Привидения

Коллектив авторов

С тех пор как пастор Йоун отдал Моури сапоги, чтобы он не приходил к нему, прошло много времени. На этом сходятся все, и только жители Мирасислы знают рассказы о том, как Моури снова стал объявляться у пастора Йоуна в те годы, когда тот служил в Хитарнестинге (1852–1855). У них считается, будто Моури не сдержал своего обещания и пришёл прежде, чем износил сапоги, и будто бы он дал знать о себе тем, что убил самую лучшую корову, которая только была в хлеву у пастора Йоуна, да не просто убил, а перебил ей в трёх местах хребет, сломал рёбра, повесил и свернул ей шею, когда она стояла в своём стойле. И с тех пор преподобный Йоун, покуда жил в Хитарнесе, остерегался ставить в это стойло другую скотину. Это поверье так хорошо привилось, что одна работница, которая жила в услужении у пастора Йоуна в Хитарнесе, а потом досталась вместе с приходом его преемнику, предостерегала пасторшу от того, чтобы ставить туда скотину. Но пасторша поставила туда свою самую лучшую и самую любимую корову — и с той до сих пор ничего не случилось.

После

этого в Хитарнесе на счёт Моури стали относить убийства скотины и порчу еды, но кроме этого Моури насылал на пастора Йоуна страшную бессонницу, по крайней мере, если тот ночевал не дома. Как-то раз пастор Йоун остался в Воге и под вечер устроился на ночлег, как и все тамошние домочадцы, и быстро заснул, по крайней мере так утверждала девушка, которая в тот час ещё не ложилась, а над чем-то хлопотала на кухне. Когда она решила, что все уже спят, она услышала, как в гостиной, где лежал Йоун, кто-то скребётся в дверь. Она подошла поближе и прислушалась: звук повторился. Тогда она встала у самых дверей гостиной — и там перестали скрестись. Ей три раза слышалось, как в гостиной скребутся, но стоило ей подойти к двери, как всякий шум прекращался. В третий раз, услышав звук, она открыла дверь гостиной, чтобы проверить, не закрыли ли там с вечера собаку или кошку, но их там не было, а преподобный Йоун крепко спал. Тогда она снова закрыла гостиную и принялась устраиваться на ночлег, окончив все свои дела. Но едва она укладывается в кровать, как слышит, что дверь гостиной открывается, выходит преподобный Йоун, зовёт людей и просит дать ему сумку, которую он всегда возил у седла, иначе он всю ночь не сомкнёт глаз. Девушку, которая в тот момент раздевалась, призвали к ответу, и она сказала, что, когда она вошла в гостиную, он крепко спал. Он подтвердил, что так и было, но если ему не дадут сумку, то плакал его отдых. Она ответила, что сумка в сарае, под замком; куда хозяин дел ключ, она не знает, а хозяин спит, и будить его она не решается. Преподобный Йоун ответил: «Всё равно давайте мне мою сумку, иначе я всю ночь не сомкну глаз». Разбудили хозяина, попросили у него ключ и сумку принесли. Преподобный Йоун радостно взял её и действительно всю ночь спал мирно, и никакого шума после этого не слышалось. То, что пастор Йоун вдруг потребовал свою сумку, объясняют тем, что в ней он держал снотворное; ведь говорят, что после этого случая он никогда не забывал отвязать сумку от седла, приносил в дом и держал под кроватью или у кровати, где бы он ни ночевал, — поэтому считается, что в ней у него было или какое-то средство защиты от Моури, или снотворное.

У Магнуса из Ирафетля было четверо детей: две Гвюдрун, Гвюдрид и Гвюдмунд. Обеих Гвюдрун он выдал замуж таким же образом, как ветхозаветный Лаван, — за своих работников. Одна из них вышла за некого Хатльдоура, и после своей свадьбы они некоторое время считались домочадцами Магнуса, а может, получили от него какой-нибудь крошечный надел. Однажды Гвюдрун заболела, а Моури вошёл в комнатушку, где она лежала, и свалил на нее с полки, которая висела над окном, все ее чашки с блюдцами; они, конечно же, разбились вдребезги.

Вторая Гвюдрун тоже вышла за отцовского работника по имени Оулав, и они долго жили в Рейкьякоте в Мосфетльссвейте.

Гвюдрун, жена Оулава, по слухам, хворая: её мучат приступы сумасшествия, как и многих из рода Корта, и телесные недуги. Она схоронила нескольких детей; может быть, причина её нездоровья и в этом. После смерти Магнуса Моури якобы стал подкармливаться у Оулава с Гвюдрун, и его часто можно видеть возле большой кадки в кладовой, врытой в землю наполовину. Когда Гвюдрун лежит больная, готовить еду приходится другим, а Моури, говорят, воротит нос и отказывается, если его кормит не Гвюдрун, а кто-то ещё.

Сопровождал ли злобный призрак этих двух сестёр — неизвестно, ведь одна из них очень редко уходила из дому. Зато он сопровождал Гвюдрид, как и многих других детей первой жены Корта. Однажды Рагнхильд, хозяйка хутора Медальфетль, о котором уже говорилось, решила выходить телёнка, родившегося на исходе осени, и всячески заботилась о нём. Зимой и весной до первой травки его выпускали не по утрам вместе с коровами, а в полдень и не привязывали пастись на туне в удобном месте, а кормили в хлеву разной хорошей едой, и со временем он стал лучшим в стаде. Однажды утром скотница, как обычно, выгнала коров, потом понесла в хлев бадью с пойлом для телёнка. Она решила, что ещё рано выгонять его, и вернулась в дом, чтобы самой поесть из своей миски. Но когда она снова пришла в хлев, то увидела, что телёнок лежит в стойле мёртвый, раскинув ноги. Его выволокли из хлева и стали свежевать. Едва тушу взрезали, как на хутор пришла Гвюдрид, дочь Магнуса с Ирафетля; и все решили, что телёнка убил её «спутник». Когда сняли шкуру, то оказалось, что брюшина у телёнка разорвана по всей длине — и желудок вывалился наружу, ведь его удерживала только кожа, — а все внутренности были раздавлены.

За Гвюдмундом, сыном Магнуса, Моури следовал по пятам, как и за его сестрой Гвюдрид. Однажды зимой Аусгейр, хозяин хутора Ламбастадир, отправил своего сына Торвальда в учение в Ренистадир к пастору Оулаву Паульссону (сейчас — пробсту в округах Гютльбрингусисла и Кьоусарссла). Незадолго до Рождества Торвальд вернулся и собрался провести праздник в родительском доме; все рассчитывали, что после Рождества

его заберёт кто-нибудь, кто будет ехать из Кьоуса. Однажды вечером Торвальд с матерью ночевали в доме в Ламбастадире вдвоём; было уже очень поздно, и все огни потушены. Но вдруг Сигрид, матери Торвальда, стало плохо, и она попросила снова зажечь свет. Торвальд так и сделал, а потом она велела ему: «Принеси мне воды попить; возьми с собой свечку, чтобы не споткнуться в потёмках». (Тогда Торвальду было не больше двенадцати лет, но темноты он не боялся, так что мог бы обойтись и без свечи.) Он пошёл в кухню за водой, свечку поставил в гостиной, а дверь закрывать не стал, чтобы в кухню проникал свет. Он налил воды в стакан и собрался идти, но едва он повернулся, как видит перед собой мальчишку: тот выходит из сеней на середину кухни, — ни ту ни другую дверь в тот вечер не закрывали. И этот мальчик стоит в отсветах свечи: голова непокрыта, в руках широкополая шляпа, одет он в красно-коричневую куртку и поглядывает на Торвальда лукавым, насмешливым взглядом. Так они стоят и смотрят друг на друга. Торвальд говорил, что он не испугался его, а хотел разглядеть получше; он до сих пор помнит, что у того лицо было покрыто волосами. Но едва Торвальд отвёл от него взгляд, его так передёрнуло, что вода из стакана расплескалась. И тут пёс, который лежал в гостиной, выскочил с жутким лаем, пронесся через кухню на тун, а за ним другие собаки, и они ещё долго не унимались. А на следующий день из Кьоуса за Торвальдом пришли двое, и один из них был Гвюдмунд Магнуссон, который тогда жил в Кауранескоте. Тогда все подумали, что той ночью Торвальд видел не кого иного, как Ирафетльского Моури.

У Эйнара Кортссона четыре дочери: две здоровые, одна разбитая параличом, а четвёртая слывёт полоумной. Её зовут Гвюдрун, ей шестнадцать лет, но ей пока ничего не приписывают. Она часто жалуется, что «бесстыдник Моури» дразнит её, щиплется или озорничает. Недавно у неё вскочил нарыв на колене и долго не проходил. Она сама рассказывала, что он из-за того, что Моури толкнул её и она упала коленом на камень. Она винит Моури во всех своих несчастьях, а люди, в свою очередь, говорят, что он — причина умственной отсталости девочки, которая слывёт дурочкой, ведь отнимать разум — как раз в духе Моури, и он часто вытворял такое с людьми из рода Корта.

Ещё об Ирафетльском Моури

('Olafur Dav'idsson, II)

Лаурус Йоунссон (ныне бонд на хуторе Кьярлаксветлир) в юности жил в Тверфетле. Однажды зимой он молол кофе на кухне; это было днём, и везде в кухне было светло, и только в одном уголке, возле очага, темно. В этом уголке любили лежать собаки — Бородка и Пятнашка. Пока Лаурус молол кофе, Пятнашка вошла в кухню и сунулась в свой уголок, но тотчас вылетела оттуда, подскочила вверх, громко завизжала и убежала. Лаурус очень удивился этому, решил осмотреть то место и обнаружил чернолапого кота, огромного и злого. В тот же миг в кухню заглянула Маргрет, сестра Лауруса, и он попросил её поскорее принести свечу. Пока она ходила за свечой, Лаурус не спускал глаз с кота. Но когда свечу принесли, кота в кухне уже не было. Через некоторое время пришла Сальбьёрг Йоунсдоттир; она была экономка Торстейна Стефаунссона из Кьярлаксветлира, которого преследовал Ирафетльский Моури. По всей видимости, в этот раз старик Моури принял обличье кота.

В Первый день лета 1882 года Лаурус всё утро стерёг овец на Горе, а под вечер пригнал их к туну и пошёл домой поесть. Подкрепившись, он вернулся, а овцы уже прибрели к дому и принялись щипать траву на скатах крыши. Среди них была красивая овца, принадлежавшая отцу Лауруса, его любимица; эту овцу звали Троллиха. Лаурус стоял на крыше рядом с овцами, а с ним был Рёгнвальд Стюрлёйгссон, с которым они вместе росли, и парень из Кьярлаксветлира — Эггерт Фридрикссон. Вдруг они увидели, как Троллиха поднялась в воздух, затем вновь шлёпнулась на землю и сломала себе шею. Через некоторое время в гости заглянул Стефаун, сын кьярлаксветльского Торстейна, и прошёл по тому самому месту, на котором погибла овца. Все подивились случаю с овцой и решили, что виной этому Моури.

Торстейн из Кьярлаксветлира происходил из рода с Тистильфьорда на севере; по слухам, он был побочным сыном Йоуна Бенедиктссона, свальбардского пастора (умер в 1862 году). А Стефаун, сын пастора Йоуна, видимо, признал его, чтобы отец не потерял должность. Бенедикт Габриель, который позднее осел в Ормсстадире на Скардстрёнде, где и жил до самой смерти (умер в 1881 году), был сыном пастора Йоуна. Он учился в университете, но потом бросил учёбу. Бенедикт занимался гомеопатией; говорят, ему это хорошо удавалось. Конец Бенедикта Габриеля был таким: его нашли бездыханным в кузнице. Он сидел на полу перед горном, удавленный ременной уздой. Многие думали: не может быть, чтобы он сам повесился таким образом, — и кое-кто обвинил в его кончине Моури, а иные называли другие причины. Известно, что Моури преследовал Бенедикта и, по всей видимости, сильно мучил его. Тот и сам часто жаловался, будто Моури чинит ему разные неприятности. Однажды к Эггерту Стефаунссону и Криструн Торстейнсдоттир пришёл на ночлег гость, — а это часто бывало, пока они жили на хуторе Батларау. Дело было зимой, и коня этого гостя поставили при входе, потому что другого места для него не нашлось. Вскоре конь повалился на землю и захрипел, а в этот миг ко входу как раз подошёл Бенедикт Габриель. Однако конь быстро оправился.