Привычка выживать
Шрифт:
Китнисс говорит с Питом. Рассказывает ему о жизни, которую все еще помнит, о жизни, которой на самом деле не было. Об их детях, даже о том, как и почему она согласилась завести детей. Китнисс спрашивает Пита о Джоанне, хотя ее мучает стыд и ревность, но, конечно, не получает ни одного ответа на свой вопрос.
В дни, когда Пит нечеловечески спокоен, Китнисс молча плачет. В дни, когда Пит ранит себя, пытаясь пробить своей головой дыру в стене, или пытаясь разорвать сковывающие его руки путы, Китнисс нечеловечески спокойна. Если это новое испытание, она
Их с Питом разделяет стекло, которое не получится разбить, и дверь палаты, которую не открыть без ключа. Но Пит опасен для себя и для всех остальных, поэтому ее оставляют в темной комнате в полном одиночестве только один раз. Пит более-менее спокоен, и Китнисс прижимается к стеклу лицом, наблюдая за Питом, который молчит и лишь оглядывается по сторонам. Руки его связаны, глаза воспалены и не останавливаются на чем-то конкретном. Затем Пит делает один нерешительный шаг в сторону стекла. Оглядывается. Передергивает плечами, пытаясь понять, откуда слышит очередной голос, которого нет.
И шумно, как зверь, взявший след добычи, втягивает носом воздух.
Китнисс вздрагивает.
Пит не может видеть ее, но Пит чувствует ее.
– Я знаю, что ты здесь, - говорит он почти спокойно, продолжая приближаться к стеклу. – Почему ты прячешься? Я знаю, что ты здесь, - он замирает, а затем ловит ошарашенный взгляд Китнисс. – Теперь я вижу тебя.
И он действительно видит ее; он смотрит только на Китнисс, будто их двоих ничто больше не разделяет.
– Я убью тебя, - тихо обещает Пит.
Китнисс зажимает рот дрожащей рукой. Чьи-то руки обхватывают ее сзади и тянут от стекла. Ей сложно сопротивляться. Она оглушена, обескуражена, темнота кажется ей спасением, но темнота не поглощает всю ее целиком. Темнота не так благосклонна к ней, как хотелось бы. Пит мечется внутри своей палаты, выкрикивая проклятия и мольбы, но не называя имен. Его голос кажется оглушительным, и даже когда Пит падает на пол и лишь шевелит потрескавшимися губами, Китнисс все равно слышит, что он кричит.
– Я убью тебя! Убью тебя! Убью!!!
***
В Тренажерном Центре Энорабия прикасается пальцами к плечу Каролины. Девочка уклоняется от прикосновения. Эффи, стоящая у окна, качает головой, прогоняя подступившие к глазам слезы.
– Когда надеяться не на что, остается надеяться на чудо.
Никто ничего не говорит ей в ответ.
========== ГЛАВА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ, в которой Капитолий творит чудеса ==========
Когда Китнисс переступает порог кабинета, доктор Винтер встает со своего места и подается ей на встречу. Китнисс видела этого человека и прежде, но никогда не говорила с ним. Ей сложно обуять свою неприязнь, она не может забыть о том, что именно он сотворил с ее памятью и с ее подсознанием. И, что самое главное, она уверена, что будь у него возможность продолжить свои бесчеловечные эксперименты, он продолжил бы их с удовольствием.
Рука у Винтера
– Мне приятно видеть вас здесь, мисс Эвердин, - мягко говорит доктор.
Китнисс не может ответить ему взаимностью, поэтому отделывается лишь кивком и сразу спрашивает о Пите. Доктор опускает глаза. Китнисс ерзает на удобном стуле, думая почему-то о том, что не может назвать даже приблизительный возраст этого человека, будто возраста у него нет вообще.
– У меня нет для Вас хороших новостей, - говорит Винтер. – После того срыва… - он замолкает, позволяя ей закончить начатую им неудобную фразу, - Пит полностью ушел в себя, - говорит он голосом, который так не похож на голос доктора Аврелия. – Он и раньше уходил в себя, но в этот раз все гораздо хуже. Он больше не впадает в буйство. Он просто не реагирует на окружающий его мир. Мне кажется, - врач начинает барабанить пальцами по столу, - это навсегда.
Винтер встает, приближается к Китнисс и, помедлив, все же решается взять ее руки в свои.
– Вы должны быть сильной, мисс Эвердин.
Китнисс слышит из его уст собственный приговор. Приговор, к которому, как ей казалось, она должна быть готова. Но чужие слова не причиняют физической боли, после них остается звенящая тишина, будто где-то рядом что-то взорвалось. Китнисс чуть прикусывает губу и берет под контроль свои чувства.
Она обещает не делать ничего, что ей запрещается делать. Она просит, как и раньше, просто приходить к Питу. Приходить и смотреть на него.
– Думаю, если я буду уверен в вашей адекватности, я с легкостью позволю вам продолжать навещать его, - с улыбкой отвечает врач.
Китнисс неприятны его прикосновения, но она абстрагируется от происходящего, как делала тысячу раз в своей жизни. Она представляет, что ее окружают камеры и зрители. И все же она переигрывает: обнимает этого высохшего сутулого врача, стараясь не морщиться от сладкого дурманящего запаха, пропитавшего всю его одежду. И, отстраняясь, сжимает в ладони вытащенный из халата пластиковый ключ.
Джоанна Мейсон, наверное, единственная, смогла бы оценить всю безрассудность поступка Китнисс. Но Джоанна больна и не встает с постели.
Китнисс совсем одна.
Доктор ободряюще улыбается ей.
– Но неужели вы пришли только ради этого, мисс Эвердин? Или, - вновь пауза, - вы позволите называть себя Китнисс?
Девушка уже успела отстраниться и сделать пару шагов в направлении выхода. Но слова доктора просто пригвождают ее к месту. В ответ на заданный вопрос она лишь кивает, улыбка сползает с ее лица.