Привидения
Шрифт:
Привидение следует за камнем
(Bjarni Hardarson, 2001)
В шестидесятых годах Йоун Сигурдссон, хозяин хутора Скотлагроув в Хреппе, купил у Йоуна из Стеккхольта несколько овец. Йоун с помощниками подогнали для перевозки скота прицеп. По пути до Стеккхольта жители Хреппа положили в прицеп тяжёлый плоский камень, очевидно, чтобы чем-то пригрузить его. Перед тем как загнать овец, камень из прицепа выкинули, и с тех пор он так и лежал возле овчарни в Стеккхольте, а она там совсем рядом с домом. Вскоре после этого возле камня начали ходить привидения. Особенно часто их замечала Бергтора, дочь Йоуна. Она то и дело слышала шаги в доме и за домом, а однажды увидела, что по крыше овчарни бежит человек, хотя на самом деле там никого не было. Некоторые считали, что все эти явления связаны с фюльгьей жителей Хреппа, а на востоке шла молва, будто братьев, Йоуна из Скотлагроува и Магнуса из Бридьюхольта, преследует потомство Ирафетльского призрака.
Сон Эрленда Стурлусона
(Gr'ima hin n'yja, 1965)
Зимой 1831 года, когда я прожил в Рёйдау уже десять лет, 27 декабря, я, как обычно, присматривал за своими овцами. Стояла
72
Торгейр Годи Светлого Озера — одна из известнейших личностей в истории Исландии, языческий жрец (годи), в 1000 году на тинге принявший судьбоносное решение объявить страну христианской, дабы избежать гражданской войны между сторонниками старой и новой веры.
Тут я осмотрелся вокруг и вижу длинный и довольно-таки узкий камень. По форме он напоминал восьмигранную надгробную плиту, наверное, в нём было шесть-семь локтей длины. Он лежал с севера на юг. На нём была надпись, не выбитая, а скорее выпуклая, как на латунных изделиях, формовом хлебе или старинных вальках для белья и тому подобных резных предметах. На каждой грани было по две строчки. Надпись шла с юга на север, и, чтобы прочитать её, надо было стоять или опуститься на колени с восточной стороны камня. Женщина в моём сне велела: «Читай это». Я ответил: «Я, наверное, не смогу». Тогда она сказала: «Я тебе напомню; хотя этого, наверное, не потребуется».
Я начал читать и подумал, что не смогу перевернуть камень, чтобы прочитать всю надпись по кругу. Но едва я попробовал, как у меня всё получилось. Хотя он и оказался лёгким, я всё же был уверен, что это именно камень, а не кусок доски или бревна. Про надпись я могу сказать только то, что читать её было легко, и я проговаривал её снова и снова, пока не выучил наизусть. После этого я поднялся, — а женщина тут же исчезла или растаяла, как дым или пар, — и камень тотчас пропал.
Я проснулся не сразу, а чуть погодя. Тогда я стал вспоминать сон и то, что смог запомнить из надписи на камне. Вот что это было:
Во время оно одна владела Землёю здесь я в цветущем крае; Звенели песни здесь под Горою. Под землёю я клад зарыла; Заберёшь ты его, мой родич, Но не потомки прочих родов. От неволи я избавлюсь, И скажу я тебе спасибо. Я хочу, чтобы знал ты это, Всё запомнил и обдумал. Имя мне — Марья Эггертсдоттир, Эрлендом сын мой звался. Мужа рано я схоронила, Он погиб в пучине бурной. А затем я зарыла злато, Сберегая для потомков. Сомневалась в своей затее, Но судьбы я своей не знала. Воспитать я хотела сына Верным мне, но вышло иначе: Стал беспутным безумный отпрыск, Сам завёл же семью большую. Ненавидел меня невежа, Матери — жалел кусок он. Восемьдесят шесть минуло вёсен — Хворь меня свела в могилу. Пришёл повеса к моей постели, Знать захотел, где злато скрыто. Отвечать я отказалась: Обладать им он не достоин. Пусть никто не владеет кладом, Лишь один мой любимый родич, Окрещённый именем Эрленд, Кто отца потерял недавно, Пожилого, мне ровесника, Кто сильно пёкся о престарелом До последнего денёчка. Я отдам такому все деньги, Но не дурню и не невеже, Пусть мне даже ждать придётся, И наказ мой исполнить трудно. Опочила в тоске я чёрной, Получила приют последний Тут на озере на Светлом. Пять веков с поры той минуло да и восемь лет впридачу. Только мыслью возвращалась Я к запрятанному злату. Суждено мне следить за кладом — Не видать мне в гробу покоя! Но пророчество сбылося, Обрету теперь я отдых. Ты — тот самый, кто так пёкся Об отце до самой смерти. Ты отныне владеешь кладом! И тебя бы я попросила Поселиться под Горою. Переедешь — не пожалеешь: ВедьЭто то, что я запомнил в точности и записал здесь, ничего не прибавив и не убавив. Сон показался мне необычным, историческим, и я рассказал его одному человеку.
Тогда я услышал легенды и истории о том, что возле Горы будто бы видели, причём неоднократно, огни, которые, по поверьям, указывают на зарытый клад. Однажды какой-то человек проходил мимо этих мест ночью. Было пасмурно, но безветренно. Он увидел огонёк возле хутора на Горе и подумал, что, наверное, это загорелось сено или дом, а хозяева спят. И он с самыми лучшими намерениями заторопился туда, чтобы в случае чего прийти на помощь. Но когда он добежал до того места, огонёк исчез. Он обошёл хутор и все постройки кругом, но ничего не заметил, подумал: «Как странно!» — и пошёл своей дорогой.
К моему сну можно добавить вот что: летом перед тем у меня умер отец, а ему было, по его словам, восемьдесят шесть лет, и он жил со мной тринадцать лет. И ещё: хуторяне с Горы ходили в церковь на Светлом озере с тех самых пор, как она была построена, а в стране принято христианство. Больше здесь ничего не известно.
Многие посчитали это знаком, что я должен поселиться на Горе. Но я не стал верить этому вздору и продолжал жить в Рёйдау до 1852 года, и не жалел об этом. А других подобных снов мне не снилось.
Привидение в горном убежище в долине Тунгудаль
(Sigf'us Sigf'usson, 1982)
В старину в долинах Рейдарфьорда построили убежище для путников; оно стояло на дне долины Тунгудаль (Долина песчаной косы) за рекой Сленья, где прежде был хлев на летних пастбищах, чуть к востоку вверх по реке Тунгудальсау, там, где она спускается в небольшое ущелье. Это горное убежище сначала представляло собой хижинку со стенами из дёрна и камней и предназначалось для путников, едущих из округа Фльотсдальсхерада в торговый городок в Брейдавике, который сейчас уже много лет как заброшен. Он стоял в самом устье Рейдарфьорда. Потом торговать начали в Сейдисфьорде и Эскифьорде. А когда в XIX веке ездить в Эскифьорд стало всё больше народу, домик отстроили снова, теперь уже из дерева, и сделал это, если верить рассказам старожилов, в наше время (в 1904 году), Сигурд Бондарь. Постройка получилась гораздо прочнее, чем раньше, в ней был чердак и кровати. Там могло поместиться много народу, ведь в те времена по тем местам проезжало немало людей; там между хуторами была дорога на тинг, и по пути в город зимой и летом многие напивались. С самого начала на этой дороге часто случались несчастья, гибли люди: или замерзали, заблудившись на хейди, или умирали как-нибудь по-другому; со временем у дороги стало полным-полно привидений. Возле ущелья при реке Тунгудау, книзу от убежища, говорят, хозяйничали тролли, да и в ущелье при реке Сленья, поодаль от убежища, тоже было нечисто. В конце концов и в самой хижине обосновалось какое-то привидение или выходец с того света, и оно часто давало о себе знать. Когда путники ночевали там, они нередко заболевали, а стоило лечь спать, как на чердаке и внизу слышались стук и гром и непонятная возня. О привидении в горной хижине сложили много рассказов. Но сейчас большинство из них забыто.
Одного человека звали Сигмунд Рустикссон, он батрачил в разных местах в округе. Он был смел и вынослив, остёр на язык и настолько неутомим, что, как говорят, мог бежать весь день без остановки. Однажды зимой он куда-то ехал по долине Рейдарфьярдардаль и ночь застала его в горном убежище. Он постелил себе на чердаке и подумал, что неприятно оставаться одному в темноте, когда на дворе пурга и мрак, а о доме идёт дурная слава. Он закрыл люк на лестницу, лёг и попытался уснуть, но не смог. Вдруг он услышал во дворе шум, а потом дверь хижины распахнулась и от сильного удара стукнулась о стену. Сигмунд обрадовался и подумал: «Наверное, пришёл какой-нибудь путник. Вдвоём будет веселее». Но это оказалось не так: вошедший шумел, гремел и возился внизу, а на чердак подниматься и не думал. Так продолжалось долго. Возня была такая, что все доски трещали. Сигмунд сперва рассердился, а потом подумал: надо подождать, вдруг это окажется сам местный призрак. Через некоторое время шум приблизился к лестнице и стал подниматься вверх, потом крышка люка резко открывается, и по лестнице на чердак движется какой-то мерзкий лоскут белого цвета. Сигмунд думает: «Нет уж; шалишь! — Быстро подходит к привидению и грозно произносит: — Да провались ты прямо в кромешный ад без окон и дверей, где лёд звенит, котёл кипит и стон стоит!» От таких неласковых слов привидение содрогнулось, поспешило убраться вниз и принялось бушевать там, как прежде. А Сигмунд разошёлся, спрыгнул за ним и закатал рукава. «Убирайся отсюда к чёрту!» — заорал он. Но нечистый не послушался, а, наоборот, яростно накинулся на него. Сигмунд дал ему отпор — и пошла борьба. Тут Сигмунд чувствует, что не может как следует ухватить своего соперника; когда он уже решил, что подмял его под себя, тот вывернулся и снова набросился на Сигмунда. Легко понять, что боролись они долго, до самого рассвета, а потом привидение вырвалось от Сигмунда, бросилось вон из дома и скрылось в ущелье. А Сигмунд без чувств повалился на пол от изнеможения и усталости.
Утром в хижину вошли путники и застали его в таком состоянии. Он рассказал, что случилось, поехал с ними домой и скоро оправился после этого происшествия. Он прослыл отчаянным храбрецом. Позднее он рассказал об этом своём приключении трактирщику Эйнару Хинрикссону, и тот подтверждает, что эта история изложена здесь верно.
Про другого человека тоже рассказывают, что у него вышла примерно такая же схватка с этим мерзавцем. Привидение всегда устраивало путникам разные пакости.
Йоун Эйнарссон, бонд с хутора Видиветлир, что в начале долины Фльоутсдаль, человек необыкновенно честный и не робкого десятка, однажды зимой был вынужден заночевать в этой хижине вместе с другим человеком. С ними была собака. Йоун и его попутчик возвращались из торговой поездки в Эскифьорд, были сыты, пьяны и в хорошем настроении. Едва они расположились в хижине, как пёс принялся выть и рычать и ощетинил шерсть на спине. А потом он отскочил от дверей к стене и забегал вокруг них, словно собрался их защищать. В тот же миг товарищу Йоуна стало плохо, так что Йоун не мог отойти от него ни на шаг. Так продолжалось до рассвета, и тут Йоун вскочил, начинает шарить руками по дому и велит этому нечистому провалиться куда поглубже. В тот же миг у другого путника всё как рукой сняло, а пёс затих.