Привычка убивать
Шрифт:
Та-ак. Карев Геннадий Васильевич… Восьмое мая тридцать девятого года… Паспорт выдан пятого июня восьмидесятого… Ленинским РОВД поселка Снежный… Хабаровский край…
До вечера Клавдия беспомощно маялась над своим неподъемным делом, складывала разрозненные детальки, выдумывала самые невероятные версии, пока не поняла, что ходит по кругу.
Саша Самойлов позвонил, когда она уже собралась домой.
— Ну? — спросила
— Это Клавдия Васильевна? — переспросил инспектор.
— Не узнал? — Клавдия постаралась придать бодрости своему голосу. Вышло натужно.
— Богатая будете, — не очень ловко выкрутился парень.
— Новости есть?
— Да вроде есть, но все как-то не в жилу.
— А что?
— Да вроде видели кого-то вместе с Мартыновой. В автобусе.
— Ну? — усталость как рукой сняло.
— Но все по-разному говорят. Одни — что это мужик был здоровый и в кепке по самые глаза. Другие — что бабушка какая-то маленькая и злая. А третьи — что ребенок ехал, ну такой, подросток.
— Ясно, — снова с неимоверной усталостью выдохнула Клавдия. — Ты молодец, Саша, копай дальше.
Сидеть в прокуратуре дальше было бессмысленно.
И Клавдия отправилась домой. Надо было хотя бы выспаться, потому что прошлую ночь она так и не прилегла.
— Надо резко переключиться и думать о чем-то другом, — посоветовал Кленов, когда прощался. — Знаете, это феномен звезды. В голове возникает одна важная мысль. И вы упираетесь в нее. Эта мысль разгорается, как звезда, и затмевает все другие. В конце концов остается только эта звезда. Надо резко отвлечься, тогда она пригаснет и можно будет оглядеть ее спокойно.
«Ага, счас, все брошу и резко начну думать о другом, — улыбалась Клавдия, глядя в окно троллейбуса. — Тут ненормальный ходит по улицам, а я… занимательной психологией буду заниматься…»
Но «звезда» в голове действительно стала гаснуть, и Клавдия вдруг увидела, что люди уже ходят в легких плащах, что снег весь растаял, что даже дороги подсохли. Она даже не заметила, как пришла весна.
Сначала она решила, что перепутала дверь собственной квартиры, потому что та была распахнута настежь, а изнутри доносились чужие голоса. Невидимые собеседники ругались.
Клавдия остановилась в нерешительности, но тут увидела вдруг на самом пороге туфли. Те самые, новые, Федора.
Словно кто-то ударил ее под дых. Сразу стало не хватать воздуха.
Она шагнула в квартиру, закрыла дверь.
Федор, Макс и Ленка были на кухне. Федор стоял в пальто, опустив голову, а Ленка кричала каким-то визгливым, никогда прежде Клавдией не слышанным голосом:
— А теперь приперся, старый кобель?! Вещички свои забрать?! Ты хоть понимаешь, гад, что ты наделал?
— Погулять захотелось?! — заорал вдруг и Макс, его голоса Клавдия тоже не узнала. Какие-то похабные интонации, какие-то блатные. — А может, ты какую гадость подцепил, теперь сюда ее принес, ублюдок?! Пошел на хер, козел! Счас как дам в торец, уши отвалятся!
Федор что-то пробурчал в ответ — Клавдия не расслышала, — а Макс вдруг шагнул к отцу и сильно толкнул его в грудь.
— Пошел отсюда, понял?! Или дать тебе в харю?! Фиг ты что от нас получишь!
Клавдия вышла из оцепенения и шагнула в кухню.
При ней Макс смолк, а Федор загнанно оглянулся и, увидев поднятую Клавдину руку, закрылся локтем, защищаясь от удара.
Но удар предназначался не ему.
Клавдия влепила звонкую оплеуху Максу, а вслед за этим — Ленке.
— Вы что?! — закричала она истерично. — Вы кто такие?! Вы хоть понимаете?!!
И Макс и Ленка как-то враз утеряли свой наступательный пыл и только виновато смотрели на кричащую мать.
— Это кто вас так научил?! Это я вас так воспитала?! Да я вас знать после этого не хочу! Вы не мои дети! Убирайтесь вместе с ним! Я видеть вас не могу!
— Ма, ты че, ма?.. — не на шутку испугалась Ленка.
— Убирайтесь!!! — загремела Клавдия.
— Погоди, Клав, — робко вступил Федор, — они же…
— Уходи, Федор, уходи быстрее, — процедила Клавдия. — Вон твои вещи у порога — забирай. И чтоб ноги твоей… А вы, — она обернулась к детям, — вы меня сейчас просто убили…
До самой ночи она рыдала, запершись в спальне. Рыдала тяжело и безысходно. Слезы не приносили успокоения, а словно только добавляли горечи и отчаяния.
Макс и Ленка скреблись и стучали в дверь, умоляли мать простить их, плакали оба в голос, она не открывала.
Ей впервые пришла в голову страшная мысль — жизнь прожита зря…
Но и еще одна — почти утешительная, — что этот тяжелый день наконец кончился…
ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
Клавдию даже пошатывало.
Утром, когда мылась в душе, закрыла глаза, чтобы не видеть свое лицо, явно страшное, как смертный грех.
Этой ночью тоже поспать не удалось. Так только, на минуту впала в какое-то странное забытье, и все…
Уже после трех началось долгое и мучительное примирение. Клавдия жестоко говорила, что оставит детей одних. Они громко плакали и просили прощения. Клавдия не прощала. Нет, она не специально их мучила. Она просто действительно не могла поверить, что это голоса своих детей, своих милых и добрых чад, она слышала из кухни. И на кого они истратили свой низкий гнев? На отца! Да неужели же она воспитала их такими неблагодарными и такими жестокими максималистами?