Привычка убивать
Шрифт:
— Моя, моя, чья ж еще? — закивал тот, как китайский болванчик.
— Зачем она вам?
— Для наказания. — Карев вздохнул.
— Для наказания? — переспросила Дежкина. — Ну и кого вы ею наказываете?
— Себя, матушка. За грехи мои тяжкие себя наказываю.
Кленов вздрогнул и насторожился.
— Так вы что, сами себя этой штукой… — Клава недоверчиво покосилась на плетку.
— Сам, своими собственными руками. А кому ж еще? — Карев вдруг встал и быстро задрал на спине рубаху. — Вот.
Вся спина была исполосована вздувшимися багровыми рубцами.
— Так-так-так, — пробормотал Николай Николаевич и полез в карман за ножничками. — Скажите, а зачем вы все стены Библией оклеили?
— Так для святости. — Дьячок удивленно посмотрел на него. — Книга-то святая. Я страничку прочту да на стенку-то и наклею, чтобы всегда перед глазами была.
— Понятно-понятно, — Кленов кивнул и опять стал рассматривать иконы.
Клава пошла на кухню.
— Ну что тут у вас? — спросила она у одного из милиционеров.
— Да пока ничего. — Он встал с коленей и отряхнул брюки. — Грязища тут невозможная. Кругом воском все заляпано, свечные огарки валяются. Вы хоть скажите, что ищем, а то пропустим ненароком.
— Я и сама не знаю, — честно призналась Дежкина. — По идее, орудие убийства, но это вряд ли. А так любая мелочь может натолкнуть.
— Я-асно. — Парень почесал затылок. — А говорили — церковные ценности.
— И это тоже! — Клава развела руками. — Но если обнаружите какую-нибудь одежду со следами крови, сразу ко мне. И что у него в холодильнике?
— Подсолнечное масло, — закричал другой милиционер из-под стола, — зеленый горошек, морковка, кабачковая икра, соленые огурцы и чеснока целый пакет.
— Все постное. Понятно. — Клава пошла обратно в комнату.
— Ты посмотри, что мы у него отыскали! — сразу налетел на нее Беркович. — Ты такое видела?
Он протянул ей колоду карт. Карты эти были не простые, а порнографические. И у всех женщин были выколоты глаза.
— Кленову показывали? — спросила Клавдия, нервно сглотнув.
— Да. Он только кивнул. Вообще, странный мужик этот Кленов. — Беркович схватил ее за локоть и потащил в коридор. — Клавдия, брать его надо. Брать.
— За что? — Дежкина нервно вздохнула. — За то, что карты иголкой истыкал?.. Ладно. Дальше ищите.
Кленов сидел на диване и мирно беседовал с дьячком. Игорь стоял у окна и внимательно слушал.
— …Ну вот. А после я в церковь попал, — рассказывал Карев Николаю Николаевичу, который опять вырезал черный профиль из глянцевой бумаги, — они меня вообще…
— Я вам не помешаю? — Клава подошла и присела рядом.
Карев сразу замолчал и дико покосился на нее.
— Ну что же вы замолчали? — спросила она.
— Клавдия Васильевна, — Кленов незаметно толкнул ее носком ботинка, — там кухню уже обыскали?
— Сейчас пойду посмотрю. — Клава встала и отошла.
— Так они меня вообще за человека считать перестали, — сразу опять заговорил Карев.
— Что он рассказывает? — тихо спросила Дежкина у Игоря.
— Про детство. — Порогин пожал плечами. — Клавдия Васильевна, мы тут ничего не найдем. Он не такой дурак, как кажется. Арестовывать его надо.
— Это ты Чапаю скажи, — простонала она. — За что его арестовывать? Где улики? Где доказательства? Меня же в порошок сотрут потом, и тебя вместе со мной.
— Так, переходим в комнату, — громко объявил Беркович. — Там уже все облизали.
Вошли милиционеры и начали обследовать шкаф.
— Четыре старые сутаны, — диктовал один, двигая вешалками. Пальто зимнее, поношенное. Никаких пятен нет. Два пиджака, махровый халат, довольно старый. Болоньевый плащ без подкладки. Четыре рубашки…
Кленов как будто не обращал никакого внимания. Сидел и болтал о чем-то с дьячком. Изредка они даже тихонько хихикали. Только Карев все время зыркал по сторонам. И глаза у него были совсем не веселые.
— …Башмаки зимние на меху. Две пары сандалий. Старые поношенные кеды, — продолжал милиционер, выкладывая пожитки на пол, — вязаная трикотажная шапочка с надписью «Адидас», пара шерстяных носков. Господи, ну и запах от них. Нет, он точно маньяк. Коробка из-под обуви…
Интересно, а почему это Карев так спокойно все воспринял. И обыск, и то, что с ним разговаривает психолог. Или Кленов не представился? Наверняка ведь не представился. Странный он все-таки. Оба они странные…
— …В коробке три тюбика обувного крема, щетка для чистки обуви, два куска бархата красного и какая-то фигня… Чего это, Гоша?
Клавдия пыталась услышать разговор между Кленовым и Каревым. Но до нее долетали только междометия.
— Товарищ следователь, а как это называется? — подошел к ней милиционер с металлической штуковиной в руке, похожей на дырокол.
Клавдия взглянула мимоходом:
— Не знаю, и отвернулась к Кленову, потому что тот вдруг расхохотался во все горло.
— Ну, это вы загнули, уважаемый, — сквозь смех проговорил психолог.
— Механизм неизвестного предназначения, — снова начал диктовать милиционер, — катушка ниток, три наперстка…
— Где?! Куда ты девал?! — налетела вдруг Клавдия на милиционера.
— Чего — девал? Ничего не девал.
— Ну вот, ты мне показывал, — копалась она в куче грязного белья, вываленного из шкафа.
— Вы имеете в виду?..
Клавдия выхватила у него механизм, напоминающий дырокол, и, протянув Кареву, спросила:
— Это ваше?
— Мое, — ответил тот не сразу.