Привиденьевые
Шрифт:
В какой-то момент это болото начало засасывать его с такой неожиданной скоростью, что Баху срочно понадобилось с кем-то об этом поговорить. Так у него появились друзья. Сначала они были просто приятели по спириту, но потом стали как бы настоящими друзьями, то есть слушали все его излияния и даже отвечали складно, по смыслу: это доказывало, что они действительно слушали. Первым его другом стал карликовый, но суровый помощник завхоза Гога, который целыми днями исправлял ошибки высокодуховного начальника, создавая атмосферу налаженного быта. Гога не только своим трудом, но и собственным силовым полем держал всё хозяйство в порядке.
Вторым
Ещё Бах дорожил знакомством с самым отвязным привиденьевым посольства, которым являлся эксцентричный доктор-хирург Чан, прославленный среди «мирских» отважным поступком, а именно тем, что пришил оторванную ногу моряку-соотечественнику.
– Я приезжаю, а она болтается на волнах. Вылавливали палками, – рассказывал он.
Каждый раз после прибытия свежей партии живчиков, Чан развешивал эти новые уши по барным углам, проглатывал ядрёный напиток, устанавливал на публику стеклянные глаза и в очередной раз переживал свой звёздный час, описывая в подробностях удачное возвращение заблудшей ноги на место.
Доктор Чан был спорным привиденьевым. Работник медицины выцветал только во время долгого воздержания, но так как он был ярым апологетом теории лечебного счастья, в трезвости доктор бывал исключительно в первой половине дня в своём хирургическом кабинете. Всё остальное время было посвящено разогреву внутреннего мира.
Чан был крайне-крайне спорным привиденьевым. Он совершенно не признавал этой серой офисной одежды, которая производила пот подмышками посольских служащих, но носил шорты и охотничий жилет на голое тело. Особого уважения заслуживали его кудрявые седые волосы, вводившие в нестерпимый соблазн знакомых нам по поискам дождя чёрных работяг, которые исходили зудом в мечте заполучить прядь с головы «белого бога», чтобы использовать её в своих магических обрядах.
Бах был почти восхищён Чаном, когда тот протестовал, кутил, вертелся, рассказывал истории, но он совершенно не понимал доктора, когда тот выполнял сомнительные заказы невидимых начальников из старого корпуса.
«Старый корпус» – это была та ещё тайна. Вообще корпусов в мире было несколько. В первом доме жили рабочие, водители, хозяйственники, коменданты и военные. Тут на улице стоял бар, тут же была футбольная площадка и зона для выгула животных (двух собак и одной черепахи-монаха с фосфорным крестом на спине – чтобы машины не наехали). Второй корпус стоял неподалёку. Там жили атташе и советники, заведующие канцелярией, бухгалтеры и сотрудники консульского отдела.
Старый корпус, который старались не упоминать всуе, находился отдельно от всех остальных. Называли его так исключительно по причине того, что построен он был на много лет раньше, чем вообще появилось здесь это посольство. Существовала страшилка о том, что там живут высланные политические преступники, но подтверждений этому пока не нашлось. В старый корпус без особого приглашения не имел право заходить никто из посольских работников, даже в случае пожара, даже если «война или революция и чёрные пришли отбирать еду у дипломатов». Ни при каких обстоятельствах простой мирской человек не имел права пересекать границу дозволенного.
Когда заговаривали шёпотом спиритически на эту тему, Бах всегда начинал ездить по скамейке, нервничал и потел. Дело в том, что некоторое время назад он по какой-то почвенной или беспочвенной случайности стал свидетелем происшествия, которое ему, скорее всего, не собирались показывать нарочно. Ничего особенного, но всё же…
– Я тогда встречался со знакомым в городе, а потом уже полночь, и я быстрее до посольства, но не успел, ворота задраили, и я уснул в машине у задней стены, где дорога. (Ну да, можно водить после спирита, просто заплатишь, если остановят, пара долларов – это регулярный налог на вседозволенность)… В общем, я проснулся часа в четыре, жажда, смотрю, открывается дверь, и оттуда выезжает автобус, а автобусе люди сидят все в белом, и сами белые, как ангелы…
– Какие ангелы?
– Обычные человеческие такие.
– Всем тут ангелы мерещатся.
– Ещё кому-то?
– Ты продолжай.
– Вот… И они выезжают на своём этом автобусе и поехали куда-то.
– И что?
– Они белые, и я их раньше никогда не видел в посольстве.
– Мало ли…
– А вечером этого дня Гога был уже очень странным, как будто с катушек слетел.
– Спирит – действенная штука.
– Это не то, неужели ты не заметил? Гога фальшивый как будто.
– Думаешь, они его выкрали, а оставили кого-то другого?
– Звучит как ахинея. Но что-то всё равно происходит, что-то нечистое.
– А ангелы приезжают, чтобы очищать?
– Очень смешно. Видел бы ты, какие у этих ангелов были лица…
– Да, друг, тебе надо страшилки на ночь рассказывать.
– Опять ты ничего не понял.
Так можно было бесконечно разговаривать с мысленным собеседником, и Бах разговаривал. По-настоящему признаться кому-то в том, что он давно подозревает какой-то чуть ли не вселенского масштаба заговор, в котором их тепличный мир играет совсем не последнюю роль, было бы глупо. Тем более, он даже не понимал, что именно происходит. Ну да, какие-то архаровцы живут иногда на территории посольства, а потом кто-то становится придурковатым. Плюс фантомная эпидемия – люди привиденьевые вместо натуральных. Наверное, эксперименты, наверное, многие под этим подписывались, что согласны, мол, лишь бы платили. Но всё-таки немного странно.
Бах любил разговаривать сам с собой по вечерам между работой и спиритическими сеансами. Вот и сегодня: поехал на набережную, а там сначала живописность и благолепие, а потом монстр вырос – надвигался ураган, из воды шёл злющий экстравертный шторм. Бах обедать не стал заезжать: тошнота ещё ощущалась, ледяной пот и навязчивые состояния, решил не заезжать никуда и сразу же отправился домой, где стоял теперь в своей двушке на девятом этаже; тяжёлый, с лопнувшими сосудами глаз.
Делать ничего не хотелось, к тому же – ураган. Он прошёл на балкон, запалил сигарету и смотрел вниз на выдранную рекламную растяжку, которая болталась на святом духе с одной стороны столба. Обычно в месяцы бурь в них проделывают дыры, чтобы ветер покачивал полотно, не разрушая его, но эту, видимо, забыли изрешетить, и теперь она реяла тоскливым поражением на фонаре.
– И ничего же не могу сделать, – думал он то ли о растяжке, то ли об этой истории со старым корпусом. – Если только…