Привычка выживать

alexsik

– У тебя температура, - парирует Гейл. – Тебе нужно больше спать.

– Мне снятся кошмары, - Джоанна все еще пытается встать, и Гейл удерживает ее на постели силой. – Пусти, - говорит она тише и не так убедительно, а затем сдается. – Так Питу стало лучше?

– Да. У него был очередной срыв, а сейчас он успокоился. Ему даже удалось заснуть. Китнисс была в больнице, хотя ее отказались пускать, - Гейл говорит очень размеренно, будто выступает с докладом, и Джоанна расслабляется, не предпринимая дальнейших попыток вырваться.

– Тебя это очень расстраивает, - фыркает она без прежнего задора.

– Китнисс наконец-то разобралась в том, чего и кого хочет, - Гейл пожимает плечом. – Я не рад ее выбору, если тебе интересно. Но однажды я смирился с ее смертью, смогу смириться и с

тем, что она жива и счастлива с другим.

– Какое благородство, - опять фырканье. – Сегодня тебе разрешается напиться до потери сознания.

– И что, это спасает? – спрашивает Гейл. Джоанна хмурится. – Временное забытье спасает от всех проблем? Избавляет от воспоминаний? – продолжает задавать вопросы Гейл и раздражается с каждым вопросом все сильнее. В конце концов, он не делает пауз, потому что ответы ему давным-давно известны. – Я видел записи с тобой и Питом, о том, что с вами делали здесь, в Капитолии. Я видел даже записи того, что делали с тобой, когда ты была Победительницей. Эти капитолийцы, - лицо Гейла принимает брезгливое выражение, - всегда все записывают, будто у них короткая память. У них, может быть, но не у тебя. В твоей голове все эти воспоминания так же свежи, как и в первые дни, не так ли? – Джоанна отстраняется на такое расстояние, какое вообще возможно, помимо равнодушия в ее взгляде появляется злость. – Наверное, ты хочешь стереть их? – спрашивает Гейл и нависает над ней. – Стереть все плохое и продолжить жить в идеальном мире без прошлого? Не вздрагивать каждый раз от чужих прикосновений, - он кладет тяжелую руку на оголившееся плечо и чуть сжимает его. – Ты терпела это так много раз, Джоанна, и, в конце концов, перестала бороться. Неужели ты сама себе не противна?

Джоанна бьет его раскрытой ладонью по лицу, пытаясь попасть по глазам, но промахивается. Какое-то время Гейл приходит в себя, и Джоанне удается вскочить с кровати, вскочить, но не уйти далеко. Гейл сильнее и быстрее, Гейл здоров, а Джоанна чертовски вымотана кошмарами и болезнью, которая только-только начала проявлять себя. Гейл хватает ее за запястье и подтягивает к себе, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления.

– Я ненавижу таких, как ты, Джоанна, - говорит Хоторн, еще не срываясь на крик. – У вас было огромное количество причин для борьбы, но вы терпели. Ты терпела, каждую ночь, каждый день, каждого нового своего владельца! У вас было так много возможностей развязать войну, стать искрами и спусковыми крючками, но вы терпели! Ты терпела. Ты принимала боль и насилие, ты оплакивала своих родных и близких, но ты не пыталась взять себя в руки и все изменить. Как ты можешь жить с этим? – спрашивает он, глядя прямо в глаза Седьмой, кажущиеся огромными и мертвыми.

– Я не живу, - отвечает Джоанна. – Я выживаю.

И Гейл отпускает ее.

– Так продолжай влачить свое жалкое существование. Забейся в нору, как Хеймитч. Наглотайся таблеток, как Мелларк. Или… - он делает паузу, - сотри свои воспоминания, как Бряк. Думаю, тебе, так же, как и ей, сделают этот неоценимый подарок.

Джоанна отступает назад, видя в нем только ярость и презрение.

– Эффи стерла свои воспоминания? – спрашивает она севшим голосом.

– До единого. Теперь она почти адекватна, но теперь она – уже не она. Все равно, что пустая оболочка, выпотрошенная, не помнящая саму себя. Она сама виновата. Вы все сами виноваты.

Плечи Джоанны начинают трястись от беззвучного хохота. Это продолжается не очень долго, но Гейл успевает подумать, что Мейсон все-таки тронулась умом.

– Ты такой правильный, - говорит она, вытирая выступившие от смеха слезы. – Ты можешь обо всех судить. У тебя есть право осуждать всех нас, презирать нас за тот выбор, который мы сделали. Ты все равно, что святой, - Джоанна заставляет себя подойти ближе. – Но, знаешь, когда ты осуждаешь нас, ты осуждаешь и свою драгоценную Китнисс. Свою сильную Китнисс, благодаря которой закончился весь тот ад, который мы терпели. Но, запомни раз и навсегда, она стала той, кем стала, не потому, что была способна выдержать все это. Просто ее не спрашивали. Да, она была благородна, безрассудна в своем представлении о чести и справедливости, но она так же, как и мы, спасала свою

шкуру. И кто знает, до каких низов предстояло опуститься ей в твоих глазах, если бы не замыслы Плутарха и Койн. И, знаешь, у нее есть шанс опять упасть на дно.

Джоанна стискивает свое плечо, заставляя боли прогнать чувство гнева.

Если Китнисс узнает когда-нибудь, то узнает не от Джоанны.

– Ты ничего не понимаешь, - Гейл качает головой. – Ты тронулась умом.

– Да, - Джоанна не пытается спорить. – Я бы с удовольствием приняла таблетки, которые выключили бы все мои чувства. И я стерла бы воспоминания, потому что я понимаю Эффи. Я понимаю, каково это – доходить до предела своих возможностей, а потом переступать его и продолжать идти дальше с высоко поднятой головой и улыбкой на губах, - губы Джоанны кривятся, но уже не в улыбке; слез она не пытается больше сдержать, а затем переходит на крик, и, окончательно перестав контролировать себя, молотит по груди Гейла своими маленькими кулаками. – Я понимаю ее, потому что я сама уже не могу больше это терпеть. У меня больше нет сил, я не могу найти причину, которая заставит меня держаться еще какое-то время. У меня больше нет причин быть сильной. Я больше не могу так. Не могу больше, - повторяет она с остервенением и замирает. Гейл смотрит куда-то в сторону, не пытаясь уклониться от ударов. Джоанна чувствует себя обессиленной и с трудом держится на ногах. – Уходи, - бросает она Гейлу, не поворачивая в его сторону головы. – Проваливай! – повышает Седьмая голос, когда тот не реагирует.

Гейл уходит, так и не проронив ни единого слова, Джоанна замечает, что в комнате стало гораздо светлее. Свет причиняет боль, жар, копящийся внутри, становится обжигающим, и Джоанна теряет сознание, с облегчением успевая подумать, что проваливается в темноту, а не в мутную зеленую воду.

***

В течение трех или четырех недель ей снится по ночам темнеющее к горизонту море. Она больше не тонет, а сидит на теплом песке со скрещенными ногами и рассматривает плывущие в небе облака, принимающие забавные формы. На ней всегда белое платье, но к закату оно становится кроваво-красным. Когда ее болезнь отступает окончательно, а врачи позволяют вставать с постели без присмотра кого-нибудь, Джоанна собирает чемодан. Обычную спортивную сумку, если быть точнее, и в сумке этой нет даже четверти всех вещей, которые она привезла в Тренировочный Центр, когда вселялась.

Джоанна не любит прощания. Она спускается вниз босиком, с переброшенной через плечо сумкой и обувью, которую держит в вытянутой руке. Она старательно не производит лишнего шума, и удерживается от разочарованного вздоха, когда замечает в гостиной отблески света от включенного телевизора.

– Ты дышишь как больной бегемот, - говорит ей Энорабия.

– А у тебя все еще акульи зубы, - парирует Джоанна.

– Хотела уйти, не попрощавшись? – задает риторический вопрос Хеймитч и встает с дивана.

– Боялась, что во время нашего прощания ты прослезишься.

– От радости, солнышко, если только от радости, - с улыбкой отвечает он.

– О, его рыдания перебудят всех, кто здесь обитает, - соглашается Энорабия. – Например, Гейла, - Вторая смотрит на Джоанну с каким-то очевидным намеком. – Но не бойся, на всякий случай я заблокировала его комнату, поэтому выйти он не сможет. Пришлось даже связаться с Бити, который в очередной раз не оценил мое чувство юмора.

Хеймитч закатывает глаза, хотя и не пытается сострить что-нибудь по поводу чьего-то несуществующего чувства юмора. Энорабия же между тем становится вполне серьезной.

– У Гейла еще есть шанс стать хорошим человеком, - говорит она. – Однажды он станет сомневаться в каждом своем решении, и, уж поверь, я ему в этом помогу.

– Зачем ты мне это говоришь? – интересуется Джоанна.

– Потому что ты – его неправильное решение, - Энорабия вздыхает. – Впрочем, вам двоим еще нужно повзрослеть. И не только вам, - бросает взгляд в сторону Хеймитча. Джоанна усмехается, но от комментариев воздерживается.

– Передавай привет мелкой Сноу, - восполняет она возникшую паузу. – Скажи, что я буду следить за ней, и едва только у нее появится желание взять эстафетную палочку от своего ныне покойного деда, я приеду и надаю ей по заднице.