, лег на полке и отвернулся от меня.
Через две минуты карета подъехала к массивным воротам дьякольского дворца. За это время я успела многое передумать. Поняла: шарпей не виноват в моей боязни, и трястись подле него нечего. Правильно? Правильно!
Когда возница снял сеть с полки и застыл в почтенным поклоне перед щенком, я соскочила со своего места:
– Ну, мне пора.
Шарпей вскочил мгновенно, подняв уши, выжидательно посмотрел на меня.
Возница и служащие, присутствующие при этом, пали ниц, прикрыв головы и что-то бессвязно шепча.
– Вот! Не одна я в ужасе от тебя, красавчика четырехлапого. – Обернулась я на громко молящихся, к которым щенок интереса не проявил, все так же глядя на меня. Придется просить прощения прилюдно.
Веря в свою счастливую звезду и то, что не буду мелким съедена, я наклонилась и поцеловала шарпея в носик, от чего он опять смешно хрюкнул.
– Извини. Было очень приятно познакомиться. До встречи, мягкоскладчатый! Веди себя хорошо, лапка.
Кивнул, лизнул в щеку. Я оглянулась, прежде чем скрыться за массивными воротами, и щенок мне подмигнул.
***
Будучи в приподнятом настроении, я ажиотаж во дворе дворца я заметила не сразу. Где-то так раз на четвертый, когда служащий дважды задел своим мешком. Он дважды закинул мешок на плечо, и оба раза я личной персоной ему помешала. Первый раз этот детина мешком своим меня оглушил, во второй раз, когда с колен поднялась – ошарашил, так сказать. И в этот раз с мощения двора поднялась не спеша, дождалась, когда он мешок все-таки на спину закинет и пойдет своей дорогой.
С сожалением осознала, что и здесь меня не видят. Отчего и реветь захотелось в голос и больно стукнуть одного наглого рогатого и одного черногривого. Первого за то, что решил проучить, сволочь такая! Кто, как не он, мог меня невидимкой сделать! А второго за то, что впутал в историю с жертвенницами.
Отступив к стене, под защиту навеса, я старалась сдержаться и не расклеиться здесь и сейчас. Потирая дважды ушибленное плечо, напомнила себе, что в невидимости есть свои плюсы, вот появится эта парочка гадов. и я им с наслаждением отомщу!
И шевелюру подрежу, и суп на рога пролью, и одежду подпорчу, и ограблю на дьякольскую казну, а еще… а еще… А еще, помимо того, что путешествовать с ними буду по порталам, я всем-всем своим обидчикам жизнь испорчу: принцесске, Королю, Вестериону… хотя ему и так досталось, но передо мной он еще не извинился
И только я приняла жизненно важное решение о своем существовании на дьякольских харчах, как в эпицентре событий появился Нардо, а следом и Люциус собственной рогатой персоной. И оба встревожены. У черногривого гримаса еще вполне так ничего, зато у рогатого она просто страшная-престрашная.
– Что вы решили? – поинтересовался Нардо.
– Достаточно.
Дьякол поднял руки вверх и из-под его пальцев полыхнули белые молнии. Черное низкое небо вздрогнуло и раскололось. Облака на глазах стали таять. А Люц, словно мальчишка, исписавший доску в классе неприличными словами, начал стремительно стирать ладонью написанное. И действительно, через несколько его движений в небе вспыхнули красные строки странных значков, которые вслед за рукой вначале гасли, а затем и растворялись, стирая следом и последние черные облака.