Привычка выживать
Шрифт:
Дни тянутся за днями, однообразно скучными и безрадостными. Китнисс неохотно рассказывает о посторонних вещах, но никогда – о том, что действительно важно. Эффи нарушает неписанное правило и спрашивает Китнисс, не хочет ли та увидеть могилу своей сестры. Сперва Китнисс вспыхивает от злости, но быстро приходит в себя. И соглашается; почему-то при Эффи с внимательным и добрым взглядом ей не стыдно плакать.
– Почему ты так уверена, что прощаться – важно? – интересуется Каролина, привыкшая к тому, что похороны в Панеме играют ту же роль, что дни рождения и свадьбы: на них демонстрируют вечерние туалеты,
– Она научила меня. Другая я, - отвечает Эффи и показывает девочке сложенный вчетверо лист бумаги, уже обтрепавшийся по краям. – Я самой себе написала письмо. Врачи сказали мне (еще другой мне), что однажды я захочу вернуть то, от чего отказалась. Природа человека, - Бряк улыбается, - забыв все, что я хотела забыть, я забыла и причину, по которой хотела все это забыть. В этом письме я саму себя умоляю не пытаться повернуть время вспять.
Получается у Эффи с трудом. Она слишком часто достается лист бумаги и пробегает его глазами. Хеймитч застает ее за этим занятием поздно ночью и не чувствует никакой радости, когда капитолийка вздрагивает, стоит ему только обнаружить свое присутствие.
– Подумать только, - говорит он, пытаясь держаться вертикально, - но я согласен со Второй.
– С Энорабией? – уточняет Эффи из вежливости. – Она весьма нелюбезна. Хотя, конечно, со мной мало, кто любезен здесь, но Энорабия как-то особенно не любезна.
– Я действительно все порчу, - Эбернети оставляет ее слова без внимания. – Но я знаю, почему ты поступила так. И я уверен, что будь у нас всех такая возможность, мы все предпочли бы забыть.
– Спешу заверить тебя, что от потери памяти проблем не становится меньше, - заявляет Эффи. – Меня постоянно вводят в заблуждение по поводу тех, с кем знакомят. А еще рассказывают то, что со мной вроде бы происходило, и, боже мой, эту ложь невозможно слушать!
– Хочешь, я расскажу тебе о тебе? – Хеймитч собирается сесть рядом с ней, но сперва спрашивает разрешения. Эффи кивает и предполагает, что на нее вывалят очередную порцию невероятной лжи. Но Хеймитч отводит глаза. – Ты была невыносима. Безвкусная одежда, кричащие цвета, парики, которые тебе не шли, и этот писклявый голос, от которого разрывались ушные перепонки…
Эффи слушает внимательно, впервые чувствуя свою причастность ко всему происходящему. В какой-то момент она даже позволяет себе любоваться сидящим рядом с ней мужчиной. Ей нравится, как он говорит о своих бывших подопечных. Китнисс Эвердин. Пит Мелларк. Эффи сейчас сложно запоминать имена и лица, но эти имена звучат очень знакомо, и есть в них что-то близкое, что-то, что заставляет ее сердце биться быстрее и чувствовать робкую, но постепенно растущую надежду.
Ей позволяют сопровождать Китнисс и Гейла к мальчику, но не пускают даже в комнату с матовым окном. Эффи остается снаружи, прохаживается по коридору, который кажется ей лишь пустым и отвратительно освещенным. Затем Эффи замирает и смотрит на Гейла. Почему-то белый свет заставляет ее вспомнить об одной сказке, сказке, которую по памяти пересказала ей Каролина, терпеливо пережидающая очередную попытку сооружения невероятной прически.
– Поцелуй истинной любви? – морщится Гейл, когда Эффи делится с ним своей надеждой. – Что за глупость?
Эффи морщится и бьет Гейла острым кулаком
Когда Эффи заплетает девочке волосы, Каролина по памяти пересказывает все прочитанные ею истории из богатой библиотеки своего деда. Вечерами девочка рисует на белых листах сады Президентского дворца, или то, что успела увидеть во время путешествий со своим дедом за пределы территории столицы. Путешествия эти были очень редкими и проводились в совершенной тайне, но все же случались. О них девочка тоже рассказывает с охотой.
Обычно Китнисс не встревает в разговор, устраиваясь в кресле в самом темном углу, но она слышит каждое произнесенное слово. Редко к ним присоединяется Хеймитч, хотя и презирающий все придуманное и написанное в книгах, которые ему редко удавалось читать, но не спешащий разрушить таящееся в сказках волшебство своим цинизмом.
Китнисс узнает о том, что такое поцелуй истинной любви, хотя и не верит в любовь. Любовь в ее жизни была лишь способом выживания, поцелуи вымаливали у спонсоров хлеб и воду. Да, они спасали от смерти. Но разве была в них истинная любовь? В них была вера в то, что в истинную любовь поверят другие. Но это было давно, очень давно. Теперь, когда у нее нет надежды, она склонна надеяться пусть даже на призрачный поцелуй.
Вслух Китнисс не говорит о своих мыслях ни с кем из присутствующих.
***
Только один раз Китнисс заставляет навестить себя болеющую Джоанну. Она надеется, что та не проснется во время короткого визита, но болезненный сон, вызываемый таблетками, отчего-то не спасает Китнисс от неприятного разговора, который она же сама и начинает.
– Он любил тебя? – спрашивает Китнисс, пытаясь представить не того Пита, который бьется головой о мягкие стены, выкрикивая проклятия и мольбы.
– Нет, - отвечает Джоанна. – Он любил тебя, даже оставаясь равнодушным.
– Но он был с тобой, - Китнисс пытается не думать о том, какой смысл вкладывает в свои слова, пытается не представлять, как Пит целует и раздевает Джоанну, как они ночами делят одну постель.
– Ты была мертва. Он тоже был мертв, в каком-то смысле, - Джоанна фыркает. – Тебе больно от осознания того, что он был со мной? – Китнисс поджимает губы и хочет наговорить Мейсон гадостей. – Тогда оставь его в покое. Оставь его в покое и останься несчастной. Или же повзрослей. Это все чертова жизнь, Китнисс. Не сказка, в которую не верит даже Каролина.
Китнисс изо всех сил пытается повзрослеть.
Она проводит день за днем, сидя перед матовым стеклом и наблюдая за Питом, который разговаривает с кем-то, кого на самом деле нет. Она пытается простить его за все, что он совершил. Она пытается не винить его, проклинает жизнь, сотворившую с ними такое. Иногда у нее получается видеть в нем того человека, который дал ей хлеб. Но порой, даже закрывая глаза, она видит только его безумный взгляд.
Ей совсем не хочется сдаваться, но его приступы ломают ее психику. Им неоткуда ждать помощи, никто не придет и не спасет их, потому что все и так спасены, всем нужно научиться жить с тем, что уже не получится исправить.