Приятных кошмаров

Александрова Наталья Николаевна

– Что это значит? – удивился Птичкин.

– Не напоминай! – простонала Анфиса. – Этот кошмар у нас еще впереди!

– Да я ручаюсь, что все будет отлично! – разливался Маркиз. – Джуля, девочка, иди сюда! Поедем на дачу?

Пуделиха немедленно дала согласие.

– Но если вы возьмете с собой вашего гиганта большого секса, – злорадно заговорила Анфиса, – то не будете знать ни минуты покоя.

– Да, вы правы, – подумав, согласился Леня. – Что же делать? Одного его на два дня оставить нельзя…

– Отдайте его нам! – предложила Анфиса. – Я обещаю о нем позаботиться.

Всю дорогу до дома Леня тяжко вздыхал в машине. Он предчувствовал, какой скандал закатит ему Лола, узнав, что придется отдать песика на два дня в чужие, тем более Анфисины руки.

Галактион Галактионович Саянов, прибыв в собственную юридическую контору, вызвал к себе своего помощника Виктора Алсуфьева.

– Виктор Викторович, – скрипучим голосом начал он, – в этом деле о наследстве вскрылись некоторые дополнительные обстоятельства.

Он снял черные очки и внимательно поглядел на своего помощника, в лице которого не дрогнул ни один мускул.

– Какие же? – без излишней поспешности поинтересовался он.

– Дело в том, что один из трех наследников, Георгий Андреевич Птичкин, оказался жив.

– Жив? – удивился Алсуфьев. – Как так – жив? Разве он не погиб в автомобильной аварии десятого апреля?

– Произошла путаница, погиб другой человек, – коротко ответил Саянов, – личность Птичкина удостоверила жена, кроме того, он предъявил подлинные документы. Птичкин утверждает, что на него было совершено покушение и он боится за собственную жизнь. Поэтому сейчас он находится на своей даче, завтра вечером уедет оттуда в безопасное место и прибудет только двадцатого мая в одиннадцать ноль-ноль к нам в контору, на оглашение завещания. Так что я вас прошу внимательнейшим образом перечитать еще раз все документы по завещанию и подготовить их к двадцатому.

– Все будет сделано, не беспокойтесь. – Алсуфьев вышел из кабинета.

Галактион Галактионович подозрительно глядел ему в спину, но ничего необычного не смог на ней обнаружить. Строго говоря, его помощник держался как всегда. Но это, разумеется, ни о чем не говорило.

Саянов посидел немного за столом просто так, привычным жестом потер глаза и вызвал секретаршу Аллочку.

Аллочка появилась через десять минут, на подносе, который она держала в руках, стояла чашечка кофе, такого, какой любил Саянов – очень крепкого, сладкого и без сливок.

Саянов помешал кофе, попробовал и невольно поморщился:

– Деточка, вы положили мало сахара. Я же просил – три ложки.

– Ох, простите! – Аллочка выпорхнула и через минуту влетела в кабинет с сахарницей. Руки ее так дрожали, что сахар высыпался прямо на стол.

– Не волнуйтесь вы так! – Саянов сам вытер стол бумажной салфеткой. – Ничего страшного не случилось. Или у вас что-то произошло? – Он испытывающим взором взглянул на девушку.

Была она

не то чтобы некрасива, но какая-то незаметная, блеклая.

«Как бледная моль», – с неудовольствием подумал вдруг адвокат, хотя раньше этого не замечал. Наоборот, из всех претенденток он выбрал в свое время именно Аллочку, потому что она выгодно отличалась от этих бесчисленных одинаковых кукол Барби, которые заполонили в последнее время приемные всех фирм и контор. Саянов выбрал скромную, почти ненакрашенную Аллочку и не ошибся: девушка оказалась грамотной, дисциплинированной и внимательной, никогда ничего не путала в документах.

– Да, вот как бывает, – проговорил он, отхлебывая кофе, – я и сам, признаться, сегодня не в своей тарелке. Это дело по наследству Ланскера… последний, третий наследник погиб, но предыдущий оказался жив.

– Что вы говорите? – протянула Аллочка.

– Ну да, оказывается, в той автомобильной аварии погиб не он, а посторонний человек. А он скрылся, потому что опасался за свою жизнь. Утверждает, что это было покушение, что его чуть не убили.

– Мания преследования! – фыркнула Аллочка.

– Возможно, – согласился Саянов, – очень возможно. Но слово клиента – закон, так что мы должны принять его условия. А он действительно боится и поэтому все время переезжает с места на место. Одну ночь ночует у родственников, другую – у знакомых. В последний день, то есть послезавтра, они с женой будут на даче, а оттуда прямо приедут к нам в контору к одиннадцати часам на оглашение завещания. Он очень просил никому не рассказывать о его перемещениях.

– Бывают же такие ненормальные! – фыркнула Аллочка.

– В нашей профессии бывает все! – вздохнул адвокат. – Это еще не самое удивительное… Можете забрать чашку, спасибо.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он долго качал головой.

– Люблю читать старые журналы, – Маркиз взглянул на Лолу поверх очков с простыми стеклами, которые он надел, чтобы издали его можно было принять за Георгия Андреевича Птичкина. Ростом и телосложением они были похожи, а Гошин свитер в темно-синих ромбах должен был довершить сходство.

– Вот, обрати внимание, сколько оптимизма и веры в светлое будущее:

«Ученые считают, что в двухтысячном году люди будут проводить отпуск на Луне, пользуясь лечебно-оздоровительными свойствами пониженной гравитации, климат будет улучшен, так что под Архангельском можно будет выращивать ананасы, в каждом доме будет видеотелефон, а вычислительные машины по своим размерам не будут превышать обычный платяной шкаф…» Журнал «Техника молодежи», шестьдесят четвертый год… Ты как, не собираешься в отпуск на Луну? Представляешь, сбросить сразу килограммов тридцать-сорок живого веса! Мечта любой женщины!

– Только не моя! – отрезала Лола. – Ты что, считаешь, что я толстая? Так это только в гриме!

Действительно, если Леня выглядел почти так же, как всегда, Лола изменилась до неузнаваемости. Несколько объемных кофт, свитеров и подложенных в характерных местах подушечек преобразили ее фигуру. Накладной бюст постоянно сползал, и его приходилось то и дело поправлять. Жесткий черный парик из натурального конского волоса напоминал воронье гнездо, из которого только что вылетели птенцы. Макияж, больше всего похожий на боевую раскраску вождя племени ирокезов, ожидающего в гости соседа, довершал облик. В общем, издали и при плохом освещении Лолу вполне можно было принять за Анфису Саркисовну Птичкину. Поэтому Лола в сопровождении пуделихи Джульетты время от времени выходила на крыльцо дачного домика Птичкиных, чтобы возможный наблюдатель смог убедиться: хозяева дома. Джульетта нервничала и одна в саду оставаться не желала, несмотря на прекрасную погоду.

Леня из дома не выходил, только изредка показывался возле окна.

– Всегда мне достается самая сложная работа, – недовольно пробормотала Лола, в очередной раз возвращаясь с крыльца, – сам тут сидишь, журнальчики почитываешь, а женщину выгоняешь на передовую!

– Во-первых, это ведь ты у нас – гениальная актриса, ты можешь достоверно сыграть Анфису, так что ни у кого не возникнет сомнений, да и загримирована ты гораздо лучше. Во-вторых, охота идет именно на меня, то есть на Птичкина, которого я изображаю, и твой знакомый, любитель Чехова и острых ножей, запросто может подстрелить меня, если я выйду на улицу…

– Поэтому ты предпочитаешь рисковать моей жизнью! – возмущенно пробурчала Лола.

– Тебе совершенно ничего не грозит! И вообще бери пример с него, – Маркиз указал на третьего участника сцены, который молча сидел в глубоком кресле, не издавая ни звука, – вот кто больше всех рискует, а ведь не жалуется и не качает права, как некоторые!

– Вот и работай с ним! – фыркнула Лола, покосившись на молчаливого свидетеля их перебранки.

– Он кофе варить не умеет! – жалобно проговорил Леня. – А ты очень хорошо варишь! Лолочка, свари еще кофейку, а то в сон клонит – просто ужас какой-то!

– Ты что, думаешь, если загримировал меня под Анфису, так я тебе и кофе сварю, как она? Хвалил ее кулинарные способности – вот к ней и обращайся!

– Где же я ее найду? – Леня тяжело вздохнул и направился на кухню. – Придется самому варить, раз уж ты не в настроении!

Он включил кофемолку, мелко смолол ароматные зерна, засыпал их в медную джезву и поставил ее на огонь.

Подходил к концу второй день их пребывания на даче Птичкиных, и совершенно ничего не происходило. Накануне они с Лолой нервничали, вздрагивали от каждого шороха, то и дело вглядывались в окна и принимали каждую тень, каждого человека, прошедшего по дороге мимо забора, за таинственного убийцу, но все надоедает, и им надоело волноваться. На второй день своей засады они стали гораздо спокойнее: Маркиз перелистывал старые журналы, Лола вспоминала драматические монологи из когда-то сыгранных спектаклей, да время от времени они лениво, вполсилы переругивались. Джульетта большую часть времени мирно посапывала под креслом. Как у всякой дамы в интересном положении, у нее чередовались периоды сонливости и нервного возбуждения.

Леня выпил еще одну чашку кофе – то ли шестую, то ли седьмую за этот день, но она совершенно его не взбодрила.

Он вернулся в комнату и снова раскрыл журнал.

– А еще тут пишут, что в двухтысячном году у каждой семьи будет свой собственный летательный аппарат… Хоть маленький, но свой! Лолочка, у тебя есть летательный аппарат?

– На что это ты намекаешь? – повернулась к нему Лола. – Это у Анфисы твоей личное летательное помело, на шабаш летать!

– Ну, такие летательные аппараты у большей части женщин еще в Средние века были, – протянул Леня, – прогресс тут ни при чем!

– Ну, что, – Лола поглядела на часы, – долго еще мы будем тут воду в ступе толочь?

– Часов до десяти надо подождать, – ответил Леня, переворачивая журнальную страницу, – нужно довести дело до конца…

– Признайся уж, что эта идея с самого начала была идиотской! – Лола снова начала накаляться. – Два дня сидим в этой мышеловке, изображая кусок сыра… Любой сыр за это время зачерствел бы! А твоя обожаемая Анфиса сейчас наверняка плещется в ванне с ароматной пеной… у, ворона! А нам здесь приходится торчать в антисанитарных условиях! Ванну на даче сделать не могла, швабра старая!

– Лолочка, – проговорил Леня примирительно, – твои ревнивые нотки совершенно неуместны и даже оскорбительны! Как ты могла подумать, что я могу заинтересоваться такой женщиной?

– Ага, а сам на ее бюст пялился! – воскликнула Лола, но тут же опомнилась: – При чем тут ревность? Ревность тут абсолютно ни при чем! Мы с тобой что – муж и жена? Мы с тобой – сотрудники… Тьфу, соратники… Или напарники… Ну, или компаньоны…

– Напарник, а кто будет готовить ужин?

– Ну ладно, так и быть! – Лола встала и двинулась на кухню. – Так и быть, посмотрю, что там можно приготовить!

– Только недолго, – Леня открыл следующий журнал, – представляешь, а здесь пишут, что в двухтысячном году у каждой семьи будет свой персональный кухонный робот!

– Вот пусть тебе робот и готовит ужин! – огрызнулась Лола. – А вообще я думаю, что они имели в виду жену.

Лола открыла морозилку. Честно говоря, она давно уже не готовила сама и почти разучилась это делать, но для Лени она готова была на многое. На многое, но, конечно же, не на все.

Действительно, не чистить же сейчас овощи! Руки после них не отмоешь! И рыба – она так пахнет!

Лола отложила в сторону вакуумную упаковку форели и остановила свой выбор на готовых отбивных, которые достаточно было положить в микроволновку и разогреть. Она вспорола упаковку острым, лазерной заточки ножом, выложила отбивные на тарелки и поставила их в печь.

Решив, что совершила очень большое хозяйственное усилие, граничащее с подвигом, она поставила таймер микроволновки на десять минут и пошла в кладовку выбрать бутылку вина к ужину.

Дело в том, что на даче у Птичкиных было очень много замечательного домашнего вина. Георгий Андреевич, как настоящий прирожденный химик, не мог остаться равнодушным к самому традиционному разделу прикладной химии – виноделию и самогоноварению. Если его великий предшественник Менделеев сделал неоценимый вклад в производство водки, так что его даже увековечили на этикетке одного из популярных сортов, то Птичкин специализировался на изготовлении вина из подручного сырья – садовой малины, смородины, крыжовника и яблок.

Накануне, в первый день ожидания, Лола и Маркиз продегустировали разные виды домашней продукции выдающегося химика, и самое сильное впечатление на Лолу произвело замечательное малиновое вино, точнее, не вино, а наливка, не уступавшая по вкусовым качествам горячо любимым Лолой знаменитым ирландским сливочным ликерам.

Правда, Леня настаивал на том, что им нужно сохранять свежую голову, и они дегустировали домашние вина буквально наперстками. Теперь же Лола решила, что с засадой у них вышел полный облом, и поэтому вполне можно выпить побольше замечательного малинового вина. Она взяла с полки темную, слегка запыленную, как в настоящем винном погребе, бутылку, осторожно обтерла с нее пыль и направилась в комнату.

– Отбивные будут готовы через десять минут! – проговорила она с порога.

Леня ничего ей не ответил.

В первый момент Лола не почувствовала беспокойства. Она неторопливо шла по чуть поскрипывающему крашеному дощатому полу, сжимая в руке тяжелую прохладную бутылку, и предвкушала тихий спокойный ужин, неторопливый разговор…

И вдруг в вечерней полутьме, постепенно заливавшей комнату, она увидела журнал на полу.

Лола не видела от дверей третьего, терпеливого и неразговорчивого участника засады, который сидел в глубоком кресле спиной к ней, но журнал, который он только что держал в руке, валялся на полу.

Может быть, он просто уронил его?

Может быть, но сердце Лолы бешено забилось, она напряглась, тверже сжала в руке тяжелую бутылку, крадучись обошла тяжелое кресло.

Худощавая мужская фигура безвольно полулежала в кресле, уставившись в потолок широко открытыми неживыми глазами. Горло было от уха до уха располосовано огромной, аккуратной, как хирургческий разрез, раной.

Эта рана была похожа на второй рот, разинутый в приступе чудовищного, истерического смеха.

Перед глазами Лолы встала комната в Ломоносове и труп Михаила Сыромятникова с такой же раной на горле, и она едва смогла сохранить самообладание при этом воспоминании.

Тогда труп был залит кровью, и кровь была вокруг – на полу, на мебели, на одежде убитого.

Сейчас крови, конечно, не было – в аккуратном разрезе темнела пустота. Пустота, которой и полагается быть внутри манекена.

Манекен, одетый в свитер и брюки Георгия Птичкина, третий и самый терпеливый участник засады, полулежал в глубоком кресле с жестоко перерезанным горлом.

На полу возле его ног валялось орудие убийства – острый немецкий нож лазерной заточки, которым Лола только что вскрывала упаковку отбивных. Нож с ее отпечатками пальцев.

Лола успела подумать, что теперь ей не отвертеться – как пить дать, ее арестуют по подозрению в убийстве манекена – и в ту же секунду услышала, что из соседней комнаты, точнее из прихожей, доносятся приглушенные звуки бесшумной, но ожесточенной борьбы.

Бросившись туда, она увидела на полу два сцепившихся в смертельной схватке мужских тела.

Рослый человек в темном свитере и закрывающей лицо черной шапочке-шлеме с прорезями для глаз прижал к полу более худощавого и миниатюрного Маркиза и старался дотянуться пальцами до его горла. Леня, убежденный противник насилия во всех его формах и проявлениях, шарил по полу свободной левой рукой, пытаясь нащупать откатившийся в сторону пистолет. Все это происходило в полной тишине, нарушаемой только тяжелым хриплым дыханием борющихся мужчин.

Злоумышленник в черном дотянулся наконец до Лениного горла и сцепил на нем пальцы. Маркиз захрипел, задыхаясь.

Лола, которая смотрела на происходящее в ужасе и растерянности, наконец вышла из охватившего ее ступора и, хорошенько размахнувшись, опустила на голову злодея бутылку, которую она все еще сжимала в руке.

Темная фигура обмякла и скатилась с Маркиза. Леня откашлялся, с трудом перевел дыхание и, пошатываясь, поднялся на ноги.

Незваный гость лежал на полу, не подавая признаков жизни. Его черная шапочка намокла и потемнела, темно-красная лужа растеклась на полу вокруг его головы. Лицо и одежда Маркиза тоже были забрызганы темно-красным.

– Здорово… здорово ты его приложила! – с трудом, преодолевая боль в горле, проговорил Леня.

По полу процокали когти, и в прихожей появилась пуделиха Джульетта, до сих пор спокойно где-то спавшая.

– Собака, называется! – укоризненно сказал ей Маркиз. – Гавкнуть не могла! Чужой человек в дом забрался, а ты спишь, как пьяный сурок!

Джульетта взглянула на Леню с видом оскорбленного достоинства, говоря своим взглядом, что она не какой-нибудь дворовый сторожевой пес, а благородная, породистая декоративная собака, и принялась тщательно вылизывать темно-красную лужу. Маркиз уставился на нее в испуге и прошептал:

– Что ты делаешь? Это же кровь!

– Что с тобой, Ленечка? – заботливо окликнула его Лола.

– Она… Джульетта… она лижет кровь! Человеческую кровь! – В Ленином голосе звучал неподдельный ужас.

– С чего ты взял?

Леня лизнул темно-красную жидкость, которой были забрызганы его лицо и руки, и облегченно расхохотался: все вокруг было залито сладким малиновым вином из разбившейся бутылки.

Человек в черном застонал и пошевельнулся.

Маркиз перекатил его на бок и связал руки куском крепкой бельевой веревки. Затем он снял с него черную шапочку.

Олег Петрович Нестеровский – хотя вряд ли это было его настоящее имя – снова застонал и открыл глаза. Увидев Лолу в сбившемся парике, он удивленно заморгал, словно не веря своим глазам, и хрипло проговорил:

– Это… вы? Вы живы?

– Как видите, – Лола усмехнулась, – сейчас вы тоже будете говорить, что в Ялте удивительно скучно, и предлагать моей собаке кусок ветчины?

Нестеровский скосил глаза на Джульетту и удивленно произнес:

– Кажется, у вас была другая собака…

– Однако за время пути собака могла подрасти, – ответила Лола, – как видите, я помню не только Чехова, но и Маршака.

– И долго вы собираетесь кокетничать? – недовольно оборвал ее Маркиз. – Хочу напомнить тебе, дорогая, что этот обаятельный господин убил как минимум двоих, а нас с тобой не прикончил только по недоразумению. И что его с большим нетерпением дожидаются в отделе по расследованию особо тяжких преступлений.

Галактион Галактионович Саянов вызвал в кабинет секретаршу Аллочку.

Девушка появилась на пороге, держа в руках блокнот и ручку. Она преданно уставилась на шефа, ожидая распоряжений. Саянов внимательно разглядывал ее лицо, выдерживая драматическую паузу. По ее бледному, некрасивому лицу пошли красные пятна.

– Я недостаточно хорошо вам платил? – спросил наконец юрист. – Или грубо с вами обращался?

– Нет, Галактион Галактионович, – пискнула секретарша, – что вы, Галактион Галактионович… я очень всем довольна…

– Тогда почему вы предали нашу фирму?

– Я… нет… я ни в чем не виновата… я никого не предавала…

– Да? – саркастически осведомился Саянов и бросил на стол фотографию – холеное, самодовольное мужское лицо.

Аллочка разрыдалась.

– Вы уволены, – сухо проговорил юрист, – и скажите спасибо, что я не передаю вас в руки правосудия!

Глядя вслед выбежавшей из кабинета секретарше, он подумал, правильно ли поступает, выбирая на эту должность некрасивых девушек. Возможно, «кукла Барби» не стала бы такой легкой жертвой самодовольного обольстителя.

Ровно в одиннадцать часов в кабинете Галактиона Галактионовича Саянова собралась достаточно пестрая компания.

Собственно говоря, присутствовать на оглашении завещания должны были только супруги Птичкины, как лица напрямую в этом завещании заинтересованные, однако Анфиса Саркисовна настояла на участии в этом мероприятии Нины Евграфовны, с которой она в последнее время совершенно удивительно сблизилась на почве практичного отношения к жизни и попыток удержать легкомысленного Георгия от необдуманных шагов.

Гуля, в свою очередь, потребовал пригласить Маркиза и Лолу, как людей, защитивших его жизнь и интересы и имеющих потому право присутствовать на последнем акте трагедии.

В довершение общей картины в кабинете юриста имели место такие колоритные персонажи, как темпераментная пуделиха Джульетта и любвеобильный чихуа-хуа Пу И. Собак попросту не с кем было оставить, и хотя они явно были неуместны в солидном юридическом офисе, господин Саянов учел важность происходящего события и закрыл глаза на правила этикета, приказав изумленному охраннику пропустить собак в свой кабинет.

Так что теперь Джульетта и Пу И сидели по разные стороны стола и обменивались страстными взорами, представляя замечательную иллюстрацию к классическому итальянскому роману «Разлученные».

Анфиса Саркисовна и Нина Евграфовна сидели рядом и перешептывались, как старые подруги, Георгий Андреевич тяжело вздыхал, испытывая муки совести из-за неожиданно свалившегося на него наследства, и только Лола и Маркиз выглядели в этом кабинете вполне уместно и благопристойно – оба в хороших деловых костюмах от Армани и с подобающими случаю серьезными лицами.

Открылась дверь, и новая секретарша, заменившая со скандалом уволенную нынешним утром Аллочку, внесла поднос с кофе.

Галактион Галактионович строго оглядел присутствующих, откашлялся и приступил к оглашению завещания.

Лола подумала, что в нем явно пропадает драматический актер: он читал официальный документ так, как будто это была греческая трагедия, и сумел вызвать у всех присутствующих истинное волнение.

Что, конечно, было немудрено, когда он назвал сумму, являющуюся предметом завещания.

– Вышеупомянутый клиент фирмы, – произнес Саянов голосом первосвященника, – оставляет принадлежащую ему собственность в акциях и ценных бумагах на общую сумму шестьдесят четыре миллиона долларов США…

Нина Евграфовна громко ахнула, а Анфиса издала такой сексуальный стон, что Лола взглянула на нее с подозрением, и в голове у нее появилось возможное объяснение Гулиной супружеской верности.

– …оставляет принадлежащую ему собственность гражданам России Михаилу Сыромятникову, Алексею Модестову и Георгию Птичкину, оказавшим клиенту фирмы неоценимую услугу, в равных долях. Если на момент смерти завещателя кого-то из перечисленных граждан России не будет в живых, указанная собственность распределяется в равных долях между остальными. Если не будет в живых никого из перечисленных лиц, указанную собственность наследует племянник завещателя Аллен Савицки…

– Находящийся в данный момент в КПЗ по обвинению в целом ряде тяжких преступлений, – прошептал Маркиз, – причиной которых и послужило дядино завещание…

Саянов недовольно покосился на Леню и продолжил чтение документа.

– Ну что ж, – Птичкин поглядел на Леню, – теперь настала пора нам с вами подвести итоги. Вот, – он протянул плотный конверт, – ваше вознаграждение, по десять тысяч долларов вам и вашей партнерше. Она рисковала жизнью… притом дважды.

– Угу, и Пу И тоже, – рассмеялся Маркиз и стал серьезным. – Мы в расчете, поскольку я начал заниматься этим делом по собственно инициативе, чтобы помочь старому другу.

– С вами приятно было иметь дело, – любезно сказал Птичкин, – но…

– Но? – Маркиз поднял брови. – Какое же но?

– Нет, я не о вас, – смутился Георгий Андреевич, – просто непривычно как-то… я чувствую себя каким-то самозванцем… У Михаила, оказывается, жена осталась, и мальчишек двое… она еще раньше от него ушла, когда он пить стал сильно… Модестов, опять же…

– Так-так, – Маркиз внимательно поглядел на Георгия, – послушайте-ка, что я вам скажу на прощание. Запомните раз и навсегда: вы ни в чем не виноваты. Вы не виноваты, что Аркадию Ланскеру пришла в голову мысль отблагодарить людей, которые когда-то давно совершенно безвозмездно спасли ему жизнь. Вы не виноваты также в том, что его внучатый племянник оказался подлецом и убийцей. Вы не виноваты, что остались живы в той аварии, а погиб киллер, такая уж судьба. Вы не виноваты в том, что жена Модестова осталась вдовой, а ваша – нет. Вы не виноваты в том, что жена Сыромятникова от него ушла. Вы можете поступать как хотите, но выслушайте совет: не вздумайте делиться наследством. Жена Модестова еще достаточно молода и здорова, от мужа ей остались вполне приличные средства. Разыщите семью Сыромятникова, помогите им, квартиру купите, что ли, в Ломоносове или, если они захотят, в городе. Устройте мальчишек в приличную школу, но не приучайте их к мысли, что есть добрый богатый дядя, который мучается непонятной виной и готов каждый месяц оплачивать все их капризы! Этим вы никому не поможете, а только навредите!

– Пожалуй, вы правы… – протянул Птичкин, – спасибо за науку… Кстати, о науке… Бабы мои совсем с цепи сорвались, что старая, что молодая, покоя никакого. Отправлю-ка я их в Париж недельки на три, пускай там магазины опустошают! А мы тут с Джулькой поживем спокойно, наукой займемся.

– Дело хорошее, – согласился Леня.

– Но одну вещь я должен сделать, – твердо сказал Птичкин, – и вы мне поможете…

К несколько обшарпанному зданию областной больницы подкатил новенький микроавтобус «Мицубиси», белый, с красной полосой. На фоне двух потрепанных больничных «Волг» автобус смотрелся как балерина Мариинского театра среди членов кружка самодеятельности при фабрике «Красная нить».

Автобус бесшумно затормозил, из него выскочили два санитара с носилками и неторопливо вылез человек среднего роста в темном костюме. Он пригладил светлые волосы, поправил очки и прошел в хирургическое отделение, прямо к заведующему.

– По какому делу? – Старуха на вахте снова приоткрыла один глаз. – Кто такие будете? Никак опять мормон? – подслеповато прищурилась она, заметив приколотую к карману пиджака прибывшего пластиковую карточку. «Патриарх Скунс», – было написано на ней.

Человек приветливо улыбнулся и сунул бабке пятисотрублевую купюру.

Заведующий сидел в кабинете и писал.

– Здравствуйте! – сказал «мормон» громко, тщательно выговаривая слова. – Мы вам звонили, по поводу больного Сельдереева…

– Да-да, – встрепенулся заведующий, – что вы хотите?

– Забираем его в Военно-медицинскую академию, – сказал «мормон» обычным голосом, без акцента, – вот направление, – он протянул бумаги.

– Хм… – недовольно нахмурился врач и тут заметил всунутые в бумаги зеленые купюры, – хм, – повторил он с несколько иным выражением, – что ж, в Военно-медицинской ему могут помочь, у них техника, оборудование, а у нас, простите… – он развел руками.

– Это должно ускорить процесс оформления документов, – сказал «мормон», указывая на бумаги и снова забывая говорить с акцентом.

– Несомненно, – согласился заведующий.

Витя Сельдереев лежал в палате у окна и маялся дурью. Вставать он не мог – ноги не ходили. Жена приходила все реже и реже – говорила, некогда. Папиросы кончились. На улице была чудесная погода, но Витю это никак не радовало.

Открылась дверь палаты, и вошел мужчина в темном костюме с темным же галстуком. «Патриарх Скунс» – было написано на карточке, приколотой к карману пиджака.

– О! – обрадовался Витя. – Привет дружественным мормонам от нашей областной больницы.

– Привет! – радостно заулыбался вошедший.

– Слушай, мужик, – заговорил Витя, – а вроде ты в тот раз другой был. Волосы посветлее, лысеешь потихоньку, в очках опять же… А фамилия та же…

– Это просто… у нас у всех такая фамилия, – заговорил гость с несусветным акцентом, – как это сказать… большая семья… тот, другой, есть мой брат…

– Ну, – протянул Витя, – вон оно как…

Он выжидательно уставился на дверь, думая, что сейчас внесут коробки с подарками. Но никого не было. Тогда Витя перевел алчущий взгляд на своего посетителя.

– Давай собирайся, – сказал тот нормальным голосом, без акцента, – в хорошую больницу поедешь.

– Это еще зачем? – Витя даже забыл удивиться, с чего это мормон заговорил так хорошо по-русски.

– Ты на ноги встать хочешь? – рассердился «мормон». – Ну так и не брыкайся. Ребята! – крикнул он в коридор санитарам. – Заходите!

Санитары ловко переложили Сельдереева на носилки и вынесли из палаты.

– Слушай, мужик! – сказал на прощание Витя. – А все-таки я тебя где-то видел. Вот подумаю и вспомню.

– Лучше не думай, а то переутомишься! – посоветовал «мормон».

– Я больше не могу! – со слезами воскликнула Лола и с размаху уселась на диван. – У меня просто нет сил!

– Спокойнее, дорогая, спокойнее! – посоветовал Леня, не отрываясь от газеты. – Все у нас хорошо, мы успешно закончили дело и даже получили за него деньги.

– Нужны мне эти деньги! – тут же завелась Лола. – Какими деньгами оплатить то, что меня сначала стукнули по голове, потом пытались отравить газом, потом чуть не взорвали, а потом заживо замуровали в подземелье! Какими деньгами можно оплатить мои истрепанные нервы, я тебя спрашиваю?

– Однако ты их взяла и уже благополучно истратила на такую ерунду!

– Это не ерунда! – возразила Лола, подняв глаза.

На полочке красовалась изумительная фарфоровая статуэтка: дама в платье с кринолином, под кисейным зонтиком, ведет на поводке крошечную белую собачку.

– Это не ерунда! – повторила Лола. – Это замечательная мейсенская статуэтка самого лучшего периода!

– Но не за десять же тысяч долларов? – возмутился Леня.

– А тебе-то какое дело! Сама заработала, сама и потратила на что захотела!

– Чем же ты недовольна?

– Я не могу спать по ночам, мне снится сырое подземелье, и плита падает на голову, я задыхаюсь от тяжести!

– Ну, раз ты видишь сны, значит, все-таки спишь? – возразил Леня.

– Лучше бы я вовсе не засыпала! – горько пожаловалась Лола. – И в довершение ко всему собственная собака не желает меня видеть!

Действительно, Пу И, которому пришлось два дня провести у чужих людей, в чужой квартире, страшно обиделся на Лолу и теперь не желал с ней разговаривать. Больше того, он даже отказывался от еды. Кот и попугай тоже дулись на хозяев: кот обижался на Маркиза, что тот ушел из дома, поругавшись с Лолой, а попугай злился за компанию.

Словом, в доме все смешалось и все пошло наперекосяк.

– Ты пробовала предложить ему ореховое печенье? – Маркиз наконец соизволил отложить газету и обратиться к Лолиным проблемам.

– Пробовала, – в голосе Лолы зазвучали слезы, – я все пробовала: и сухой корм, и котлетки, и сырой фарш! Он отказывается! Он уже второй день ничего не ест! Эта Анфиса… она его сглазила! Она его чем-то опоила, у нее глаз дурной, черный! Все из-за нее!

– Ну при чем тут она? – необдуманно сказал Леня.

– Да? А если бы она не похитила нашего Пу И, ничего бы вообще не случилось! Со мной, во всяком случае! – запальчиво ответила Лола.

– С тобой – да, но зато мы не сумели бы разгадать тайну убийства Модестова.

– Да, кстати! – Слезы на глазах у Лолы высохли, и сами глаза нехорошо блеснули. – Как поживает Ирма Модестова? Ты уже получил свою порцию благодарностей?

– Не успел, – невозмутимо ответил Леня, – мы с ней как-то не пересеклись.

– То есть? – Лола удивленно подняла брови.

– Видишь ли, как только все разъяснилось и в милиции сказали, что не имеют к ней больше никаких претензий, Ирма сразу же улетела на юг Франции. У ее старого друга и поклонника небольшая вилла в окрестностях Перпиньяна. Он пригласил Ирму отдохнуть от всех страшных событий…

– Праведное небо, сколько же у этой женщины старых друзей! – воскликнула Лола. – Бедный Ленечка, ты остался не у дел.

– Я не в претензии, – спокойно сказал Маркиз, – на то и друзья, чтобы приходить на помощь в трудную минуту.

– Пойду приму ванну, мне нужно поднять жизненный тонус, – лениво сказала Лола и потянулась.

Леня прошел на кухню, чтобы заварить кофе. Пу И, до тех пор безучастно лежавший на стуле, воровато оглянулся на него и потрусил в комнату. Следом тут же пролетел попугай. Осторожный кот Аскольд прошмыгнул незамеченным. Вскоре из гостиной донеслись подозрительные звуки, но Леня, поглощенный процессом заваривания кофе, не обратил на них должного внимания.

Неожиданно из комнаты раздался жуткий грохот. Леня бросился в гостиную и увидел ужасную картину. Полочка с Лолиными безделушками валялась на полу. Все мелочи были разбросаны и разбиты, и самое главное – бесценная «Дама с собачкой» разлетелась на мелкие осколки.

– Что там упало? – поинтересовалась Лола, выглядывая из ванной.

Молчание было ей ответом. По этому молчанию Лола угадала, что случилось самое страшное. Она выскочила из ванной, на ходу обернувшись полотенцем, и влетела в гостиную, как греческая богиня мщения.

– Мерзавцы! Я убью их всех! – закричала она дрожащим от ярости голосом.

Леня ловко обхватил ее сзади и прошипел шайке разбойников:

– Ребята, у вас есть пять минут, чтобы спрятаться, за большее я не ручаюсь!